Времена и нравы. Проза писателей провинции Гуандун — страница 47 из 66

енту окончания университета, ее приятель стал искать способы переманить Крошку Ань к себе. Подсуетившись и похлопотав за нее по знакомым компаниям, в конце концов он сумел удачно пристроить ее работать в довольно крупную фирму. Так Крошка Ань попала в Шэньчжэнь.

Уехав из дома из-под опеки мамы с папой, она оказалась рядом с человеком, который готов был заботиться о ней, даже нашел через свои связи ей работу. Естественно, Крошка Ань очень скоро превратила их любовные отношения в брачные. В тот год ей только-только стукнуло двадцать три. Среди университетских подруг она вышла замуж раньше всех. Юные девушки, впервые попав в этот мир соблазнов и развлечений, были полны азарта и задора. Кому ж не хочется пожить в свое удовольствие еще годик-другой, выбирая себе подходящего мужчину? В них было еще столько детской непосредственности и незрелости. Как ни посмотри на них, ну не доросли они еще до роли жен! Совсем юная Крошка Ань оказалась вдали от дома, в незнакомом месте, где не было ни друзей, ни родных, кроме этого парня. Конечно, ей хотелось спрятаться в этой брачной клетке, она сдалась без боя. Плен – это тоже укрытие!

Парень стал мужем. Фактически муж был лишь на год старше ее, такой же, как она, зеленый и неоперившийся, и понимал-то он тогда ненамного больше Крошки Ань. Он просто-напросто очень любил ее, и это было самое главное. Он был в этом уверен, она тоже была уверена. А этого было вполне достаточно.

Семьи у обоих остались где-то там далеко, что сэкономило целую кучу денег на всех этих традиционных ответных дарах и тому подобном свадебном церемониале для родственников и друзей. Они сходили в фотостудию, отсняли свадебный альбом, в местном ЗАГСе получили свидетельство в красной обложке, закатили в ресторане «пирушку» аж на полсотни юаней да обменялись по обычаю свадебными подарками: он подарил ей духи, а она ему бритву. Поздно вечером легли вместе спать. На следующий день утром молодожены телеграммой сообщили обо всем родителям. Вот и вся свадьба!

Жили молодые в маленькой съемной квартире, из комнат – спальня да гостиная, в самом сердце оживленного города. Выходишь из дома и тут же погружаешься в шум и суету центра города – супермаркеты, салоны красоты, чайные, закусочные, модные магазины. Открываешь окно – мимо рекой текут прохожие, сплошь нарядные женщины, элегантные мужчины. Оживленнее и многолюднее этого места в городе не было. И все свежесть и страсть, тяготы и неловкие моменты, которые всегда случаются с молодыми после свадьбы, – все это они пережили на фоне этого гудящего грешного мира за окном. Именно там в них начали проникать и пускать где-то глубоко внутри корни эти едва уловимые, необъяснимые ощущения. Первое время Крошка Ань постоянно замирала от неоднозначности происходящего вокруг и своих ощущений: с одной стороны, она словно потеряла что-то очень дорогое и ценное для себя, а с другой стороны, ее ждала неожиданная радость. Временами у нее случались необъяснимые вспышки гнева, довольно быстро сменявшиеся непонятными приступами эйфории. В общем, она стала настоящей женой. Жена… признание и принятие этого нового статуса оказались для нее несколько поспешными и не совсем по силам.

В квартире, где они жили, дверь в ванную комнату была как раз напротив спальни. По утрам, нежась в еще теплой постели, она наблюдала, как в лучах восходящего солнца муж в домашней футболке неспешно бреется перед зеркалом в ванной. Пену он наносил на всю нижнюю часть лица и подбородок. В руках у него была бритва. Да-да, тем самым подаренным ею станком марки «Gillette» он водил по густо обмазанному пеной подбородку. Он поворачивался к зеркалу то одной стороной, то другой и, как крестьянин плугом, на белом поле аккуратно вспахивал бритвой борозду за бороздой. Где прошелся, там проступает полоса «кожного чернозема». Вспахав новый кусок, он обязательно проходился другой рукой по борозде, ощупывая ее тут и там, удостоверяясь в ее качестве. В эти минуты муж становился медлительным и дотошным, как никогда. В его взгляде были лишь сосредоточенность и спокойствие. Этот земледелец был невозмутим и очень предан своему делу.

Приблизившись к зеркалу, он осматривал свое лицо и ощупывал его со всех сторон: ну вот, наконец-то полный порядок! Прошедшийся плугом по борозде станок оставил после себя готовый к посевной чернозем. Свежеобработанная пашня выглядела аккуратно и ухоженно. В предрассветной прохладе над ней как раз начинала заниматься заря.

Он причесывался, осматривал свои зубы, подбадривал себя, да, теперь он был готов выступить в поход.

Он выходил из ванной комнаты, в спальне не спеша переодевался в рубашку и костюм, завязывал галстук. Брал в руки портфель. Все это время Крошка Ань не сводила с него глаз, к этому моменту у нее уже накапливалось ожидание и даже нетерпение. Но, к счастью, он никогда не забывал и всегда подходил к кровати, наклонялся и касался ее лба своей свежевыбритой щекой. Затем, бросив на ходу «Увидимся!», торопливо выходил из комнаты и исчезал из поля зрения.

То место, где муж касался лба Крошки Ань, начинало вдруг выпячиваться, словно у нее на голове вырастала еще одна маленькая ручка, которой можно было что-то схватить. Она продолжала чувствовать слабый запах – прохладный и освежающий аромат крема для бритья. О, неужели это и есть вкус настоящего мужчины? Такой незнакомый, такой приятный, такой волнующий. В этом и заключается брак, когда каждое утро она может спокойно и откровенно вдыхать запах мужчины?

Вечерами после целого дня суеты и хлопот Крошка Ань и ее муж, покончив с домашними делами и помывшись, даже не думали смотреть телевизор, а сразу отправлялись в спальню. Не так давно сыгравшие свадьбу молодожены питали неисчерпаемую страсть к бесконечному исследованию своих молодых тел. Занавески были плотно прикрыты. Они поворачивали выключатель светильника на прикроватной тумбе так, чтобы по возможности приглушить свет, но не выключали его полностью, оставляя в спальне полумрак. Они предавались радостному наслаждению плотью. На это у них обоих всегда хватало сил и энергии, хотя никто из них не знал точно, что должно быть и как. Он когда-то тайком смотрел журналы и фильмы порнографического характера. Сейчас он вспоминал, подражал, одновременно прощупывал ее реакции, прислушивался к своим ощущениям. Хотя опыта у нее не было совсем, она отнюдь не была стеснительной, старалась угождать его желаниям и мило поощряла его эксперименты. Их тела магнитом тянуло друг к другу.

Муж целовал ее всю, начиная от лица, ушей, шеи, груди, спускаясь вдоль живота все ниже и ниже. Ей казалось, что она течет настолько сильно, что вот-вот совсем растает и больше не сможет сдерживаться. В этот момент по коже снова пробегала волна обжигающего возбуждения. Муж переставал целовать и начинал натирать, он тер ее той самой жесткой щетиной на подбородке, он колол ее изо всех сил. Было даже больно, она вскрикивала. Но ему хотелось именно причинить ей боль. Он не обращал внимания на ее крики, продолжая намеренно колоть ее. На его лице появлялось выражение и деспотичное, и озорное одновременно. Но она и не думала его отпихивать, лишь еще крепче прижимала за спину.

Его борода, еще с утра начисто выбритая, к вечеру снова отрастала настолько, что могла и поцарапать. Меньше чем за день она превращалась в настоящее оружие.

В эти моменты муж был совсем не похож на того утреннего пижона в костюме. С утра он был воином, собирающимся в поход покорять этот мир. Тот мужчина не принадлежал ей полностью, у него были мысли, которые она не могла контролировать. Лишь вечером это был действительно настоящий муж, муж совершенный, подчинявшийся ей и подчинявший ее. Он колол ее отросшей за день щетиной. Своей бородой он играл в забавную игру, как когда-то в детстве это делал папа, – насколько они с ним были близки, близки до костного мозга, до сосудов кровеносной системы.

Именно благодаря мужниной бороде Крошке Ань казалось, что брак – это такое не очень знакомое и не очень комфортное, но при этом весьма приятное и удивительное путешествие. Со временем она постепенно успокоилась и все больше начинала быть похожей на настоящую жену.

Через несколько лет чувствовавший себя в Шэньчжэне как рыба в воде муж перестал довольствоваться своей судьбой, оставил госслужбу и ушел в бизнес, занявшись вместе с несколькими приятелями недвижимостью и девелопментом. Это было время, когда деньги и желания фонтанировали, как проснувшийся вулкан, когда всем и каждому вокруг словно ввели внутривенно допинг, и жизнь завертелась, как в рулетке, никто и ничто не могло остановить это движение.

В мгновение ока мужа, как на кадрах киноленты, унесло куда-то в туманные и безбрежные дали. Он стал постоянно ездить в командировки, да как уедет, так на несколько месяцев. Всегда она сама звонила ему первой, а тон на том конце провода всегда был крайне деловым и нетерпеливым. Муж спрашивал: «Что-то случилось?! Если ничего не случилось, чего звонишь?!» Любой разговор был напряженным, как будто шел обратный отсчет. Конечно, муж и правда горел на работе: вся эта информация, согласования, объекты, кредиты, проекты, чиновники, банкиры, подрядчики и даже партнеры – любое новое лицо было как ловушка. Все эти подарки, откаты, расчеты, зачеты, ты мне – я тебе, ожидание удобного случая; он делал все возможное, демонстрировал чудеса смекалки и мужества, поставив на карту и время, и силы, и судьбу, и даже свое достоинство. Обратного пути не было.

Крошка Ань перестала узнавать мужа. И кто этот мужчина?! Он или вообще не возвращался домой, или, приехав, практически не разговаривал с нею. Это обычно случалось под утро, когда она крепко спала. А она, уходя рано утром на работу, чувствовала сильный перегар от спавшего глиняным истуканом мужа.

Крошка Ань больше не могла видеть мужа, бреющегося в лучах рассвета. И по ночам между ними больше не случалось интимных игр, как раньше. Уже давно они перестали танцевать в постели па-де-де человеческой плоти. Муж выглядел усталым, он молча ложился в постель, мечтая только о том, как бы поскорее уснуть. Во сне он явно продолжал нервничать и хмурил брови. Когда время от времени в нем все-таки просыпался тот самый впавший в зимнюю спячку мужской зверек, он, даже не сняв рубашки, наспех кое-как пристраивался к ней. Сделает свое дело и, повернувшись на другой бок, с храпом тут же засыпает, подставив ей холодную как лед спину, от начала и до конца так и не сказав ей ни слова.