– Ты тоже заболела? Эй, мне начинать волноваться? – уж больно игриво произнес больной негодник в трубку.
– Зачем я тебе нужна? У меня еще пары, потом работа.
– Какая работа? А я? – спросил нагло Филатов. У меня едва челюсть не упала от столь прямого вопроса. И ему еще хватает совести намекать на подобное? Хотя, конечно, я волновалась. Болеет же.
– Ром, ты же взрослый мальчик. И судя по голосу, чувствуешь себя лучше. Тем более, – я чуть понизила тон, переходя на шепот. Почему-то не хотелось, чтобы кто-то услышал нашу с ним тайну. С другой стороны, лучше бы все знали про «нет никаких нас», чем эти вечные переглядывания и шушуканья.
– Бессердечная! – фыркнул он, а затем тупо сбросился. Взял и скинул вызов.
Я глянула на экран, хлопая ресницами.
– Вот же! Да ты в конец…
– Что такое? – голос Ирки вернул меня в реальность. Я тут же убрала телефон в карман, улыбнулась натянуто, и постаралась больше не думать про дамского угодника. Ну это ж надо! Сколько в нем наглости! О других не думает. А зачем? Ему же там плохо. Однако каким боком здесь я? Если мой чемодан стоит под его крышей, это еще ни о чем не говорит.
В универе слухи о новом преподавателе разлетались быстро. О нем говорили даже в столовой. Казалось, на устах только Макаров. Девчонки мечтательно вздыхали, а парни бубнили, нафига им сдалась мировая экономика. Про меня даже не вспоминали. Вот что удивительно. Тема «Катя/Фил» заглохла. Мы перестали быть в топе обсуждений. Никому не интересна жить местного богатого бабника и его новой подружки.
Однако когда в коридоре у стенда с расписанием я встретила Нинку с Крис, те показушно задрали носик и прошли мимо. Мне хотелось снять кроссовок и кинуть в них, да посильней. Обида душила горло, сжимала, впиваясь иголками.
Забавная штука дружба. Вроде ты веришь в нее, вроде помогаешь кому-то. А потом однажды монета падает другой стороной. И вот уже оказывается, что нет никакой дружбы. И не было никогда. Все это лишь иллюзия. Угода собственным интересам. Нет интереса – нет дружбы.
Хотя Ирка меня приятно удивила. Она продолжала быть со мной. Поддерживала, не упрекала. Наверное, я не в ту сторону смотрела, когда искала дружбу.
После пар поехала на работу. Нет, не работать, а отдать ключи. В итоге совесть взяла вверх. Переживать за Филатова мне не нравилось. Но и думать, что он там один, что ему плохо, что может стать хуже… я не могла допустить этого. Даже если он мудак.
И это мне еще повезло, что сменщица не отказала. Вошла в положение, согласилась подменить. Так что домой я попала к пяти вечера. Без настроения, но с пакетом апельсинов. Не знаю, зачем купила. Просто подумала, витамины в таком случае – штука нужная. А еще зашла в аптеку и затарилась новыми препаратами. Вообще болезнь Ромы влетела в копеечку, так что придется ему меня терпеть. Или возмещать ущерб. Хотя, положа руку на сердце, я просто не знала, куда податься. С жильем были проблемы, при том серьезные.
Пока сидела в универе, кинула объявление на авито, что сниму квартиру с кем-то. Написала, ищу доброжелательную соседку без вредных привычек. Оставалось только ждать. Ну и уповать на Филатова, его благие намерения и совесть.
Когда позвонила в дверь, Рома открыл не сразу. Я уже начала волноваться, но тут замок щелкнул и Фил вышел собственной персоной. Без одеяла, но в куртке. Теплом пуховике.
– Ты в горы собрался? – откровенно удивилась, заходя внутрь. Поставила пакет на полку, и принялась раздеваться.
– Тебе совсем плевать, что я здесь помираю? – недовольно выдал Филатов, громко вздохнув. Будто весь мир против него, несчастного и одинокого.
– Позвонил бы своей Мисс Вселенной, которая поставила сотку, что ты меня бросишь через неделю, – выпалила я зачем-то. Осознав глупость сказанного, отвернулась.
– Обычно, когда я болею, то один.
– В смысле? А мама и бабушка? – я вновь повернулась, глянула на Рому. Вид у него был, словно у уличного кутенка, которого подобрали и принесли в теплый дом. Бровки домиком, усталая улыбка, и главное взгляд такой… добрый, невинный. Мне показалось, кислород на секунду пропал, выкачали его из меня, и из этой комнаты.
Нет! Еще раз нет! Никаких симпатий к этому наглому но, черт возьми, порой милому парню.
– Ну, когда был ребенком, да. Но как съехал, мать обычно не приезжает. А Аня… она другая. Типа, ой, я заболею сама. Тебе меня не жаль. В общем… – он отвел взгляд, поджав губы. Явно хотел сказать что-то еще, но видимо не решился. – Если ты не ужинала, давай вместе. У меня в одиночку аппетита нет.
Глава 23
Ужинали в итоге мы вместе. Я пожарила картошку, сделала салат с помидорами и даже запекла сырников в мультиварке. Рома хоть и ныл, что голова болит, что тридцать семь и семь у него, но поел с аппетитом. Однако опять никаких «спасибо». Молча встал, поставил в раковину тарелку и ушел к себе на диван.
Меня немного накрыло. Что за хамство? Кто его воспитывал? Неужели не научили благодарить? Это же элементарные нормы этикета. Психанув, я пришла к нему в комнату, загородила телек, где вещал Павел Воля. Уперла руки в бока и решительно заявила:
– Ты забыл кое-что, Ром!
Он лениво посмотрел на меня, а я вдруг смутилась. Вспомнила почему-то, как той ночью Филатов лез с поцелуями, его запах и прикосновения. Щеки обдало жаром, что за реакция у организма. С ума сойти.
– Поцеловать тебя? – ответил, наконец, Фил. Легко так, словно мы реально в отношениях.
– Спасибо сказать. Ты, правда, думаешь, что тебе все обязаны? Мне искренне жаль, что у тебя температура. Но хотя бы до благодарности снизойди.
– Это же ерунда. Всего лишь глупое слово. Оно тебе что-то даст?
– Да! И оно не глупое. Оно важное, оно показывает, что… ты относишься к человеку с уважением.
Рома молчал довольно долго. Минут пять, не меньше. Я уже успела прийти к выводу, что зря затеяла эти воспитательные меры. Почувствовала себя дурой. Стою здесь, требую благодарностей. Живу под его крышей и требую.
Мысленно поругала себя. Развернулась, и направилась в коридор. Но тут Фил поднялся с дивана, схватил меня за руку. Дернул на себя, да так резко, что я едва не упала. Мы поравнялись. Хотя это сложно назвать «поравнялись». Рома выше на две головы, шире в плечах и вообще на фоне него я дюймовочка.
– Что? – спросила, смотря на Фила из-под опущенных ресниц. Он чуть наклонился, опыляя горячим дыханием кожу. По спине моментально пробежал табун мурашек, а скулы накрыл румянец. Я отчетливо слышала, как сердце участило ритм, как прыгало до самого горла.
– Спасибо, – прошептал на ушко Рома. Нежно. Ласково. В его голосе не было ноток игривости или сарказма. Мне показалось, он был искренен. И это смущало. Как вчера, когда мы замерли, друг на друге больше положенного времени. Как тогда, когда он пьяным пытался приставать.
– П-пожалуйста.
Фил отдалился, но продолжал нагло рассматривать меня. А я не могла головы поднять. Под его напором терялась. Куда-то пропала уверенность, отвага и… еще что-то важное. Наверное.
– Чем будешь заниматься? – разорвал он тишину.
– Домашку делать, – выпалила молниеносно я. Развернулась на сто восемьдесят и пулей выскочила в коридор.
Остаток вечера мы не пересекались. Сперва я думала, что Рома смотрит телек или чем-то занят, но потом, когда выходила на кухню, заметила: он лег спать. Видимо организм еще не до конца оправился.
В субботу у нас не было пар, зато у меня была работа. Как и в воскресенье. Поэтому утром я встала раньше, приготовила еды себе, и Филатову заодно. Не жалко. Картошку потушила, мясо пожарила, овощи в мультиварке запекла. В общем, полтора часа убила не просто так.
Положила себе обед и ужин в лоточки, остальное оставила Роме, который благополучно спал. Осторожно прикрыла за собой дверь. Работа не ждет.
В кофейне до обеда людей не особо много было. Ходили через раз. Но я то чаи варила, то с десертами возилась. В телефон даже не заглядывала. А потом неожиданно к нам пришел гость, которого я ну в принципе не ожидала увидеть.
Макаров.
Собственной персоной. У меня аж ноги подкосились. Он тоже кажется немного растерялся. Выглядел, правда, круто: волосы назад уложены, пуловер бордовый и черные брюки, облегающие спортивные ноги. С иголочки, одним словом.
– Добрый день, – улыбнулась я настолько, насколько это было возможно.
– Катерина, не ожидал, – Игорь Леонидович тоже улыбнулся. Черты его лица изначально казались мне грубыми, но сейчас в них проскользнула мягкость. Он подошел к барной стойке, поднял голову, внимательно изучив меню за моей спиной. У нас там висела черная доска с наименованием и ценами. Затем перевел взгляд на меня и произнес:
– Эспрессо можно? Не сильно горький будет?
– Можно, конечно. Надеюсь, понравится.
Я пробила на кипере заказ и принялась делать.
– Подрабатываете? – спросил Макаров обыденным тоном. Он почему-то продолжал стоять у барной стойки, хотя все столики были свободными. В зале не было людей.
– Вроде того.
– А я вот, когда учился, официантом подрабатывал, – неожиданно признался молодой педагог.
– Не думала. – Сорвалось у меня.
– Почему?
– Просто… – сложно было говорить с Игорем Леонидовичем. Мне будто шептали на ухо: он твой учитель, держи марку, не ляпни лишнего.
– Я не выгляжу, как человек, который мог работать официантом? – он усмехнулся.
– Типа того.
– Я из обычной семьи. А вы, Катерина, любите кухню?
– Готовить люблю. Но так… на уровне обычного смертного.
Я взяла маленькую кружку и залила туда кофе. Потом опомнилась, что забыла спросить, где он будет пить. Может, надо было в картонный стаканчик.
– Простите, – виновато произнесла, подвигая напиток. – Я… я не поинтересовалась…
– Я планировал посидеть здесь. Кстати, есть минутка, Катя?
Мне хотелось сказать, что никакой минутку у меня нет. И вообще, когда Макаров назвал меня «Катя» звучало это как-то… слишком странно. Словно мы с ним в дружеских отношениях. Он даже интонацию поменял.