— А вы говорите — метательный нож. — Он словно продолжал прерванную беседу с приятелем. — Метательный нож — чепуха по сравнению с этой штукой. Из нее действительно можно убить человека…
И тут я взорвался. Да как он смеет!
— Чушь! Ерунда! — заорал я. — Пожалуйста, цацкайтесь со своими пистолетами, с пушками, с чем угодно! А когда придет школьник и начнет сооружать малогабаритную водородную бомбу на задах вашего участка, вот будет здорово!
— Что-что вы сказали? — Этот олух, кажется, растерялся. Вы знаете ребенка, который делает бомбу? Беда нынче со школами! Преподавание-то все вперед шагает. Вот стали обучать ребятишек точным наукам. Да, опасно, очень опасно. Совсем недавно ученики старших классов соорудили ракетный снаряд и…
Я шагнул к выходу. Мой гнев достиг апогея. Мне очень хотелось изо всех сил хлопнуть дверью, но я подумал, что полицейский участок — место кляузное, еще обвинят в порче казенного имущества, и тихонько выскользнул на улицу. Зато у себя дома я так хлопнул дверью, что стены заходили ходуном.
И сразу же раздался истошный визг. От страха я выронил портфель и увидел, что жена вцепилась в столб посреди передней и трясется мелкой дрожью. Нет, она даже не вцепилась, а вскарабкалась — ее ноги на несколько сантиметров не доставали до пола.
Я снова вышел из себя:
— Как тебе не стыдно! Ты что, ребенок?! Тебе тоже мерещатся ниндзя?
— Д-да-а, — сказала она, заикаясь, — с-сейчас кто-то ходил по крыше…
— П-по крыше? — Почувствовав, как у меня задрожали колени, я уставился на потолок. — Воры?
— Ниндзя, — выдавила жена. — Не веришь? Я своими глазами видела. Открыла окно, а из-под карниза торчит голова в черном капюшоне…
— Галлюцинация! — отрезал я. — Что же он, язык тебе показал? Или что-нибудь еще?
— Как тебе не стыдно! — взвизгнула жена, словно ее резали.
— Это тебе должно быть стыдно. Вполне уже взрослая женщина, и даже не очень юная, а смотришь по телевизору детские передачи. Вот и досмотрелась. Сколько ты уже серий видела? «Лабазник сегуна» или как там ее…
— Не лабазник, а лазутчик.
— Это не имеет значения, — сказал я.
Вообще-то я чувствовал, что несправедлив к ней. Ведь полчаса назад мне до смерти хотелось вцепиться в горло идиоту полицейскому, который не пожелал отнестись с должной серьезностью к метательным ножам. А сейчас, когда подобное происшествие случилось не со мной, я начал высмеивать жену.
— Если не веришь, посмотри сам, — сказала жена, — видишь, снаружи на подоконнике что-то страшное…
— Ну на кой черт сдался ниндзя наш дом? — не отступал я. Нет, подумай хорошенько! Даже если предположить, что ниндзя занялся модным экономическим шпионажем, то я — то тут при чем? Ведь секреты нашей паршивой фирмы давно перестали быть секретами. Наш директор готов грубить о них на всех перекрестках, лишь бы заработать.
— Что ты орешь?! — возмутилась жена.
— Ладно, слезай со столба! Или, может быть, ты и ночевать здесь будешь, как обезьяна на дереве?
Но тут она снова заорала истошным голосом и рухнула ее столба прямо на меня. Ее пальцы, как челюсти бульдога, впились в мою шею мертвой хваткой. По потолку метнулась черная тень. Какое счастье! Это был не ниндзя, а бабочка, трепыхавшаяся под абажуром. Отодрав от себя полумертвую от страха жену, я открыл окно и выглянул наружу. Во рту у меня пересохло, по спине побежали мурашки: под подоконником, в наружной стене, торчал железный предмет сантиметров двадцати длиной, напоминавший по форме листок ивы, — «клин для прыжка», один из инструментов ниндзя.
В эту ночь больше не было никаких особых происшествий. Впрочем, независимо от всех событий я, как и тысячи подобных мне «белых воротничков», должен был вскочить с постели в половине восьмого утра, хочется мне этого или не хочется, и сломя голову мчаться на службу. «Белые воротнички» всегда по утрам вскакивают и бегут, на ходу дожевывая пережаренный хлеб, завязывая галстук, запихивая в штаны вылезающую рубашку, и потом, на перроне, делают последний бросок и втискиваются в битком набитую электричку. А всякие удивительные события — будь то летающая тарелка совершившая нападение на лоток торговца бататами, или житель альфы Центавра, спросивший прохожего, где можно дешево пообедать, — удивительные события тут же забываются, стоит лишь войти в вестибюль фирмы и отщелкнуть на табельных часах время прихода.
И о том, что случилось со мной прошлой ночью, я лишь упомянул в двух-трех словах, когда болтал с коллегами во время обеденного перерыва. А потом нас захлестнули более важные дела: прогноз бейсбола, наши успехи в игре в маджонк, прибыли, получаемые нашей фирмой, и в связи с этим возможные размеры годовой премии, перемывание косточек начальству, кинозвездам и даже международным политическим деятелям и так далее и тому подобное…
Однако после происшествия с ниндзя у меня возрос интерес к газетам. Я с затаенным трепетом разворачивал скучнейшие серые листы и все надеялся, что, может быть, где-нибудь случилось нечто подобное. Хотя вряд ли потерпевший даст ход этому делу. Ведь и я сам, оправдываясь перед собственной совестью и внутренне ссылаясь на ужасную занятость, не отнес утром в полицию древнее орудие, с помощью которого невидимый убийца пытался проникнуть в мой дом.
Вообще-то я ужасно невезучий: никогда я не вижу ничего из ряда вон выходящего, и ничего удивительного со мной не случается. А вот среди моих приятелей сколько угодно людей, которые видели не то что летающие тарелки или какого-нибудь паршивого марсианина, а даже самые настоящие привидения. Помню, один рассказывал, как вернулся вечером домой — жил он один, квартира была заперта, и окна и двери, — вернулся и видит: сидит за столом некая бледная личность и поедает его ужин. И жадно так ест, просто смотреть противно. Ну, приятель мой и говорит. «Ах, ты, такой-сякой, что это ты тут делаешь?!» И зонтик хватает, хочет его по башке треснуть. А тот и глазом не моргнул, слизнул с тарелки последние крошки, встал и уже на ходу бросил: «Да, я привидение, лет сто назад умер, с тех пор даже корочки во рту не было, теперь ничего, наелся…» И прошел сквозь стену… Правда, после того приятель месяца два лежал в психиатрической клинике, но это уже не имеет значения.
А другому еще больше повезло. Он четыре раза был свидетелем невиданных в истории железнодорожных катастроф. Одну из них ему удалось запечатлеть на фотопленке и потом продать снимки в газету. Бешеные деньги заработал! Хотя в пятой катастрофе он уже оказался не свидетелем, а пострадавшим. Бедняга скончался в больнице от ран…
Вот я и говорю: есть же такие счастливчики! А мне бы хоть незначительное происшествие увидеть, ну, хотя бы как велосипед опрокидывает детскую коляску. Так нет — куда там!
Вот я и подумал, что уж если ниндзя на меня напали, то на других-то и подавно. Потому я и рылся в газетах. И что вы думаете? Я был вознагражден за свое упорство. Почти каждые три дня в отделе происшествий появлялись коротенькие заметки о том, что прохожий был ранен неизвестно откуда брошенным метательным ножом. А однажды появилась большая статья о юноше, ходившем в вечернюю школу, которого ранили довольно тяжело. Тут же была фотография юноши с обмотанной бинтом головой и фотография оружия. Нож как две капли воды походили на тот, который бросили в меня.
Самым смешным было то, что в этом же номере поместили интервью с доктором исторических наук, специалистом по ниндзя. Сей ученый муж заявил следующее:
«Совершенно очевидно, что метательные ножи, которыми было нанесено увечье, ни в коей мере не могут считаться детской игрушкой. Они изготовлены из лучших сортов стали и с большим знанием дела. Очевидно, здесь потрудился даже не обычный оружейник, а опытный мастер, специализирующийся на производстве подобных ножей. Кроме того, не подлежит сомнению, что ножи подобной формы в старину служили оружием ниндзя школы „кога“, а не „ига“, как утверждают некоторые профаны…»
На соседней полосе красовалась беседа с комиссаром полиции:
«…За последнее время у нас участились случаи хулиганства, я бы сказал злостного хулиганства, с нанесением увечий мирным гражданам при помощи оружия ниндзя. Судя по величине и весу ножей, а также по силе и точности удара, можно утверждать, что преступник — человек вполне взрослый, очень ловкий и наделен недюжинной физической силой. Органы полиции квалифицируют его действия как злостное хулиганство, которое нужно немедленно пресечь…»
«Немедленно пресечь…» Знаю я эти разговорчики! А что пресекать-то? Ведь в полицию приходили лишь пострадавшие, только их и допрашивали. Ко мне тоже пришли. Тот самый идиот полицейский. На этот раз он разговаривал куда вежливее. Зато уж я ему отплатил: цедил слова сквозь зубы и, кроме «да» и «нет», ни единого словечка он из меня не вытянул! Однако меня не покидало ощущение, что это только первые звенья в цепи удивительных происшествий.
Так оно и было. Время шло, а события разворачивались, охватывая все более обширное пространство.
И вот наконец таинственный преступник был обнаружен патрульными полицейскими на месте преступления, в тот самый момент, когда он собирался бросить нож. Он пустился наутек, оказал сопротивление и был ранен в ногу. И все это в столице, в одном из аристократических районов! Полицейский тоже пострадал: метательный нож вонзился ему в горло. А этот человек — или не человек, кто его знает, во всяком случае, он был в одежде ниндзя, — как только его ранили, тут же исполосовал себе лицо кинжалом и покончил с собой, откусив язык… Фантастическое мужество!
В столовой нашей фирмы начали поговаривать на эту тему. Акции ниндзя поднялись. Правда, «игра в ниндзя» еще не котировалась по первому разряду, но уж на четвертое место определенно выбилась. Конечно, никто не мог сказать ничего определенного, кроме того, что есть же на свете странные случаи помешательства.
Газеты старались вовсю. Каких только высказываний и бесед не печатали! Появилась даже статейка под заголовком «Предоставляем слово деятелям культуры». А что знали эти самые «деятели культуры»? Просто смех читать — беспомощный детский лепет: