— Ты не слышал, говорят, списали космический корабль третьей экспедиции, тот, что на Плутон летал.
— Да? А почему?
— Не знаю подробностей, но кажется, из-за инфекционного заболевания.
— Да ну?!
— Точно. Иначе разве списали бы такой корабль…
Я не выдержал и вмешался в разговор:
— Говорите, списали? А куда же дели корабль?
Они охотно ответили:
— Как куда? Конечно, на космическую свалку. «Звездную пустыню» знаете? Ее еще называют кладбищем космических кораблей. Туда выбрасывают посудины, зараженные радиоактивностью, с которыми уже ничего нельзя поделать.
— Да, я что-то слышал.
— Корабль оттащили туда на ракете-тягаче и выкинули. Мне рассказывал водитель ракеты.
… Почему выбросили корабль? Почему? Почему? Вероятно, у меня было отчаянное лицо. Ребята недоуменно замолчали. Заметив это, я постарался улыбнуться.
— Вот транжиры! Лучше бы уж уступили какому-нибудь частному лицу. Хотя бы мне.
Ребята тоже заулыбались. На этом наш разговор закончился. Но меня охватило подозрение. Как ни крути, а тут дело нечисто. Случилось что-то ужасное. Такое, что хочется скрыть от посторонних глаз.
Наконец я занял свое место на рейсовом корабле, отправлявшемся на Венеру. Это был новейший корабль весом двадцать тысяч тонн, с фотонным двигателем. Да, неплохие машины курсировали на больших магистралях. Чтобы стать членом экипажа такого корабля, надо быть специалистом класса А и служить в штате инженерно-технического персонала при Союзном космическом министерстве.
Места для пассажиров оборудованы — будь здоров. Я с удовольствием пощупал роскошное, как королевский трон, гравитационное кресло. Перед отлетом я купил в киоске флягу, из которой можно пить при любом изменении атмосферного давления, и особое космическое белье — мою давнишнюю мечту. Белье, разумеется, надел на себя, так что мой багаж составляла одна только фляга. Стюардесса с любопытством оглядела такого легкомысленного пассажира.
Рейсовый корабль под действием нестерпимо ярких лучей солнца бесшумно рассекал черную пустыню. Скорость — девяносто тысяч километров в секунду. В гравитационном кресле было очень удобно. Я проспал почти всю дорогу. Давненько мне не приходилось так крепко спать в космосе.
Корабль скользил, отбрасывая гигантскую треугольную тень на слоистые облака, образовавшиеся от чрезмерного нагрева воздуха. Мы уже проскочили орбиту спутника и шли на снижение. Внешняя оболочка корабля раскалилась до двух тысяч градусов, но внутри температура не колебалась ни секунды — 21 °C. Что ни говори, хорошая посудина.
Восьмидесятикилометровый слой облаков кончился, мы продолжали снижаться. Теперь над головой разливалось матовое, молочно-белое сияние. Внизу смутно желтела грязноватая железистая равнина.
Это была Венера.
Я ступил на осколки метаморфических пород. Мое тело, закованное в броню антитермического костюма, двигалось легко. Впереди, в опаловом свете, словно между небом и землей, маячила призрачная, как мираж, база «Зеленый камень». Слабо поблескивал высокий купол из антитермического стекла.
Миновав защитные люки, я очутился внутри базы. После стодвадцатиградусной жары мне стало холодно. Тело покрылось гусиной кожей. Под гигантским куполом громоздились низкие, наполовину уходившие под грунт здания. Со стеклянного потолка непрерывно падал мелкий, как изморозь, сухой лед. Микроскопические кристаллы, коснувшись рук, плеч, шеи, мгновенно таяли, как дым.
Сан Лин-хяо был в медицинском корпусе. Я спустился туда на нескольких лифтах. Постучал в окошечко со светящейся надписью «Администрация» и сказал, что мне нужно повидаться с Сан Лин-хяо. Минут через пять в дверях появился высокий человек.
— Я Сан Лин-хяо.
— А я…
— Рю!
— Быстро узнали.
Лин-хяо выдавил улыбку. Ярко блеснули очень белые зубы на фоне коричневого, загорелого лица.
— Сообщили друзья с Земли. Кажется, вы что-то проверяете? — Лин-хяо смотрел сквозь меня.
— Да нет, просто я хотел узнать подробности смерти Машу…
— Прочитайте отчет третьей экспедиции.
— Из отчета ничего не узнаешь. Просто, знаете ли, не верится, что вдруг взорвался термоизлучатель электронного молота, осколок угодил в кислородный баллон, баллон лопнул, кислород вытек и… в результате Машу умер. Не верится, и все…
— Может быть, вы хотите сказать, что были другие причины его смерти?
— Нет, почему же, наверно, причина его смерти указана правильно. Но это не простая случайность, вот в чем дело. Как же получилось, что никто не проверил электронный молот? Это непростительная халатность.
— Ну, электронный молот меня не касается, в этой области я не специалист. Но Машу умер именно так, — угрюмо, словно убеждая самого себя, ответил Лин-хяо. Он зашагал вдоль стены. Я медленно последовал за ним.
— А чем болен начальник экспедиции?
Лин-хяо резко обернулся.
— Это не имеет отношения к смерти Машу.
— И все-таки, чем он болен?
— Не знаю. Кажется, его чем-то ранило.
— Хватит врать! Ведь его прямо с космодрома отправили в лечебный центр. А экспедицию распустили только через десять дней.
Лицо Лин-хяо исказила страшная ярость. Глаза запылали, как два черных огня.
— Ты! Какого черта ты к нам привязался? Идешь на поводу у родственников погибшего, а еще космический специалист! Неужели не понимаешь! Адский труд, лишения и муки всей экспедиции-этого тебе мало! Выискиваешь, к чему бы прицепиться? И ради чего? Ради того, что кому-то взбрело в голову невесть что! Ну, говори прямо, чего тебе надо от нас?
— Ничего особенного. Просто собираюсь подать на вас в суд.
— В суд?! — Лин-хяо широко раскрыл глаза и как-то весь обмяк.
— Да. Вы совершили убийство и, чтобы скрыть его, составили этот отчет, подтасовали факты.
Очевидно, что-то в моих словах задело Лин-хяо. Он надвинулся на меня.
— Рю, ты просто спятил! Я не допущу этого, слышишь! Да какое ты имеешь право…
Я рассмеялся. Рассмеялся тем отвратительным смехом, который всегда старался подавлять. Мне говорили, что, когда я так смеюсь, мое лицо делается похожим на морду ящера.
— Я это сделаю, Лин-хяо! Я могу это сделать, один я. А по какому праву, не собираюсь тебе объяснять.
Лин-хяо отвел глаза. Его яростный взгляд потухал, агонизировал.
Зазвучала тихая, простая мелодия. Она коснулась моего слуха и рассказала о далеком-далеком чужом мире. Она обрывалась и ускользала, и я не мог понять, откуда она пришла. А потом понял: она звучала во мне…
…Я снова приехал в лечебный центр на берегу Японского моря. В прошлый раз между облаками иногда проглядывало бледное солнце. Сейчас его не было. Свинцовые волны секли мелкие колючие снежинки. Каблуки глубоко вдавливались в мокрый, тяжелый песок. Я вошел во внутренний двор. Все та же обширная, пустынная территория. Ни человека, ни тени. В коридоре тоже ни души. Широкие окна, стены из легких сплавов с серебристыми дверями. Я читал таблички: «Первый радиационный кабинет»… «Второй радиационный кабинет»… Они мне не были нужны. Я шел от двери к двери. Бесчисленное количество дверей. Навстречу мне беззвучно, как белый призрак, двигалась медсестра. Она прошла мимо, не подняв глаз, словно я был невидимкой. Странно. Почему она не задержала постороннего? Хотя я не чувствовал себя посторонним. Я знал, что мне нужно. За окнами валил снег. Невидимое отсюда море бушевало. Шум волн, белый холод снега леденили душу. «Кабинет картотеки больных»… Взглянув на тускло поблескивавшую табличку, я толкнул дверь. Она распахнулась, издав тихий, щелкающий звук. До самого потолка высились стеллажи с папками. В центре комнаты за письменным столом сидел мужчина в форме медика.
— Покажите карточку Хино, начальника третьей экспедиции на Плутон.
Мужчина вздрогнул и уставился на меня. Потом перевел взгляд на дверь.
— Карточку Хино, быстро!
— Вы… вы кто? Я не имею права… Карточки выдаются только медицинскому персоналу, обслуживающему центр.
Он навалился на стол, широко расставив руки, словно пытаясь защитить свою драгоценную картотеку.
— Знаю. Но дело срочное. Я отвечаю.
— Но… Я не могу!
У меня не было времени на бесполезные препирательства. Если кто-нибудь сюда войдет, меня просто вытолкают взашей. Что ж, надо действовать по способу Квая. Из заднего кармана брюк я выхватил космический сигнальный пистолет. Пуль там не было, когда нажимаешь на курок, из дула вылетает белый язык пламени натрия. Но этот олух испугался — пистолет выглядел грозно. Я легонько приподнял дулом его подбородок.
— Ну, давай карточку Хино! Да поживей!
Если этот медик не трус, мое дело плохо. Критический случай. Прошло несколько секунд, показавшихся мне тысячелетиями. Кажется, я боялся чуть ли не больше его.
— Сейчас. Пусти! — выдавил он наконец. Его лоб покрылся мелкими капельками пота.
— Умница! Ясное дело, из-за какой-то там карточки не стоит терять жизнь, — развязным тоном сказал я. Это прозвучало внушительно. Я вел себя, как заправский бандит. Но вся спина у меня взмокла от пота.
Мужчина взял с полки папку и вытащил несколько карточек.
— Давай! Сиди и не двигайся! Выхватив карточки, я принялся жадно читать.
I. Больной в К 371.
II. Больной выполнял обязанности начальника третьей экспедиции на Плутон. На пути к Земле начал жаловаться на резкие головные боли, головокружение и тошноту. Медик экспедиции поставил диагноз: острое воспаление печени и нарушение обмена почек. По прибытии на Землю больной был срочно госпитализирован.
III. Лечение проходит нормально. Состояние больного улучшается.
IV. Интерес представляет радикальное изменение группы обмена печени и почек больного (результат анализа на инфраосциллоскопе) по сравнению с группой обмена, зарегистрированной до отправления в экспедицию (см. карточку ЦД). Очевидно, причина болезни кроется в этих изменениях. Однако многое еще остается неясным.
V. На кожном покрове спины и живота больного обнаружены следы разрушения структуры тканей. Длина пораженного участка 30 см.