— Еще больше люблю землян… — растаяла Мэгги. — Что ж, завтра Артур будет в порядке! Ура!
— Ура!
И вот мы с Борисом уже встретились у высоких створчатых ворот академии.
Дело близилось к вечеру. Шпили Форвана чернели, на пробу протыкая закат, и отбрасывали острые тени-ножи на всю долину.
Что меня сразу смутило, так это то, что Борис был в панамке. Такой, знаете, то ли грибниковой, то ли рыболовной, но ли вообще пчеловодной: с сеткой на всё лицо. Она совсем не шла к его брутальному типажу.
Более того, землянин достал второй такой же убор и нахлобучил мне на голову.
— Идем!
— Куда?
— На болота!
— Э-э. Зачем?
— Ты мне что, не веришь? — возмутился он.
— Естественно, нет, — слегка обалдела я.
— Ну и не верь, — парадоксально обиделся Борис и учапал в закат.
Вот так загадочная русская душа… Я выругалась и потопала за ним. Борис не знал, что в лазарете я на всякий случай прихватила с собой скальпель и ножницы — они были заткнуты у меня за ремень. Нападет — нападу в ответ.
«Кровавая резня землян в академии Форван» — представила я заголовки и фыркнула: вот куда только судьба не заведет, а… И фантазия.
Мы сначала шли сквозь лес — всё темнеющий, все разрастающийся мраком. Потом сквозь мертвый лес — здесь шепоты наполняли старые сосны, поскрипывали сухие ветви на ветру, а рыжая прошлогодняя хвоя мягко проседала под ногами.
План с панамками потерпел крах. В лицо комары нас не кусали, а вот мои голые щиколотки быстро покрылись красными волдырями.
— Хочешь, подую? — предложил Бор, и я гневно отвергла сию идею.
Наконец началось болото. Для меня, столичной жительницы, проводящей по двенадцать часов в сутки за монитором, это было еще одно чудо природы. Что-то булькало и хлюпало в темной влажной массе между кочек. Приятными пробоинами светились бочаги. Алыми каплями горела местная клюква — плодоносящая, как объяснил Борис, весь год.
И вот мы на месте: над гнилостным варевом болота качались пять металлических чашек, подвешенных за веревочки к ветвям деревьев. А в них них мягко светились уложенные на дно кристаллы.
— Четыре дня они висят тут, насыщаясь парами, — сказал Бор. — Потом на два дня я положу их в гнездо нойдичей в Черных горах. Потом на день спрячу в клетку в проточной воде. Потом на два часа уберу в…
— Так, что будет в итоге? — не выдержала я сей сказочности.
— В итоге они преобразятся в Камень Времени, — пафосно заявил Бор. — Его я сварю с палбоной, хэренвой и прочими ингредиентами, чьи названия оставят тебя прискорбно равнодушной, и получу ОВГ.
— ОВГ? — нахмурилась я. — Острый вирусный гепатит, серьезно?
Бор аж захлебнулся возмущением.
— Отвар Взора Грустного! — обиделся он. — Эссенцию, что позволяет увидеть один час из прошлого. Не обязательно своего. Из любого прошлого. Она нужна мне, чтобы очистить свое имя перед Артуром.
— Почему тебе это важно? И от чего очистить?
— Важно — потому что ненавижу быть обвиняемым невиновным. И не хочу, чтобы этот псих реально вытащил мое бедное сердце, как только сдаст свои чертовы экзамены. А он может. От чего очистить… Долгая история. Присядем?
И Борис джентельменски обвел два ближайших пенька.
Признаюсь, меня они не вдохновили. Тем более, что комары продолжали жрать. Я уже шлепнула пару в процессе кровопускания — неприятненько, наверное, умирать во время обеда — и мне не хотелось продолжать подобное извращение.
— Я могу накрыть нас куполом, я умею, — сказал Бор, увидев мои сомнения. — Хотя вероятность взрыва не исключена.
— Ну накрой, — мне было интересно посмотреть на его колдовство.
Землянин стал шептать заклинания, быстро перебирая пальцами, будто на фортепиано играл…
И да, первые два раза плетения бесславно лопались, швыряясь синим пламенем, но оно, ура, лишь гасло в углекислой хмари болот. Зато на третий раз нас накрыло симпатичным будто резиновом шариком. Эдакая зорба магического мира.
— Итак… — сказал Бор, удовлетворенно вздыхая. — Время тебе узнать об Аманде.
Я расправила юбку на коленях и приготовилась слушать.
Глава 33. Рассказ Бориса Отченаша
…Мои первые несколько дней в Форване после того, как я переместился сюда со своей злосчастной скамейкой, были похожи одновременно на фэнтези-сказку и фильм о психических больных. Я все щипал себя за всевозможные места, чтобы понять — глюки или нет, — а люди вокруг обалдевали еще сильнее, потому что им вроде как надо было обо мне заботиться.
Ну, типа, это ведь их ответственность. Притащил землянина — верни, где взял. Покорми землянина. Успокой землянина. Развесели землянина и обеспечь ему комфорт.
Я быстро поймал волну и вконец обнаглел. Требовал свеженьких девственниц, чтоб не печалиться, икры красной и черной, полдневный массаж и другие радости. Потом сибаритство мне надоело и я, как я уже говорил, взялся за работу. Потому что в общем и целом мир мне понравился, и я решил тут остаться, как минимум, на какое-то время.
А может быть, и навсегда.
Примерно через две недели после своего попаданства я познакомился с Амандой и Артуром. Это было эпично: Артур засветил мне бейсбольным мячиком в лицо. Я шел по лужайке, весь такой вдохновленный, сделавший свой первый иномирный финансовый отчет, и вдруг мне ломают нос какой-то кожаной штукой.
И я бы рассвирепел, вконец обезумел, если бы извиняться не прибежала Аманда. Она была… Даже не знаю. Как ледяная кока-кола в запотевшей стеклянной бутылке — да на песчаном пляже, да в самый жаркий летний день. Блондинка — дерзкая, опупенно красивая, говорливая и с такой веселенькой придурью в характере. На войну с ней не пойдешь, а вот в быту с такой цыпой весело и задорно.
А главное — у нее была какая-то сногсшибательная способность со всеми и обо всем договариваться. Идеальная коммуникабельность, всем бы такую. Ее профилем были языки — маг-лингвист, понимаешь — и это очень ей подходило. Фантазерка, она умела материться на сорока чудовищных наречиях. И «чудовищных» тут — вполне себе научное определение.
В общем, прибежала Аманда мой сломанный нос утешать. И меня, как к нему приложение.
— Ой, — говорит, — Мой парень сделал вам больно, пока учил меня подавать. Мне так жаль!
— Может, — говорю, — В топку тогда этого парня? Я бы тебя научил без причинения вреда прохожим.
— Но ведь с причинением веселее! — захлопала ресницами, егоза. — Как бы иначе мы с вами познакомились, мистер Иномирный, звезда академии Форван?
— О, даже так, я уже знаменит?
— Знаменитее всех, — кивнула она серьезно, сграбастала меня за ладошку и потащила к Эдинброгу. — Арти! Подлечишь беднягу?
Он подлечил и сам тоже извинился. Мы разговорились.
Первые полчаса, признаюсь, я смотрел только на Аманду. Впрочем, и Артур мне понравился. Смешной такой, местами надутый, как индюк, умненький. Мы с ним сразу же начали придумывать всякую фигню, а Аманда все смеялась, смеялась… И зубы у нее были, как очищенный миндаль — ровные и белые.
В итоге мы стали дружить втроем. Они-то встречались, конечно. Я снисходительно смотрел на то, как они держатся за руки, пока мы болтаем, как иногда задерживаются за поворотом, чтобы вволю пообжиматься. Ты думай обо мне что хочешь, Вилка, но вообще я нормальный парень, и потому, когда с Артуром спелся, Аманду себе запретил.
Ну красивая, да. И что? Мало тут что ли красивых, в магическом мире? У них на третьем курсе учатся заклятьям, легко заменяющим ринопластику у хирурга.
Так прошел год.
В столицу сообщили, что меня на Землю телепортировать не надо, тут останусь. Артур уже потихонечку отвергал предложения о работе на другие два королевства, которые ему регулярно сыпались: а то непорядок! У нашего правителя, видишь ли, есть такая золотая птичка, как папашка Эдинброг, который скоро мир от Тварей спасет, а у тех двух королей никого нет из великих волшебников! Нехорошо! Артур сначала зачитывал нам приглашения вслух, а потом рвал их и таким модным щелчком поджигал.
«Посмеялись и хватит, — говорил он, — Ненавижу политику, ни за что в нее не сунусь». «Ну Арти, — щекотала его Аманда, — Ну ты чего! С твоим потенциалом ты бы там всех подмял! Изобрази придворного мага, а сам потихоньку встань и над министрами, и над королем, а потом над всеми королями… Власть над миром — это так сексуально!». «Созидание — это сексуально. А наш мир — это три полудохлых страны, сплошное уныние», — фыркал Эдинброг. «В моем мире стран сто девяносто семь», — намекал я. «Три страны — это даже прелестно, симпатично так, атмосферно… Я все равно люблю власть!» — вздыхала она, наматывая локоны на мизинчик. «А я люблю тебя», — отвечал он, и я шумно изображал, как меня тошнит от их сюсюканий.
А потом все изменилось.
Два года назад папашка Артура повесился. И вот тогда начался форменный трындец. Все вдруг, как хищники, обернулись к Эдинброгу. У него реально поехала крыша — то ли от горя, то ли от ответственности, я не знаю. Он замкнулся в себе. На наших посиделках был заторможенный, как соляная статуя.
Я иногда думал: может, и ладно? Оставить его в покое, пусть один побудет месяцок, переживет, как следует? Но Аманда сказала: нет, не надо, он тогда навеки в раковину захлопнется.
И мы тянули Артура, как репку. А он лишь глубже утыкался носом в землю, как будто пытаясь высмотреть там что-то, пытаясь понять, за каким фигом его отец решил уйти в нее чуть раньше срока.
В итоге это вылилось в то, что общались мы с Амандой, а Артур был декорацией. А регулярное общение, знаешь ли, сближает.
И однажды Артур перестал быть нам нужен.
Мы начали встречаться вдвоем. Конечно, нельзя было добить его хрупкую психику, поэтому мы делали это тайно, в таких местах, чтобы не нашли. В лесу, в горах, на отдаленных крышах, в подземельях… Мы валялись под звездами, обливались шампанским и кормили друг друга виноградом.
«Ты настоящая королева», — говорил я Аманде, такая она была красавица. «Не настоящая, увы, — она надувала губки, — А хотела бы!..». «Что ж, за сбычу мечт и драгметаллов!». «За сбычу мечт!» — и мы чокались и целовались, чокались и целовались.