– Настоящий заместитель начальника уезда – умеешь красиво говорить.
– Я правду говорю. – Чжун Хайжэнь захотел еще сигарету, после чего продолжил: – А что до этого пространства для развития, то оно тоже находится в тебе самом. Если хочешь довольствоваться тем, что есть, и стремиться только к тому, чтобы сытно поесть и тепло одеться, то этого легко достичь. Если же хочешь развиваться, то тут можно и великие дела сделать. Все дело в характере.
– Не хочу делать великое. Я и не смогу.
– Ты совершенно способен на великие вещи, если только поставишь перед собой такую цель.
Дабао неожиданно рассвирепел и сказал со злостью:
– Ты не знаешь, я из поколения неудачников, мне столько лишений пришлось пережить! Я такой высокий, метр восемьдесят с лишним, а со мной такое сделали, что перед людьми головы не поднять и за спиной у них не выпрямиться. Я знаю, что судьба моя такая. А раз уж судьба, то быть неудачником до самого конца, и черт с ним. И не будет больше никаких других соображений.
– Да что же ты такие глупости несешь, – мягко сказал Чжун Хайжэнь. – Нам по сколько лет-то сейчас? Чуть больше тридцати. Что это за «наше поколение, наше поколение», о котором ты все время твердишь? Наше поколение – оно ведь долгое. И раз уж на то пошло, разве я меньший неудачник, чем ты? Только чем больше было неудач, тем больше я сопротивлялся. Я всегда помнил, как мы в детстве любили говорить: засохшее собачье дерьмо когда-нибудь снова увлажнится, будет и на нашей улице праздник. Никогда не нужно терять присутствие духа. И что, разве сейчас я не стал человеком?
– Куда мне с тобой сравниться!
– Ты сильнее меня. У тебя много лучших, чем у меня, предпосылок, только сила сопротивляться невзгодам до моей не дотягивает. Жить и быть человеком – как уж тут без неудач обойтись. Но что такое неудача? Это напильник. Она может затупить лезвие человека, а может сделать его острее. Ты помнишь, когда мы в школе учились, наш баскетбольный тренер Хуан Чжифу любил повторять: «Силой воли можно повергнуть и Лэй-гуна…[64]»
– Не упоминай о нем при мне! – вновь рассвирепел Дабао.
Чжун Хайжэнь замолчал, удивившись неожиданной вспышке ярости. У него появилось смутное подозрение, что между Дабао и Хуан Чжифу произошло что-то плохое.
Сейчас Хуан Чжифу был начальником уезда.
– Почему? – спросил он, поглядев на него через плечо.
– Это плохой человек, как слышу о нем – аж пригорает! – ругнулся Дабао, ерзая по скамейке так, что она жалобно скрипела.
Эту беседу не стоило продолжать, да и Чжун Хайжэнь не хотел знать слишком много. Один был ему начальником, второй – лучшим другом, а он оказался зажат между ними, в таком положении любой поступок чреват неловкостью и затруднениями.
Ночь была тиха. В высоком небе горели ясные звезды, а над землей стелилась завеса кобальтово-синего тумана. Ветер тихо шелестел в листве мелии. Вдалеке, на другом конце улицы, кто-то запел «хуагу»[65], брал то длинную, то короткую ноту, но слов не было слышно, только голос. Возле оросительной канавы кто-то стирал одежду и размеренно колотил по ней скалкой: «бац! бац!..»
– Не будем говорить о других, поговорим лучше о нашем деле, – сказал Чжун Хайжэнь.
– А что у нас за дело? – хриплым голосом уточнил Дабао.
И Чжун Хайжэнь поведал, что после распределения работы в уездном правительстве на его долю выпало заведовать промышленностью и местными компаниями, включая индивидуальных предпринимателей. Он изучил материалы и выяснил, что в Гуандуне, Чжэцзяне и Фуцзяни, прибрежных провинциях, как раз началось поветрие частных предпринимателей, и бизнес их развивается очень быстро. Он думал, что это благая весть, что появилась возможность. Чжун Хайжэнь предлагал Дабао ухватиться за нее, оседлать весенний ветер политики реформ и открытости[66] и стать пионером создания собственного дела. Он уже разузнал у сведущих людей, что сотейники и треножники Дабао отличного качества. Они пользуются хорошей славой в уезде, даже в Гуандуне и Фуцзяни о них знают. Он предложил Дабао учредить фирму, выйти на промышленные масштабы и создать собственный бренд. Он сказал, что как уполномоченный заместитель начальника уезда может предоставить все возможные политические льготы. А еще он сказал, что обдумал даже название фирмы, нужно назвать ее «Дадэ».
– Почему ты выбрал такое название? – тут же спросил Дабао.
Чжун Хайжэнь ответил, что его зовут Дабао, отца зовут Сяодэ, вот он и соединил слоги имен, и вместе получилось «Великая добродетель». Такое название наполнено внутренним смыслом, и потому его легко запомнить.
Дабао устремил взор в небо, затем помолчал, опустив голову, и сказал:
– Политический курс и правда настолько хорош, как ты говоришь?
– Я тщательно все изучил и исследовал и не стал бы тебя обманывать, – сказал Чжун Хайжэнь.
– Ты, конечно, не стал бы. Но не обманут ли там, наверху?
– Времена изменились, нельзя смотреть на настоящее глазами прошлого, этим только задерживаешь самого себя.
– Я уже торчу в самом низу социальной лестницы, куда уж больше задерживаться?
– Нельзя махать на себя рукой. Тебе достаточно лишь решиться на первый шаг, и я осмелюсь утверждать: перспективы у тебя бесконечные.
– Ты осмелишься утверждать?
– Конечно, я утверждаю. Потому что знаю тебя.
– Мы больше десяти лет не виделись, насколько хорошо ты меня знаешь?
– Ты честный человек, прямой, ты талантливый, ты готов отдать силы, готов учиться, характер у тебя хороший, с людьми ты ладишь, хоть и не виделись мы с тобой больше десяти лет, я верю, что сущность твоя не изменилась. Если кусок извести упадет в воду, то, даже рассыпавшись и растворившись, его внутреннее ядро все равно останется белым.
В сердце Дабао родился сгусток горячего воздуха, поднялся наверх и перекрыл ему горло. Его глаза слегка опухли. Но он холодно бросил:
– Ведь не окажется так, что ты, новоиспеченный замначальника уезда, заступил на новую должность, торопишься показать результаты и поэтому ставишь на мне эксперимент?
– Я, по-твоему, такой человек? – мгновенно вспыхнул Чжун Хайжэнь, поднявшись на ноги, затем глубоко выдохнул и снова сел, не глядя на Дабао.
– Очень несправедливо с твоей стороны так говорить, – с трудом переводя дыхание, сказал он. – Я сперва досконально изучил, как можно провернуть это дело, и только тогда к тебе пришел. Мы друзья, и раз уж ты такой упрямый, то я не буду тебя принуждать. Считай, что я ничего не говорил.
Дабао разверз рот и сухо засмеялся, потом привстал и похлопал Чжун Хайжэня по руке:
– Ну раз уж ты так говоришь, то так уж и быть, послушаю тебя, попробую.
– Вот и правильно, попытка не пытка. Председатель Мао давно еще учил: мы должны верить массам, должны верить партии. Поверь мне, не ошибешься.
Сыронизировав над лозунгом, часто звучавшим во времена «культурной революции», Чжун Хайжэнь потянулся похлопать Дабао по плечу. Они оба засмеялись.
Обсудив дело, они расслабились, и разговор вернулся в старое русло.
Чжун Хайжэнь хотел, чтобы Дабао приступил к делу безотлагательно и завтра же подал доклад в Управление промышленно-торговой администрации, а кроме того, предложил взять в компаньоны Хуэй Маото. Чжун Хайжэнь считал, что верность данному слову, живой ум и удалая отвага, опыт путешествий, широкий кругозор и широта подходов делают Хуэй Маото незаменимым человеком для реализации товара. Он предполагал, что если взять Хуэй Маото в союз, то можно быстро начать реализацию. Он убеждал Дабао, что после выпуска бренда ни в коем случае нельзя оставаться на одном месте, нужно воспользоваться случаем и перейти в наступление, быть сильным и вершить большие дела. Он наводил справки у начальника земельного управления, человека весьма конструктивного мышления, и заручился, что при первой необходимости тот скоординирует их и выделит участок земли рядом с уездным городом, чтобы можно было построить фабрику, и выйти на большие масштабы, и производить не только сотейники и треножники, но еще больше других изделий. Разумеется, все это дело будущего, там видно будет. В конце концов он воодушевился сам и подзуживал Дабао:
– В скором будущем ты станешь генеральным директором Ваном, начальником Ваном. Это такой великий ранг, намного влиятельней, чем мой замначальника уезда.
Дабао сухо рассмеялся:
– Во всем нашем уездном городке кто-то еще может перевлиять начальника уезда? Ерунду какую-то несешь.
Незаметно спустилась ночь. Песенки «хуагу», звучавшие на улице, давно уж унялись вместе с сопровождавшими их барабанами. Избиение одежды у оросительного канала тоже прекратилось. Ночь была глубока. Ветер усилился и настойчиво шуршал в листве мелии. Неизвестно когда выпала роса, она лежала на голове и на теле, и поручни скамейки тоже были мокрехоньки.
Чжун Хайжэнь поднялся на ноги и попрощался.
Когда они дошли до входа, он еще раз велел Дабао как можно быстрее пойти в Управление, чтобы получить разрешение на учреждение компании, а продукцию, которую он будет выпускать, назвать «Дадэ».
– Хорошо, – кивнул Дабао. – Но название я все-таки хочу сменить.
– Как ты хочешь назвать?
– Так, как было, только слоги местами поменять. Фирма будет называться «Дэда» – «Добродетельное величие». А продукцию нашу будут называть Дэда-бренд.
– А, понял, Дэда – сперва отец, потом сын, в этом названии есть смысл.
Чжун Хайжэнь расхохотался и бодро удалился, звонко вышагивая по каменной плитке.
На следующий день Дабао отправился в Управление промышленно-торговой администрации.
И врезался там в большую стену.
Он знал, как нелегко упросить людей что-нибудь сделать, поэтому, отправившись после обеда в Управление, специально купил и спрятал в кармане пачку сигарет «Дацяньмянь». В действительности в Управлении сидели вовсе не незнакомцы, он не знал их по именам, но видел эти лица – они мелькали на улицах, ели остро-кислую крахмальную лапшу за соседним столом в лапшичной. Он старательно принял вежливый вид и, перед тем как зайти, надел на лицо улыбку. В кабинете сидели три человека, и каждого из них он угостил сигаретой. Он преподнес доклад человеку слегка преклонного возраста с красным пропитым носом, которого посчитал столоначальником, и встал рядом, вытянув руки по швам и ожидая разрешения заговорить. Он не ошибся. Этот человек и правда был начальником. Только начальник оказался суровый; не меняя мрачного выражения лица, он выбра