Внезапно воздух разорвал треск взрыва хлопушек. Они слушали, затаив дыхание. Это были те самые гирлянды из петард, которые взрываются с резким, прерывистым звуком: «Трах-тарарах! – Бах! – Трах-тарарах! – Бах!»
Открыв дверь, они увидели Поросенка, оказалось, он караулил под дверью всю ночь и, услышав, как Дабао сказал: «Получилось», тут же поджег хлопушки.
– Что за глупости, я так тихо сказал, а ты и услышал?
– Услышал, отчетливее некуда.
Поросенок, щурясь в улыбке, угостил его сигаретой, и на этот раз Дабао принял ее, зажал в зубах и улыбнулся ему.
Четыре больших котла были отлиты. Подмостки и вспомогательные печи уже разобрали, а котлы открыто выставили на террасу. Из города специально прибегали люди, чтобы поглазеть на такое диво. Чугун был угольно-черный, лоснящийся, котлы распахнули зев прямо в небо, словно пытаясь заглотить плывущие по нему облака. Событие вызвало массу разговоров и дискуссий. Одни говорили: «Какие красивые котлы, как жалко варить в них свиной фураж!» Другие: «Когда держишь столовую, как бы впору пришлись такие большие котлы, одним котлом можно весь город накормить досыта». Третьи: «Мастер Дабао, не продавай ты эти котлы, я буду каждый день приходить и в них как в зеркало глядеться!» Еще говорили: «В этих котлах и купаться можно, снизу огонь развести, чтобы подогревал, и мужу с женой как раз вдвоем залезть». Еще несколько кивали: «Вот хороший, годный ум!» А два великовозрастных балбеса раскачали и забросили в котел школьника, и тот еще долго не мог из него выбраться.
Посмотреть пришел и Чжун Хайжэнь, специально захватив с собой руководство. Он обеими руками долго тряс руку Дабао со словами:
– Ты так быстро сделал котлы, да еще и так здорово сделал, я очень рад! Председатель Мао давно еще сказал: «Народ обладает бесконечной, богатейшей созидательной силой». Самые умелые мастера как раз среди народа. Я благодарю тебя от имени уездного правительства! Тебя еще и премировать надо!
Чжун Хайжэнь умел способствовать продвижению и на следующий день созвал собрание на базарной площади. Пришло много народу, немало из них держали свой частный бизнес. Четыре больших котла погрузили на четыре тачки с резиновыми шинами и с четырех сторон повязали на них красные ленточки. Дабао нацепил на грудь красный цветок, и журналисты велели ему встать рядом с котлами. Его много фотографировали. Дабао машинально принимал позы и в свете вспышек вспоминал, как восемнадцать лет назад привел школьную баскетбольную команду уезда к победе в региональном первенстве, и тогда его фотографии в полный рост украшали витрины фотоателье. Это было целую жизнь назад. Заместитель начальника уезда Чжун стоял на театральных подмостках и толкал вдохновенную речь о том, что присутствующие здесь представители уездного управления премируют Дабао тысячей юаней. Эта тысяча также была перевязана красной ленточкой, так что у наблюдавших начальников глаза сперва распахнулись, а затем тут же сузились, и они едва заметно покивали головами.
После собрания провели торжественный объезд. Четыре тележки открывали парад под бой гонгов и барабанов и гудение сона, и шествие двинулось в город от южных ворот. Они прошли по главной улице, мимо старого ямэня, обогнули восточные ворота и вышли через северные, немного передохнули возле ворот уездного правительства и затем отправились прямиком на свиноферму Поросенка.
Четыре больших котла простояли на территории свинофермы три дня, люди приходили на них смотреть и фотографировать.
Вокруг накопилось множество обрывков хлопушек.
Это событие очень скоро попало в региональные газеты, которые напечатали и фотографии Дабао, да еще и попутно рассказали о фирме «Дэда». В конце года Дабао выступал на торгово-промышленном съезде частных предпринимателей, и на банкете руководители подходили к нему выпить в его честь, настаивая, чтобы он пил до дна. Он опрокинул чаши с красным лицом, и не одну, а целых три. После съезда он вернулся в уезд, и уездное руководство закатило банкет в их честь, на котором ему вновь пришлось осушить девять чарок подряд. Они неожиданно хорошо пошли, и цвет лица Дабао не изменился. Такой героический дух заставил всех присутствующих открыть от удивления рот.
Дабао решил, что нужно купить участок земли и построить новую мастерскую.
Он уже какое-то время обращал внимание и присмотрел место. Участок был недалеко от ирригационного пруда Цзиндун. Пруда давно уже не стало, как и баскетбольного поля с подсветкой. Место заровняли и построили на нем склады, а потом и их снесли, а территории нашли другое применение, потому отдельные участки постепенно опустели. В том участке было больше пяти му[91], он располагался аккурат за Обжорной улицей. Дабао тайком пригласил геознатца взглянуть на место. Геознатец одобрил, назвав его землей богатства и могущества. Надел хороший, и по сторонам света сориентирован тоже хорошо. Земля процветания. Дабао по всем правилам написал доклад и оббегал несколько инстанций. Необходимо было без конца кого-то угощать и подносить подарки, а еще приглашать на рыбалку и распевать с ними песни – он сам не пел, а только сидел у входа, оплачивал счет и раздавал чаевые. Он осторожно обхаживал самых разных святых и божеств, стремительно шел вперед, беря рубежи и занимая горные перевалы, и счастье было почти у него в руках. Он и не предполагал, что внезапно и на старуху найдется проруха.
Человеком, отнявшим у него все самое дорогое, стал Хуан Дэао по прозвищу Восьмиглазый Во Все Стороны Глядец.
Услышав, что Восьмиглазый тоже претендует на этот участок земли, Дабао сразу понял, что дело пахнет геморроем. Восьмиглазый всю жизнь бил баклуши, знал всех жителей города, а все знали его, но никто не хотел с ним связываться, потому как был он совершенным подлецом. Не обладая ни правами, ни полномочиями, ни талантами, он тем не менее умел творить удивительные и странные дела. Целыми днями он ничем не занимался, только слонялся по улицам. Летом он был одет на прохладную погоду, в туфлях и носках, а в холодное время года красовался в коричневом европейском костюме и начищенных до блеска туфлях. Он любил посидеть в чайной или посветиться в шахматно-картежном клубе. Если где-то кто-то собирался, или открывался новый магазин, или покупали новый дом, или в какой-то семье школьник поступал в знаменитый университет, или кто купил лотерейный билет и сорвал куш, – везде у него находился способ вытянуть из людей денег. Аппетит у него был вполне умеренный: его угощали вином, подносили конверт с деньгами, и на этом дело заканчивалось. Одним словом, он понемногу попивал у людей кровь. Но были и те, кто не верил в это суеверие, не наливал ему и не давал денег, думая: «И что он со мной поделает?» Например, Дэгуй, что жил у западных ворот, они с Восьмиглазым вроде бы приходились друг другу дальними родственниками, седьмой водой на киселе, но никогда не поддерживали отношений друг с другом. Дэгуй презирал этого человека. В тот раз он открыл аптеку, где продавал лекарства традиционной медицины. Восьмиглазый пришел на открытие и повесил маленькую хлопушку, а Дэгуй угостил его сигаретой, однако после этого перестал обращать на него хоть какое-то внимание. Когда в полдень гостям стали наливать, никто не повел его за стол. На следующий день, как только лавка открылась, первым, кто переступил порог, был Восьмиглазый, и Дэгуй выписал ему пять порций лекарства согласно рецепту. Восьмиглазый забрал сверток со снадобьем и ушел. С самого своего появления и до ухода он не сказал ни слова, только жестикулировал. Спустя два часа Восьмиглазого привезли обратно на ручной тележке. Тележку поставили у входа в лавку, а Восьмиглазый остался лежать на ней. Лицо его было мертвенно-бледным, волосы всклокочены, по бедрам тянулись липкие кровавые следы. Он все время повторял, что вернулся домой и заварил купленные здесь лекарства, выпил, и не прошло и десяти минут, как у него начался понос, а потом его начало нести гноем и кровью, еле унял. Стоит ли говорить, что это все из-за лекарств, купленных в аптеке Дэгуя! Он не захотел спорить с Дэгуем, а собирался прямиком в суд подавать иск. Обертка и рецепт лежали возле его шеи, а горшок с отваром лекарства и нераспакованные четыре порции лекарства лежали под задницей. Дэгуй взял рецепт и перечитал его. Рецепт выписал старый врач Чжу, живший на главной улице и принадлежавший к известному роду. Репутация его была безупречна, добрая слава о нем ходила не только в городе, но и в окрестных областях, и дом его был сплошь увешан вывесками и почетными знаменами. Разумеется, проблема не могла быть в рецепте. Но и сам он без малейшей ошибки подбирал лекарства согласно рецепту, так что проблема была и не в нем. Он понял, что Восьмиглазый явился сюда устроить скандал и растоптать репутацию его аптеки. По идее, суда он не боялся, он был уверен, что выиграет. Но, даже выиграв дело у Восьмиглазого, много очков получишь в зачет доброму имени? Босяку не страшно обуться, он окажется единственным по-настоящему проигравшим в этом деле. Ругнувшись про себя «Неудачник», он достал большой конверт и отдал его Восьмиглазому, только так дело и уладили.
Когда Дабао узнал, что Восьмиглазый тоже спорит за этот участок, да еще и подал жалобу начальнику уезда Хуан Чжифу, требуя объявить торги, ему стало немного смешно. Сколько денег мог заплатить за землю Восьмиглазый, с его-то имуществом? Он посоветовался с Хуэй Маото. Тот считал, что на Восьмиглазого не стоит обращать внимания, на ядовитую сколопендру найдется петух, а на хитрую крысу – кошка, и не нужно бояться, что этот рогатый черт под ситом пройдет[92], если явится, то он, Хуэй Маото, ему врежет. Однако Дабао никак не мог успокоиться и отправился говорить с отцом. Тот убедил его, что ни в коем случае нельзя вступать в противоборство:
– Во всем мире есть три вещи, с которыми нельзя связываться: женщины, дети и подлецы.
Он велел Дабао взять пару бутылок вина и отнести их Восьмиглазому вместе с конвертом, чтобы погасить назревающий конфликт.