пышным, он съел там кусок обжаренной вареной свинины и с тех пор его вспучило, потому сейчас он был сыт по самое некуда. Но он знал, что вино с этого стола непременно нужно выпить, поэтому был первым, кто поднял чашу и произнес:
– Дядюшка Сяодэ, за вас.
– Ну это уж слишком! – запрокинув голову, засмеялся отец жениха. Он поднял свою чашу и подождал, пока тостующий первым выпьет до дна.
Чжун Хайжэнь пригубил чашу маленькими глотками, и, когда наконец осушил ее, его лицо моментально покрылось багровый лоском.
Тетушка Болян, с улыбкой наблюдавшая за ними в сторонке, поняла, что Чжун Хайжэнь действительно не умеет пить, и вмешалась:
– А я не буду в твою честь вино пить, я тебя мясом буду чествовать!
Тетушка Болян схватила палочки, покопалась в пиале, выбрала кусок размером с ладонь и ухватила его. Чжун Хайжэнь знал местный обычай и только хотел вежливо отказаться, но увернуться все-таки не успел – тетушка Болян уже вытерла кусок мяса о его рот и со смехом подложила в его плошку. Этот кусок Чжун Хайжэнь непременно должен был съесть. Мясо было огненно-красного цвета, разварившееся, соблазнительно лоснящееся. В таком куске мяса было четыре полных ляна[54], как же они все влезут? Но не съесть означало проявить неуважение к пожилым людям. Оказавшись в таком затруднении, Чжун Хайжэнь скривил губы.
Как раз кстати в это время в комнату зашел человек, с порога закричавший:
– Начальник Чжун, начальник Чжун!
Чжун Хайжэнь помахал рукой, подзывая его подойти. Человек нес на вытянутых руках большой красный спальный мешок, на котором лежала пара подушек. Это был свадебный подарок Чжун Хайжэня Дабао и Тан Хунвэй. Чжун Хайжэнь приехал как на пожар и не успел подготовился, поэтому экстренно снарядил человека из управления постучаться в дверь универмага и купить подарок. Все вытянули шеи, чтобы разглядеть вышитых на подушке сорок, а Чжун Хайжэнь воспользовался моментом, перекинул кусок мяса в пиалу Дабао и состроил гримасу. Дабао засмеялся, склонился над мясом, откусил от него кусок и начал старательно пережевывать.
Тетушка Болян мгновенно заприметила, что пиала Чжун Хайжэня опустела, и воскликнула:
– Ох-ой, а мясо-то где?
– Съел, – ответил Чжун Хайжэнь, вытирая рот. – Не верите? Взгляните на мой рот. И потом, Дабао видел, может подтвердить.
Дабао со смехом закрыл рот и ничего не сказал, только кивал.
Тетушка Болян, указывая на них двоих, тоже засмеялась:
– Вот же черти, в детстве всегда друг друга покрывали, обманывали меня, вроде и выросли, десять с лишним лет не виделись, а как свиделись – все опять по-старому. С рожденья не разлей вода.
Все дружно рассмеялись. Дядюшка Сяодэ тоже безостановочно кивал головой.
После следующего круга вина тетушка Болян с мужем отправились отдохнуть, Тан Хунвэй тоже удалилась в комнату новобрачных. Друзья по баскетбольной команде остались возлиять втроем. Они не виделись друг с другом уже много лет.
– Лет пятнадцать не виделись поди? – спросил Хуэй Маото у Чжун Хайжэня, а затем повернулся к Дабао: – А с тобой года два.
– Вы же в одном уезде живете и умудрились два года не видеться? – слегка удивленно спросил Чжун Хайжэнь.
– Это я виноват, я прятался от Дабао.
– Подозреваю за этим какую-то историю.
– Да, есть история, да еще и долгая.
И Хуэй Маото рассказал о том, что произошло: как он предложил Дабао совместное дело, как ездил в Фуцзянь и Гуандун, как его до нитки ограбили во время третьей поездки, как оправдывался перед Дабао – изложил во всех подробностях, ясно и понятно.
Мрачно молчавший все это время Дабао, дослушав, неожиданно поднял голову и спросил:
– Те деньги у тебя правда грабители отняли?
– Нет, я наврал.
– Я знал, что ты меня обманывал!
– Я действительно обманул тебя.
– Я прибью тебя сейчас!
– Пусть доскажет, – поспешил встрять Чжун Хайжэнь, обхватив ногу Дабао.
– Я виноват перед тобой, – сказал Хуэй Маото, непрерывно поднимая сложенные перед собой руки в жесте извинения. – Но ты дослушай. В тот раз в Фуцзяни мой друг контрабандой привез партию электронных часов, и я тоже захотел взять немного товара подзаработать, но у меня не было начального капитала. Тогда и возникла мысль воспользоваться твоим капиталом, я собирался у тебя занять, но побоялся, что ты не согласишься, в конце концов, сумма-то немалая, да и рискованно. Я боялся, что если выложу начистоту, то ты испугаешься. А дело было срочное, я боялся упустить шанс, пришлось пойти на отчаянный шаг: я соврал тебе, что деньги у меня украли, а на самом деле взял их для своего дела. Но в душе поклялся себе: неважно, выгорит дело или нет, непременно эти деньги верну!
– Выгорело?
– Нет. Такой уж я человек, слишком друзьям доверяю – не предполагал, что меня в ловушку заманят. Я не только потерял все деньги подчистую, так еще и в следственный изолятор попал, заперли меня там на две недели, каждый день мутузили, на теле живого места не было. А как выпустили, мне стыдно было домой возвращаться, а уж тем паче видеться с тобой, так что нашел других приятелей и с ними контрабанду замутил…
– Храбрости тебе не занимать.
– А куда ж без храбрости? Нужно сберегать, нужно деньги возвращать, богатство и почет только в риске и добывают. К тому же профессии никакой у меня нет, навыков тоже, только жизнь и осталась, чтобы на кон поставить.
– Ох… По правде, если бы ты мне в лицо обо всем рассказал, я б ничего тебе не сделал. Давайте больше не будем говорить о тех деньгах.
– Тебе все равно, а мне-то нет! Мне совесть покоя не дает, пока деньги тебе прямо в руки не верну.
– Раз ты так говоришь, то я спокоен. Что такое деньги, разве они важнее братской любви? Не хочу больше об этом говорить. Сегодня такой редкий случай, Хайжэнь пришел, надо вина откушать.
– Кушаем, кушаем, а о деле вашем потом поболтаем.
– Да подожди ты кушать. Я сегодня точно не уйду, не напившись, но сперва деньги тебе верну.
– Ты действительно заработал денег?
– Я ж тебе жизнью клялся. Без денег посмел бы к тебе на порог ступить?
Только сейчас Дабао осознал, что Хуэй Маото одет в костюм, да еще и при галстуке, мягкий воротник белой рубашки обнимал его шею, а на ногах из-под штанин выглядывали кружева нейлоновых носочков. Он был одет как посетитель борделя.
– Ты, я вижу, и правда разбогател.
– Чуть-чуть.
Хуэй Маото раздвинул полы пиджака и достал из внутреннего кармана сберкнижку со словами:
– Здесь и исходная сумма, и проценты, все на твое имя сохранил. Проценты я как попало посчитал. Если вдруг будет мало – ну как уж получилось, а если много, то считай за свадебный подарок. Взгляни.
– Не буду, не буду смотреть! – Дабао остановил руку Хуэй Маото, после чего с нажимом в смешанных чувствах добавил:
– А-а-а-ай!
Хуэй Маото тихонько положил сберкнижку на угол стоявшего поблизости печного стола.
Ярко-красная книжка, казалось, мерцала в переменчивом, мигающем свете лампы. Чжун Хайжэнь напомнил, что пора выпить.
Хуэй Маото с радостью согласился. Он немедленно поднял по стопке за обоих друзей. Один женился, второй заступил на службу, у обоих – самые большие и радостные события в жизни. Каждый раз он тостовал парой стопок, такое было правило.
Хуэй Маото наливал себе сам и тут же опрокидывал залпом, раз – стопка, два – стопка, глазом не успели моргнуть – а у него в животе уже восемь. Шея его вздулась и покраснела, он был весел и оживлен.
Чжун Хайжэнь тоже, вытянув шею, пропустил две стопки. Его лицо разрумянилось так, словно его накрыли куском багровой ткани. Больше он пить не хотел, только навострил палочки и начал ковыряться в плошках с едой. Он ухватывал кусочек каждого блюда и отъедал понемногу. Жареный доуфу, каракатица, свиные уши, свиные почки, свиная печень, кровяная колбаса, свиные тефтели, соломка из редьки, а еще кусок свиного окорока, который он обглодал дочиста. Он давно не ел здешней еды, и все эти яства казались ему невероятно вкусными.
– Если тебе нравится еда, то потом еще приходи, почаще, каждый день приходи, – сказал Дабао.
– Очень я люблю стряпню твоей матери, – ответил Чжун Хайжэнь. – Теперь у тебя и жена есть, а готовит все равно мать?
– Конечно, стряпня теперь на жене.
– И как ее мастерство? Я имею в виду, если сравнивать с твоей матерью.
– Не уступают друг другу. Приходи завтра, специально для тебя наготовят целый стол, ручаюсь, что останешься доволен.
Чжун Хайжэнь засмеялся и тихонько сказал:
– Помню, ты ведь раньше нравился не Тан Хунвэй.
– Я знаю, о ком ты, – сказал Дабао.
– Чжу Хуэйцинь, не так ли? Раньше она каждый день приходила смотреть, как мы играем в баскетбол, а потом ты мне в письмах рассказывал, что она специально приезжала навестить тебя в ту деревню, куда тебя сослали[55]. Когда Хуэй Маото сегодня сказал, что ты женишься, я решил было, что на ней. Не думал, что невеста – Тан Хунвэй, чуть было не перепутал.
– Тан Хунвэй некрасивая.
– Но и не страшная же! Девушки с возрастом сильно меняются, туда-сюда – и вот уже прекрасна, что сама Гуаньинь[56]. Когда мы учились, она действительно была не очень красива. За те десять с лишним лет, что мы не виделись, она так похорошела, такая вся правильная стала, красивая, и лицо такое сияющее, благодатное. Даже разговаривает по-другому. Я помню, она раньше тараторила, а сейчас говорит так медленно и степенно, к тому же о тебе заботится и кажется очень кроткой.
– Да, это в ней прекрасно.
– А как с хозяйством?
– Радивая. Всю работу по дому может сделать.
– Ну и славно, для жизни как раз такая женщина и нужна. Однако я хотел спросить тебя: почему с Чжу Хуэйцинь не срослось?
– В двух словах не расскажешь. А можно и в двух словах. Она студентка, а я что? У меня и работы-то нет, не ровня я ей.