– Ты была одна? Других людей рядом не было?
– Я была бабочкой. Не человеком, а бабочкой, – поправила Она.
– Я хотел сказать, других бабочек рядом с тобой не было? Точно? – переиначил Он свой вопрос.
– Что ты докапываешься до таких мелочей? А если я скажу, что были и что это были самцы, ты отправишься на балкон покурить, так, что ли? – усмехнулась Она.
Они были на кухне. Она торопливо мыла капусту и перец. Он был на подхвате, принес из холодильника соус «Тысяча островов». Еще Она собиралась приготовить суп. По дороге домой Она купила молодой зеленый горошек.
Потом они поели.
Она сидела на диете. С восьми лет вплоть до настоящего момента.
Она была вегетарианкой. После знакомства с Ним Она и Ему запретила есть мясо. Тщательно взвесив все побочные эффекты, которые мог вызвать отказ от курения, а также после консультации со специалистами Она разрешила Ему выкуривать не более пяти сигарет в день, но только марки «У е шэнь».
– Я ушла от мускулистого качка и не хочу теперь угодить в объятия к толстяку, – это Она говорила о своем бывшем муже, потрепанном жизнью тренере по боксу. Такие условия могли бы показаться чрезмерными, но только не тогда, когда их ставит инструктор по йоге и обладательница восхитительной фигуры.
– Как так случилось, что начался дождь? – спросил Он, отправляя в рот ложку сваренной на воде овсяной каши.
Еда была простой, тщательно подобранной. Большая миска овощного салата – широкий ассортимент свежих продуктов, почти как в японской сети супермаркетов JUSCO, – и каждому по тарелке овсянки.
Он чинно сидел за обеденным столом в одиночестве. Ее за столом не было.
Она никогда не ела сидя, перемещаясь по комнате с тарелкой в руках. Вот Она здесь, а стоит моргнуть глазом – как Она уже там. К столу Она подходила, только чтобы взять еду.
Она всегда ела быстро, и у Нее никогда не болел желудок. Это слегка раздражало.
– Было ясно и солнечно, дул легкий ветерок. Я летала по лесу среди акаций, и тут хлынул дождь. – Она уселась на диван, скрестив ноги по-турецки, и прихлебывала чистой ложкой суп из помидоров и зеленой стручковой фасоли, но оторвалась от еды, размышляя о своем сне.
– Почему ты уверена в том, что видела именно акации? Это же сон. Как ты могла разглядеть? – промычал Он невнятно, потому что перед этим отправил в рот ложку с репчатым луком и чем-то еще.
– Почему это я не могу быть уверенной? – Она поставила тарелку себе на колени и, освободив руки, принялась жестикулировать. – Вот такие длинные стручки, розовые соцветия. У чего еще могут быть стручки такой длины?
У него екнуло в груди, Он вспомнил свой последний сон.
Ему снились бескрайние заросли мяты, огромное поле – больше, чем лес, о котором Она говорила. Широкое поле простиралось до самых небес, оно было усеяно розовыми цветами. Вот только акация действительно цветет розовым, а мяте полагались лиловые цветы. Почему же Он видел во сне розовый?
– Эй, о чем задумался? Почему больше не спрашиваешь меня про дождь?
Она внезапно возникла перед обеденным столом. Руки у Нее были заняты. Она сдула упавшую на лоб прядь волос и быстро положила себе из синей стеклянной миски две ложки овощного салата.
Когда Она сдувала волосы со лба, у Нее был такой озорной вид, словно Она собиралась над кем-то подшутить.
– А что там было с дождем? – ошарашенно спросил Он, но затем вспомнил. – Ты только что говорила про дождь. Дождь был очень сильный, так?
– Ужасно сильный. Я промокла насквозь в мгновение ока, и мне никак не удавалось расправить крылышки. Еще и ветер поднялся. Меня сдуло на землю, я рухнула прямо на листья. Это не были листья акации. Они были толстые и жесткие – или листья земляничного дерева, или падуба.
Не успел Он и глазом моргнуть, как Она уже стояла у балконной двери и опиралась на нее, изогнувшись всем телом. На Ее голых лодыжках просвечивали синие жилки.
Она с трудом запихнула в рот большой кусок сладкого болгарского перца и ненадолго задумалась, недоумевая:
– Разве это не странно? Я точно помню, что летала среди акаций. Куда же подевались акации?
После еды Она отправилась в душ. Он домыл посуду, освежая в памяти график работ на завтра.
Ему хотелось выйти на балкон и тайком выкурить сигарету, но, вспомнив, как Она расстроилась из-за сна про дождь, решил не доставлять Ей новых огорчений. Опять же, пришлось бы потом дважды чистить зубы. Игра явно не стоила свеч.
В быту Она была очень аккуратна. Приготовленная Ею еда никогда не оставалась на тарелке – Он съедал все. Ополаскивая миску, Он заметил половинку сладкого перца, которая не попала в салат. Приняв перец за какой-то фрукт, Он, задумавшись о работе, между делом отправил его в рот.
После знакомства с Ней Он пересмотрел свое меню. Ей нравились исключительно овощи. Разумеется, Ему также пришлось полюбить овощи и изображать радость при виде зелени.
Когда Он жил один, то не мог обходиться без свинины. Ему казалось, что лучше смерть, чем жизнь без мяса. Из-за этого они несколько раз ссорились, чуть было не расстались, а потом Он изменился.
Рассердившись, Она могла повести себя совсем неожиданно. Вот Она стоит, с легкой улыбкой глядя на Него, в уголках Ее рта притаилась глумливая усмешка. Плавно, словно тая, Она опускается на пол, встает на четвереньки и ползет в Его сторону. Он сидит, крепко вцепившись в подлокотники, и сглатывает слюну, в напряжении уставившись на Нее. Она приближается, поднимается, точно волна, льнет к его груди, водит носом, по-кошачьи обнюхивая Его сверху донизу.
– Сколько же тонн сала ты скопил? – в отчаяния спрашивает Она, затем отбрасывает его руку и мчится в уборную, где Ее тошнит.
Она не притворяется – Ее действительно тошнит.
У Нее была очень тонкая кожа, а худая спина на ощупь всегда казалась прохладной. Когда Он гладил Ее по спине, на кончиках пальцев оставалось восхитительное ощущение нежной пыльцы. Он не мог толком сказать, по какой причине жирная пища мало-помалу перестала Его привлекать. Он смирился с отсутствием мяса, Ему все больше нравились салаты из свежих овощей.
Однако Он не был готов признать, что причина перемен крылась в удовольствии от прикосновений к Ее спине.
Она была очаровательным инструктором йоги, строго придерживалась профессиональных принципов, никогда не злоупотребляла своей властью над Ним. Если вдуматься, то по большому счету Она покорила Его своей внешней красотой.
И все же в глубине души Он надеялся, что в повседневной жизни Она не станет уделять столь пристальное внимание Его здоровью, и уже тем более не будет строго следить за Ним.
Порой Он испытывал щемящее чувство утраты, вспоминая те далекие дни, когда мог наслаждаться вкусом говядины и баранины. Какие это были прекрасные дни! Теперь это удовольствие доступно другим, но не Ему.
Работы по расширению дороги вступили в решающую фазу. Ему снова приснилась степь. В этот раз сон был неотличим от яви, картинка выглядела ясной и четкой.
Он был в степи вблизи Карашара. Неподалеку паслось стадо чинных бурых коров и тупоголовых курдючных овец. Широко расправив два крыла, над Его макушкой пронесся степной беркут. Тень птицы еще долго виднелась вдали.
Он мчался по степи, переживая небывалый душевный подъем, стремительно обогнал пару ошарашенных Его появлением диких сероватых кошек, стадо надменных верблюдов и стаю высокомерных журавлей.
Он был конем – вороным скакуном с белоснежными копытами.
Он не знал, почему оказался во сне посреди степей Карашара, а не в каком-нибудь другом месте, но отдавал себе полный отчет в происходящем.
В мире грез Он был конем, резвился и упивался абсолютной свободой. Проснувшись, Он ловил ртом воздух, Его грудь резко вздымалась, икры и мочевой пузырь были напряжены. А еще на Его затылке выступил пот.
Он отправился в уборную, опустошил мочевой пузырь, понял, что сердце замедлило бег, а уши, саднившие от ветра, согрелись.
Он глянул в зеркало и пошел в гостиную за стаканом воды. Опершись о галошницу, Он медленно пил глоток за глотком, вспоминая недавний сон.
Во сне Его двойник, радостно постукивая копытами, выбрался на берег из сверкающего необъятного озера Баграшкуль и отряхнулся. Брызги воды, скопившейся на Его черной как смоль шерсти, полетели во все стороны. Несколько мускусных крыс, рывших норку на берегу, от испуга стремительно юркнули в заросли красных цветов.
Так начинался сон.
«Он» прошел сквозь облако мелких снежинок, немного помедлил на пригорке, прищурил глаза, всматриваясь в далекую цепь гор.
В какой-то миг «Он» заметил человека. Кажется, это был маленький мальчик в шапке-ушанке. Но «Он» не был полностью уверен.
«Он» не сомневался в том, что пересек лесные заросли. «Он» хорошо разглядел росшие на опушке пышные кусты рябчика мутовчатого, на которых обильно скопился снег. Еще там была самка соболя с детенышами. Она недовольно взглянула на «Него» и в сопровождении двух своих щенят стремительно скрылась в чаще.
Все оставшееся время «Он» провел в степи, без устали гоняя взволнованное стадо толстозадых диких ослов. Четыре «Его» копыта взмывали ввысь, шея тянулась вперед, длинная грива развевалась на ветру. «Он» быстро миновал тополиную рощу, преодолел покрытую гравием, беспорядочно поросшую красной травой местность и бесследно прогнал глупых разгневанных ослов.
Когда все закончилось, «Он» остался в своем сне один. Перед «Ним» раскинулась припорошенная снегом бескрайняя равнина, гигантский золотистый диск солнца тихо посматривал на «Него» из-за линии горизонта.
А потом Он проснулся.
Он пребывал в легком недоумении, не понимая, почему во сне стал конем. К тому же Он начал вспоминать, что в предыдущих снах тоже все время несся вскачь. Картинка была размытой как раз потому, что «Он» мчался во всю прыть. «Он» бежал слишком быстро. Он не владел навыком, которым настоящие лошади наделены от природы, – способностью улавливать проносящиеся мимо на большой скорости образы. Поэтому содержание сна терялось в тумане.