Ее как будто ослепило вспышкой молнии с неба. Ах вот оно что! Оказывается, папина борода по-прежнему сильно колется.
Да, она наконец-то раскрыла! Папин секрет! Секрет бороды.
…Значит, все мужчины с возрастом превращаются в папу. Вот в такого колющегося своей бородой папу. Все мужчины стареют, стоит лишь иметь достаточно терпения дождаться этого момента, и они станут старыми. В каждом из них нет ничего колючего, кроме бороды. Они все папы. Па-пы.
Шэн КэиБелые луга
1
Однажды февральским утром случилось кое-что странное. Внезапно у моих глаз белки стали куда больше зрачков, кроме того, взгляд казался злым – именно такой взгляд бывает у собаки, когда встречаешься с ней на узкой дорожке. Я смотрел в зеркало и видел лишь две крошечные черные точки, плававшие в необъятном пространстве мутноватых белков, подернутых сеточкой сосудов. Вид совершенно несчастный. Я поджал губы и повесил голову, размышляя, что могло послужить причиной такой разительной перемены.
Хотя у меня довольно взрывной характер, но я умею сдерживаться и терпеть, ни к кому обычно не питаю злобы и не впадаю в уныние. Я прожил тридцать лет без особых трудностей. Родители развелись, когда я был еще маленьким, они занялись сомнительными делами, но это не повлияло на мое взросление. Признаюсь честно, я лишен талантов, зато обладаю множеством явных странностей, но все равно поступил в университет, с горем пополам его окончил, уехал в другой город в поисках свободы и в очередной промежуток между работой и безработицей женился на ничем не примечательной девушке – я говорю о своей супруге по имени Ланьту. Разумеется, я понимаю, что в прошлом у нее были увлекательные жизненные перипетии, вот только, оказавшись рядом со мной, она стала частью пресного мирка. Почему бы и нет? Честно сказать, я не переношу слишком яркие вкусы. У Ланьту исключительно покладистый нрав, я иногда даже не могу отличить, довольна она или нет, она всегда с улыбкой принимает душ, надевает ночнушку и, размеренно посапывая, удаляется в царство снов, не забывая при этом взять меня за руку. Начиная с первого дня нашего брака у меня возникло чувство, словно бы мы вместе уже сотню лет. Для такого парня, как я, она – идеальный выбор: привлекательная, образованная, хорошая хозяйка, заботливая жена.
Нет, все-таки расскажу о жене поподробнее. Полненькая, круглолицая, о таких женщинах говорят, что они приносят в жизнь мужа успех и процветание. Перед сном она съедает яблоко, после пробуждения выпивает стакан соленой воды, любит вздремнуть днем, и вся ее жизнь подчинена распорядку. В университете она изучала информационный менеджмент, сейчас коротает рабочие дни в государственном учреждении. Некоторое время назад газета «Южный город» опубликовала крошечную, но интересную заметку о том, как в одном комитете засорилась канализация, сантехник, приложив недюжинную силу, вытащил целую кучу использованных презервативов. Сразу видно, что делать в госучреждении особо нечего и, чтобы скрасить время, сотрудники выбрали себе занятие по душе. Ланьту тоже нашла такое занятие: открыла интернет-магазин одежды на «Таобао» и вскоре получила как продавец наивысший рейтинг – пять звезд. В обыденной жизни, разумеется, она очень порядочная женщина: уважает установленные мной правила, никогда не общается с бывшими, не обедает и не пьет кофе наедине с другими мужчинами и так далее.
Что же до меня, то я три года проработал в отделе продаж в иностранной компании, где каждый день по семь-восемь часов висел на телефоне, не ходил лишний раз в туалет и терпел жажду, постоянно находился в поисках новых заказов, которые обсуждал до посинения, иногда оба уха приклеивались к телефонным трубкам, а после работы мысли в голове беспорядочно летали и жужжали, как мухи. Просто я действительно родился под несчастливой звездой. Цены на квартиры с каждым годом бешено растут, квадратный метр стоит двадцать пять тысяч, первоначальный взнос тридцать процентов, то есть минимум нужно триста сорок тысяч, каждый месяц на выплату кредита с процентами уходит тысяч семь-восемь, и мне не свести концы с концами. Будучи «рабом квартиры»[137] без надежды снова скатиться до уровня квартиросъемщика, я еще и задолжал Ланьту обручальное кольцо и свадебное платье. Золотое или серебряное кольцо я еще мог бы себе позволить, но Ланьту приспичило бриллиантовое, сколько карат – неважно, лишь бы с камнем, который сверкает в ночи. И если я не хочу заставлять ее ждать, то придется вооружиться игрушечным пистолетом и пойти грабить банк. У меня не было времени на фотографии в свадебных нарядах, ни минуты. Я выходил из дома, когда Ланьту еще спала, а возвращался, когда она уже спала. В общем-то я почти забыл, как это бывает между супругами. Капиталистам плевать, жив ты или умер, и уж тем более им плевать на твою сексуальную жизнь, на то, что у тебя не было медового месяца и ты не можешь поехать на похороны родственника, ты – их домашний скот, их верный пес и должен каждый день крутиться, каждый день дежурить у телефона и даже пуститься во все тяжкие и вести борьбу любыми средствами, а вот как получишь заказ и заработаешь баксы – вот тогда ты актив компании, лучший работник, тогда тебя повышают, и помимо прочего фирма может великодушно отправить тебя вместе с супругой за границу. Я тоже мечтаю отвезти Ланьту в Европу или Америку, уже несколько лет жду этого, мы женаты давным-давно, а особо никуда не ездили, про красивую свадьбу и кольцо Ланьту не заикается, думаю, ей все это уже и неважно.
В то утро я стоял и смотрел в зеркало на полстены, хотя внешне и сохранял спокойствие, но внутри поднималась волна такого отчаяния, какого я доселе не испытывал. Что это за ужасный взгляд? Со мной в любой момент мог случиться припадок безумия. Я потихоньку припоминал события предыдущего вечера. Я пригласил покупательницу из компании «Fox» – мы часто называем их словом «байер» – по имени Доли в ресторан. Она выбрала себе английское имя Донна, но сейчас мне хочется называть ее Доли. Доли притащила с собой бутылку «Маотай»[138] из собственных запасов и после третьей рюмки распахнула тайники своей души, сказав, что от моего взгляда у нее сердце разрывается на части. Я давно уже понял, как она ко мне относится, лишь притворялся, что ничего не замечаю. Я много слышал подобных намеков, особенно от дам лет сорока. Я знал, что Доли пишет стихи и в корпоративном издании воспевает в своих произведениях Родину, а еще изливает любовную тоску, а ко мне она проявляла материнские чувства, что вполне банально. Но сейчас наши с ней взаимоотношения уже перестали отдавать материнской любовью. Однажды я напился до кровавой рвоты, в другой раз у меня началась алкогольная интоксикация, и, после того как я дважды полежал в больнице, между нами установились партнерские отношения, можно сказать, мы стали друзьями.
Не смотрите на меня с пренебрежением, я терпеть не могу пьянство и поклялся бросить пить эту губительную огненную воду, но когда занимаешься продажами, то половина успеха – это пиар, а если ты не пьешь, то разве же научишься вести непринужденные беседы, подобно высокообразованным людям, жившим при династиях Вэй и Цзинь[139], так сказать, ловить вшей на своей одежде, не прерывая разговора?[140] Да и вообще, как говорится, в собачьей пасти слоновьи бивни не вырастут. В нашей конторе все сотрудницы и сотрудники – приверженцы вина и мяса, такова реальность, в большинстве случаев основная тема подобных застолий – подарки, взятки и комиссионные. Если ты этого не понимаешь, то о каком искусстве продаж может идти речь? Более того, приходится рисковать собственной шкурой, идти напролом, разливаться в сладких речах и выставлять себя невесть кем, лишь бы на вашем фоне клиент выглядел благородно, пусть даже вы получите крошечный заказик на один зуб. Черт побери, это действительно напоминает ситуацию, когда сексуальная женщина издалека строит вам глазки, изголодавшемуся желудку или настоящему половому влечению от этого ни холодно ни жарко, но хватает, чтобы испытать приятное волнение. Особенно перед лицом глобального финансового кризиса и сильного экономического упадка в 2008 году со всеми банкротствами, сокращениями штата, нарушениями общественного порядка и тревожными ожиданиями людей. Когда ты восемнадцать часов смотрел в компьютер, искал данные, подготавливал документы, отвечал на письма, составлял заявки, заполнял таблицы, то в мозгу сплошные цифры, к концу рабочего дня ты устаешь, как собака, и вдруг красивая женщина бросает на тебя кокетливый взгляд, пусть даже она в тысяче километров от тебя, ты не можешь не испытывать благодарность за эту мелочь, ведь она символизирует беспредельную надежду.
Обычно в состоянии алкогольного опьянения я жажду услышать голос Майи. Майя – девушка с нежным личиком, в которой чувствуется чунцинская остринка. Рассказывать слишком долго, я потом еще вернусь к ней. Сейчас пока что нужно поподробнее поведать о событиях прошлой ночи. Эта водка «Маотай», которую принесла Доли, показалась необычной. Едва понюхав, я понял, что это подделка, но она неплохо пилась, и вкус был приятным, совершенно ясно, что производители паленой водки честно потрудились. Доли радушно угощала меня и посматривала с воодушевлением – речь шла о ее «заказике», я же не мог избавиться от чувства, что она держала меня в подвешенном состоянии, а ниточку прицепила к большому заказу на сто тысяч.
Женская сдержанность – иногда сплошное притворство, а иногда чистая правда, но вот конкретно с Доли это не слишком ясно. В тот вечер я, как обычно, не стал ей перечить, все равно напьюсь в хлам. Однако опьянение было каким-то странным и пошло по незнакомому сценарию. Я не стал звонить Майе, меня вырубило сразу. Очнулся я в номере отеля. Обнажив плоскую грудь, на которой поблескивал рубец, Доли расстегивала ремень на моих брюках.
Можно было нежно погладить рубец рукой, словно сверкающий стотысячный заказ, и пальцы почувствовали бы лицо Бенджамина Франклина на стодолларовой бумажке. К несчастью, у меня от вспышек этого сверкающего рубца резало глаза, а в голове плескался клейстер, и я, обливаясь холодным виноватым потом, позорно ретировался, потеряв присутствие духа. По-видимому, я даже отползал: наполовину расстегнутый ремень волочился по полу, а пряжка билась о бетон и неблагозвучно бряцала. Доли как-то раз вздыхала и намекала на нелегкую долю, но я и подумать не мог, что она лишилась груди. Господи, я раньше просто не видел ее малышек, но не мог не пожалеть тех мужчин, которых угораздило познакомиться с ними поближе. Мне пришла в голову мысль, что жизнь может потребовать от тебя не только молодость, но и грудь, а потом и вовсе упаковать и целиком сжечь в крематории, и я приуныл.
Частично из-за Доли, частично из-за баксов сердце мое растаяло, так что я и сам запутался. Из поврежденных глаз постоянно текли слезы. Когда я на полпути решил вернуться, Доли уже ушла. Проклятье, она, наверное, ужасно страдала, но нет, я страдал еще сильнее. В тот момент из-за меня плакали все лица на долларовых банкнотах, начиная с Джорджа Вашингтона и заканчивая Бенджамином Франклином. Месяц подходит к концу, а график моих трудовых достижений все еще похож на пришибленную морскую змею. Сейчас у меня в руках пусто. Эх, Доли, мне стоило задержаться ненадолго рядом с твоей плоской, как бланк заказа, грудью и хотя бы поблагодарить за то, что ты без конца кормила и поила меня. Я, мучаясь от ни с чем не сравнимого стыда, купил с придорожного лотка, торговавшего шашлычками, пива, а потом, будто в искупление, набил желудок всякой дрянью, оставив после себя целую кучу деревянных шпажек. Было почти два часа ночи, дул свежий воздух, но улица пока не опустела: кто-то только шел в клуб, другие, закончив веселиться, возвращались домой – пешком, на машинах, на такси; уличные фонари еще толком не проснулись, а вокруг них уже обогревались мошки.
О, бедные маленькие создания, они готовы были умереть ради этого слабого света и тепла. Я вернулся домой, лег в постель, все еще размышляя об их величии. Потом в животе начало печь, меня прослабило девять раз, и я просидел в туалете почти до рассвета, аж ноги подгибались. Только лег, как через две минуты зазвонил будильник. Я вскочил с намерением умыться, почистить зубы, побриться, сесть в автобус, потом в метро и в установленное время прибыть в фирму. Сегодня утром управляющий по Азиатско-Тихоокеанскому региону снова приезжал из Сингапура с проверкой, он собирался уменьшить штат и сократить расходы. И неважно, из шерсти у нас костюмы или из нейлона, белые рубашки или черные и есть ли дыры на трусах – всем предписывалось одеться с иголочки, чтобы выглядеть как профи высшего уровня, и встретить управляющего.
Мой рот был полон зубной пасты, а мысли заняты инфляцией и растущей безработицей. Если меня сократят, то Ланьту выставит меня прочь, а быть бездомным паршивым псом ох как не хочется. Я протер лицо полотенцем, высунул язык и потянулся им к кончику носа. Сами видите, вел я себя странно, словно пес, и уже сам себя немного побаивался. Я дрожал, пальцы не слушались. Включил электрическую бритву, и она зажужжала, как газонокосилка. Я не брился три дня, обычно щетина жесткая и топорщится, но сегодня подбородок покрывали мягкие тонкие волосы. Это что еще такое? Я испуганно уставился на свое отражение, глаза светились холодным светом, как у низших животных, ужас превратился в гнев. Внезапно чудище из зеркала протянуло руки и бросилось, чтобы укусить меня. Я натолкнулся на холодную поверхность зеркала и отпрянул, а потом с силой ударил по нему электробритвой. Зеркало с грохотом рухнуло и разбилось, и какой-то крошечный таракан бросился в замешательстве наутек.
Моя супруга Ланьту тихонько подошла ко мне, собрала осколки, а потом сказала, что в следующий раз купит в «Икее» зеркало в деревянной раме, после чего пошла готовить завтрак. Ох, она даже не поинтересовалась, почему я в сердцах разбил зеркало, а ведь я действительно хотел спросить, не похож ли я на пса, но Ланьту не проявила никакого любопытства, это очень странно.
2
Я открыл платяной шкаф; от запаха нафталина так защипало в носу, что я расчихался, а потом кучу времени убил, чтобы найти красный галстук от «Луи Вюиттон», подаренный Майей. Поглощая кашу, я сказал Ланьту:
– Ты что, постирала галстук и испортила его?
Жена ответила:
– Я его вообще никогда не стирала.
– А почему он такой потрепанный и словно бы выцветший?
– Ничего подобного. Выглядит как новый. Эти высококачественные подделки очень неплохи.
Я наклонил голову и посмотрел на галстук, он выглядел ужасно – и это еще мягко сказано. Тогда я решил сделать комплимент жене, сказав, что белый свитер выгодно подчеркивает тон ее кожи. Ланьту рассмеялась и ответила, что свитер вообще-то зеленый. Я с улыбкой вытер лицо насухо. Мы всегда говорили на отвлеченные темы, потому что так хотела Ланьту, и я не стал докапываться до истины. Я переобулся в ботинки «Пакерсон». Майя говорила, что эту марку любят итальянские аристократы из Тосканы. Она всегда наряжала меня с несравнимым энтузиазмом, а мне оставалось лишь напрягать извилины, чтобы объяснить появление очередной обновки Ланьту. К счастью, Ланьту не относилась к числу мнительных ревнивиц. Если не произойдет ничего из ряда вон выходящего, то в обеденный перерыв я планировал встретиться и провести какое-то время с Майей. Я в приподнятом настроении шагнул за порог, и тут меня окликнула Ланьту. Жена поднесла мне стакан соленой воды:
– Ты забыл выпить.
Я прямо в дверях с чувством стыда залпом осушил стакан, но мучился этим чувством не слишком долго, поскольку его разбавили мысли о Майе.
Странно, но в метро вся реклама была отпечатана в каких-то серых тонах, и мужчины, и женщины были одеты в черное или в белое, ничего цветастого, как раньше. Этот мир словно бы устраивал коллективный траур. Я чувствовал смесь запахов мыла, кожи, баоцзы[141], тела и даже потных подмышек. Внезапно мне показалось, что мое поле зрения расширилось, словно я смотрел через широкоугольный объектив. Я висел, держась за кожаный поручень, отбросив в сторону тревоги о сокращении штата.
А вот теперь мне не терпится рассказать о моей Майе. Можно сказать, что наше знакомство – заслуга Доли. Вообще-то людям моей профессии почти нереально познакомиться с красоткой из культурных кругов, и мы встретились по счастливой случайности. Как-то раз я позвал Доли в караоке, а она привела с собой хорошенькую подружку с глубоким декольте, тонкой талией и круглой попкой в обтягивающих джинсах. Подружка дымила как паровоз и удивительно много пила. Я впервые узнал, что в мире, помимо красоток из бедных семей, которые держат ноги плотно сжатыми, существуют и такие, не стесняющиеся в открытую заявлять о своих желаниях девушки. Она села, окинула меня взглядом и тут же заявила, что у меня кроткие глаза, а внутри я весь прогнил. Сначала мне показалось, будто мне влепили оплеуху, но я быстро приспособился к ее манерам и влюбился в эту умницу и красавицу по имени Майя. Она работала главным редактором в толстом феминистическом журнале. К сожалению, у меня не было времени полистать этот журнал, порой я удивлялся, как вообще выкроил время, чтобы заманить Ланьту в свои сети.
Майя, словно нужная доза спиртного, повышала настроение, но при этом человек оставался в ясном уме. Я, в сущности, и не думал, что Майя может испытывать ко мне какой-то интерес, но потом она бросила Доли и пригласила меня пойти в бар «0755». Жене я наврал, что ужинаю с постоянным клиентом, а сам с Майей буквально всосал в себя дюжину бутылок немецкого портера и отправился с ней в ее шикарный жилой комплекс. В мгновение ока я почувствовал себя бесплатным мальчиком по вызову, но в нашем с ней взаимодействии мы были на равных и оба потеряли голову. Она сказала, что из-за моих глаз ей страстно захотелось прижать меня к груди и лелеять, удивительно, что в таком меркантильном городе можно встретить такие чистые и нежные глаза, вдобавок черные как смоль и яркие.
Похвала Майи привела меня в восторг, как говорится, цветы сердца бурно расцвели, но тут она похлопала меня по спине со словами: «Ты мне понравился исключительно потому, что ты не из нашего круга. Мне уже опостылела эта нездоровая атмосфера». Я понял, почему Майя так сказала. Умный кот, сделав свои дела, всегда зарывает следы. Привычка эта вовсе не признак самоуважения, просто ему когда-то очень сильно попадало.
Я не в состоянии толком объяснить, что за отношения связывают меня с Майей. В какой-то момент и она вдруг решила разыгрывать передо мной недотрогу, сказав, что, дескать, мужчинам, которые хотят выглядеть достойными, нравится подобный тип: скромная красавица, легкая в общении, безвредная, покладистая, с характером мягче, чем шкурка самых дорогих зверьков, чем тысячелетние водоросли, чем зеленый мох на кирпичной кладке. Для начала она «выправила» зрение и слух: не смотрела эротические фильмы, не слушала экстравагантную музыку, «Сон в красном тереме»[142] прочла с купюрами, на «Цветы сливы в золотой вазе»[143] плевалась, а «Подстилку из плоти»[144] и вовсе считала мусором. Она упорно не хотела признавать эти распутные книги произведениями искусства и обсуждала со мной одежду и украшения, музыку и развлечения, рассказывала о своей жизни до потери девственности, но никогда не заикалась о сексе – ни сколько раз за ночь она этим занималась, ни о своих эрогенных зонах, ни о чем, что хоть как-то касалось бы искусства любви… Она хотела казаться сдержанной, скрытной юной красой из добропорядочной семьи, говорила лишь правильные вещи, вела себя надлежащим образом, но, попритворявшись пару раз, устала, поскольку не в состоянии была разорваться. Честно говоря, мне нравилась настоящая Майя, беспечно курившая, заливавшаяся румянцем после трех бокалов вина и громко распевавшая «Забудь ту боль, забудь то место, с тобой скитаться станем вместе». Из ее уст «Песня Чжан Саня»[145] звучала как невинная детская песенка. Майя, которая мне нравится, развратна, но не распутна, непорочна, но опытна, внешне слаба, но внутри непреклонна, умела пошутить и могла сказать в лицо все, что думает, не заботясь о чувствах собеседника.
Майя настоящая, ей не нужно по жизни притворяться кем-то другим ради заказов. Ее самая отличительная черта в отсутствии пошлости, она не станет дурить вас ради статуса и даже боится, что ты окружишь ее вниманием. Но иногда мне начинало казаться, что я без нее не могу, может, я и правда насквозь прогнил и вовсе не тот хороший парень, которого из меня пыталась вылепить Ланьту. Один раз после того, как мы позанимались любовью с Майей, мне стало грустно и я почти с ненавистью рассказывал Майе о Ланьту и ее магазине на «Таобао», меня не устраивала скучная жена, но если подумать, то вел я себя как ребенок, которому не досталась конфетка, а потому заслужил насмешку Майи.
Я пришел в офис на десять минут раньше, чем нужно. Все мои коллеги, как и я, вырядились, чтобы пустить пыль в глаза, в том числе и горячий поклонник известных брендов Алекс из отдела продаж, с ног до головы одетый в «Барберри». Для удобства в таких фирмах, как наша, все дружно используют английские имена. У Чжундун исчез – как только я вошел в офис, то превратился в одного из бесчисленных Джейсонов, и порой я смутно ощущал себя смазливым блондинчиком. Я не знал, как на самом деле по-китайски зовут «Алекса», этот парень, приехавший из Пекина, славился тем, что наизнанку готов был вывернуться ради настоящей брендовой вещи и с радостью позволял любые проверки: давал себя и погладить, и пощупать. Мы привыкли ощупывать всякую электронику и не особо разбирались в одежде, трогать, конечно, трогали, но без особого интереса. Но мы предпочли бросить это занятие еще до вынесения вердикта, слишком уж угнетала перспектива попасть под сокращение, поэтому мы на пять минут раньше толпой ворвались в конференц-зал и увидели, что нас давно уже ждет управляющий по Азиатско-Тихоокеанскому региону: белоснежная рубашка, серебристо-серый ремень и темно-синий костюм. Выражение лица его было угрожающим, с первого взгляда понятно, что ситуация из ряда вон выходящая. Даже сидевший слева от меня Алекс не казался таким уж самоуверенным и, вопреки правилам, снял ботинки; вонь от ног перебила даже исходящий от него запах туалетной воды. Я пнул его под столом и тихонько сказал:
– На приветственном плакате в честь управляющего белые иероглифы на красном фоне, очень по-китайски.
Он уставился на меня:
– Ты что, дальтоник? Или на неприятности нарываешься?
Я не придал значения словам Алекса, только заметил:
– Немного смахивает на гражданскую панихиду, глянь на наших барышень, как шеф приехал, так все из себя скромницы.
Алекс обозвал меня нанкинским тунеядцем, а я в ответ покрыл его по матери. Основа наших с Алексом приятельских отношений – взаимная ругань. Обычно с заказчиками мы ведем себя тише воды ниже травы, и разнузданное поведение помогало снять напряжение и получить удовольствие. Иногда мы в ресторане специально придирались к официантам, заставляли их краснеть до ушей и бегать туда-сюда из страха, что мы накатаем на них жалобу.
Алекс ругал меня все забористей и забористей, редкостные скабрезности, но это уже не стоит описывать, поскольку официально началось собрание.
Собрание вел директор нашего филиала Эрик по прозвищу Брехун (поскольку он заливал, что учился за границей, а потом вернулся домой), и мы встретили приезд управляющего по Азиатско-Тихоокеанскому региону громкими аплодисментами. Через пять минут мы подошли к главному вопросу – о кадровых перестановках. Прежнего начальника отдела перебрасывали в Шанхай, а новый начальник продлит контракт с двадцатью пятью сотрудниками, включая меня, в зависимости от того, кто как работал в последние несколько лет. Атмосфера в конференц-зале тут же стала строгой и торжественной, я почуял скрытое возбуждение и понял, что все в уме подсчитывали свои заказы. В этом месяце мои успехи далеки от идеала, так что хорошо бы просто не попасть под сокращение, но я задумался, кого могут повысить.
А вот дальше случилось кое-что неожиданное. Внезапно объявили об увольнении Алекса, который трясся рядом со мной так, что ноги судорогой сводило. Оказывается, этот умник зарегистрировал компанию где-то в Австралии и левачил по-крупному, а махинации вскрылись только потому, что настучала его бывшая девушка. Алексу приказали собирать манатки и проваливать на все четыре стороны. Спекулировать – мечта всех работников отдела продаж, в тот момент, полагаю, Алекс стал героем в глазах всего коллектива, более того, все поверили, что он носил настоящие шмотки «Барберри», хотя вскоре ему предстоит предстать перед судом за разглашение коммерческой тайны.
Никто уже не слушал, как черноволосая секретарша с белой кожей зачитывала рейтинг продаж, мы были в курсе своих результатов еще до приезда управляющего, и каждый знал себе цену. Как говорится, от беды не скроешься, в нашей профессии всегда так – внезапно могут уволить, внезапно сами уходят, несгибаемые в процессе кадровой текучки сотрудники просто надеялись, что начальство побыстрее отсечет все лишнее, и хотели скорее узнать, кого же увольняют.
– Что касается Джейсона… – аккуратно проговорил Брехун Эрик.
Мое сердце сжалось, однако он не сказал ничего напрямую, лишь коротко рассказал о моей работе в компании на протяжении трех лет, словно бы зачитывал список трудов покойного. Я потерял терпение. Сказал бы Брехун все напрямую, к чему эта нудятина?! На моем лице застыло смиренное выражение, а из горла вырывался стон.
3
Обычно рядом с чувственными ярко-красными шторами Майи мое сексуальное желание усиливалось. Бар Майи ломился от хорошего алкоголя: тут тебе и «Маотай» двадцатилетней выдержки, и «Улянъе»[146] тридцатилетней выдержки, а еще настоящее красное вино, стоит вдохнуть аромат – и возникает иллюзия любви; после пары стопок алкоголь растекся по телу, и любовь тоже, я размышлял, как бы остаться с Майей навеки. Вот такая я сволочь! Майя налила в стеклянный графин французское вино урожая 1988 года и сказала, что этому вину надо отдохнуть час перед употреблением. Майя заметила, что я в восторге, но явно не из-за нее, и пошутила, что я трудоголик и моя единственная радость – заказы, а в сердце есть место только долларам. Я обнял Майю. Аромат вина кружил голову.
Я утаил от нее, что меня чуть было не уволили, соврав, будто меня оценили по достоинству, для женщин репутация очень важна. Я живописал Майе то волнительное собрание. А на самом деле, когда Брехун Эрик собирался объявить, что я уволен, в фирму позвонила Доли, и ее заказ на шестьдесят тысяч спас меня. Управляющий по Азиатско-Тихоокеанскому региону о чем-то пошептался с Эриком, и ситуация круто изменилась. Мне передали крупного заказчика – компанию «Fox», в которой трудились несколько сотен тысяч человек. Мы в коллективе между собой называли ее Цайшэнем[147]. Доли была там всего лишь начальницей одного из отделов. Впервые столкнувшись с неожиданно свалившейся на меня удачей, я так обрадовался, что лишился дара речи. Если бы я рассказал вам о том, как трудно работать с «Fox», то вы с такой же радостью согласились бы работать с мелкими клиентами. На самом деле это тоже способ уволить: справишься – все останутся довольны, а если нет, то не ты первый, не ты последний.
Я сказал:
– Майя, мне нужно пригласить Доли в ночной клуб, там мальчики красивые, крепкие и нежные, знают, как ухаживать за дамами, Доли там понравится.
Майя рассмеялась:
– Насколько я знаю Доли, она предпочла бы подкаблучника, которого жена содержит в чистоте, – можно пользоваться и не волноваться.
Майя любила подколоть. Мне стало стыдно перед ней. Хоть она и свободна, но я пользовался ее юностью, а замуж не брал, да и денег не тратил, наоборот, это Майя время от времени что-то мне покупала. Сколько еще продлится эта материнская любовь, которой она ко мне воспылала?
Я уложил Майю на диван, а сам пошел в ванную и посмотрел в зеркало. Все тот же злобный взгляд, маленькие зрачки на фоне огромных белков. В груди заныло. Когда я вернулся к Майе, то меня мучила невыразимая боль. Белая ночная рубашка окружала Майю легким облаком. Я снова обнял девушку и сказал:
– Майя, ты ангел, а здесь рай.
Я, похабно улыбаясь, гладил Майю, вдыхая ее запах, прижимался лицом к ее белоснежной шее и водил по нежной коже. Майя тихонько стонала. Как ни странно, дальше этого дело не пошло. Внутри разливалось постыдное спокойствие. Раньше такой порыв перешел бы в бурную страсть, и я испугался, что стал импотентом. Майя утешила:
– Последнее время ты не в настроении, и на то есть причина. Ничего, секс не обязательная вещь. Настоящая любовь равно любовь минус секс. Ха! Кто это сказал? Чушь все это!
Но вскоре я заметил, что в глазах Майи блеснули слезы. Жизнь Майи посетили слезы – это что-то новенькое, я даже опешил. Хоть я и имел опыт в обращении с женщинами, но тут растерялся, поскольку Майя отличалась от других. А ведь и правда, последние несколько раз у меня ничего не получалось с Майей. Для Майи, как и для любой красавицы, это унижение. Мне хотелось увидеться с Майей, но не было желания раздевать ее, лишь вдыхать ее запах, прикасаться к ней, чистить для нее фрукты, варить ей кофе. Непонятно, что со мной такое.
Мучаясь угрызениями совести, я встал перед ней на колени, опершись на руки, подался вперед и молча смотрел на нее, ожидая, когда она выплачется или изольет мне свою душу, поведает о своем бесконечном одиночестве. Брехун Эрик как-то раз на банкете, устроенном фирмой в честь Праздника середины осени, сетовал, как ему сложно жить с женой порознь. Этот любитель пожимать плечами плакался у меня на плече, пока не выдохся. Примерно раз в месяц он ездил домой в Чэнду, но эти редкие встречи делали одиночество совсем невыносимым, поэтому иногда Брехун отправлялся в увеселительные заведения и пускался во все тяжкие. Потом его мучило ужасное чувство вины и Эрик отправлял жене брендовые сумочки или белье. Его супруге нравилась беззаботная и комфортная жизнь в Чэнду, она ни в какую не хотела переезжать к Эрику. Лично мне казалось, что их брак трещит по швам. Разумеется, жизнь Брехуна меня не касалась, но при мысли, что он обманывает свою благоверную, мне хотелось, стиснув зубы, затащить в постель его жену. Но меня волновала Майя. Если бы я был более ответственным, то лучше бы о ней заботился. После того как отец Майи умер, мать снова вышла замуж, родила сына и все меньше уделяла времени дочери, а я, сволочь такая, только сплю с ней, и вроде как люблю ее, но ничего не даю. Майя могла бы встречаться с каким-то толстосумом, но из-за моих глаз, похожих на глаза ребенка, оставалась со мной. Вот уж действительно странная девушка. Я надеялся, что из-за моей прогнившей натуры все пойдет по обычному сценарию «повстречались-переспали-разбежались», и тогда я смогу заглотить ту жирную, но некрасивую рыбку, что предлагала Доли.
– Майя, сегодня мое сердце слишком податливо. Говори! Я все тебе пообещаю, Майя.
Наверное, мой вид был очень потешным, поскольку Майя, глядя на меня, вдруг расхохоталась:
– У Чжундун, ты стоишь в такой же позе, как Макс, ты знаешь, о чем я? Так звали озорного ездового пса из фильма «Белый плен». Он так терся головой, что сердце у всех таяло. Давай лучше попробуем хорошего вина.
Она аккуратно налила два бокала красного вина, слегка взболтала его, а потом продолжила:
– У Чжундун, если ты потерял ко мне интерес, то так и скажи, никто тебя не заставляет, я все понимаю. Это в человеческой природе. У всех есть шанс встретить кого-то лучше.
Майя называла меня по имени и фамилии, либо когда очень радовалась, либо когда была очень серьезна. Очевидно, в этот раз она серьезна, поэтому я выложился по полной. Красное вино напоминало тушь; сначала пилось оно плохо, я с трудом сделал глоток и сказал:
– Майя, я люблю тебя.
– Вино нужно пить медленно, в нем есть витамины…
– Майя, потребуй от меня чего-нибудь, почему не требуешь? Хочешь, чтобы я развелся?
– … в нем содержится виноградный сахар и даже белки, в «Компендиуме лекарственных веществ»[148] говорится, что вино разогревает почки и омолаживает кожу… Что ты сказал, У Чжундун? Развестись? Ой, ты меня не пугай!
– Ты что, никогда не хотела за меня замуж? Тебе на столько все равно?
– У Чжундун… Джейсон, не забывай, что ты уже женат.
Услышав ее слова, я задохнулся. Я-то надеялся, что она отчаянно хочет выйти за меня замуж, станет рыдать, продемонстрирует мне все свои прелести, лишь бы увести меня, женатика, из семьи, чтобы я удостоверился в ее чувствах, понял, что занимаю в ее сердце значимое место. Да, Майя напомнила мне, что я уже женат, все так, но давай же, Майя, веди себя как нормальная женщина, добивайся желаемого капризами и истериками, пусть даже у меня нет храбрости на смертельную схватку. Жизнь, мать твою, – это стоячая вода, ты молодец, Майя, борешься с жизненными перипетиями, давай же, вынуди меня, шантажируй ложбинкой на груди, угрожай своей тонкой талией… Майя, ты знаешь, что такое безразличие ничем не отличается от равнодушия Ланьту? Приходится признать, что ты меня раскусила. Я жалкий трус – из-за маленькой интрижки боюсь едва ли не до нервного срыва.
Я не мог и слова вымолвить, а из горла вырвался хрип, словно я вот-вот начну лаять. Без особого интереса я пил вино бокалами и сквозь пары алкоголя улавливал дыхание Майи, знакомый одурманивающий запах, который я никогда в жизни не забуду. Майя, давай мы все закончим, давай я уйду и больше не буду тобой бесстыдно обладать…
Я молча смотрел на Майю. Это правда. Совсем как Макс, когда он провожал взглядом вертолет, отрывающийся от земли и исчезающий в тумане. Я – пес, которого бросили на Южном полюсе. Я лег ничком на диван, положив голову на колени Майи, и горевал.
Майя закурила, и нежное личико заволокло табачным дымом.
– Ладно, У Чжундун, давай эту нудятину оставим на потом. Нужно быть последовательным в своей алчности. Ну, например, ты относишься к Доли как к женской ипостаси бога богатства, но если добился ее расположения, то не бойся смотреть на нее как на простую земную женщину, и тогда она ради тебя в лепешку разобьется и во всем поможет, как Седьмая фея помогала Дун Юну[149]. Я хорошо знаю Доли, чуть что – сразу вешаться. Ей уже тридцать шесть или тридцать семь, а к любви относится как девственница, – бессердечно констатировала Майя, протянув руку и померявшись с моей. – Слушай, ты что-то похудел, рука как у девушки. Борода реденькая и мягкая, кадык не так выпирает, ты, часом, не превращаешься в женщину?.. У Чжундун, заснул что ли? Тебе пора на работу.
В такой ситуации дремать не стоило, но я без конца работал и водил клиентов по ресторанам, ночью мало спал, так что меня и правда клонило в сон, а во время пространных рассуждений Майи я почувствовал, что засыпаю. Мне приснилось, что я получил зарплату и премию и купил Ланьту кольцо с огромным бриллиантом, который ослепительно сверкал, а босая Майя смотрела на меня издали, и слезы в ее глазах поблескивали, как бриллианты. Потом мне все время хотелось купить Майе сапожки с подкладкой из овчины; я часто гулял по торговому комплексу рядом с рестораном и искал удобного случая привести сюда Майю примерить сапожки. Вы не поверите, но мне просто не хватило смелости. Я таким образом просто утешал себя, и угрызения совести по поводу Майи постепенно утихали.
4
Когда я собрался обратно на работу, то Майя сунула мне коробочку с трусами от «Диор», сказав, что плотно облегающие боксеры стимулируют выработку спермы. Она слишком обо мне заботится. На работе я сунул коробку в ящик стола на недельку, чтобы при случае отнести домой. На самом деле подобная ситуация перестала уже быть проблемой, я просто перестраховывался. Знаете ли, я очень осмотрительный парень. Изначально я собирался просто положить трусы в шкаф, но потом, чтобы не вызывать лишних подозрений, бесстыдно продемонстрировал обновку Ланьту; во-первых, я хотел показать, что у меня есть вкус, а во-вторых, похвастаться якобы низкой ценой. Ланьту особо не отреагировала, просто сказала, что это неплохая подделка, вот только цвет слишком яркий, подобный товар есть и у нее в магазине, и, когда у меня будет время, мы можем вместе выбрать что-нибудь в Интернете. Последней фразой она словно бы спрашивала моего мнения, и я, стоя у нее за спиной, покивал. От ее стопроцентного доверия в душе разгорались нехорошие предчувствия.
До свадьбы Ланьту была очень дотошной, она постоянно пытала меня расспросами. Если на улице я позволял себе глянуть на какую-нибудь красотку, то Ланьту со злостью делала мне замечания и была готова разорвать меня на кусочки. Но в последние годы она растеряла все свое любопытство, избавилась от дурной привычки рыться в моих вещах и проверять эсэмэски. И хотя мы жили мирно и все реже ссорились, но слишком уж тихо; иногда мне даже хотелось, чтобы Ланьту повысила голос, я надеялся, что она, как любая женщина, которая боится потерять мужа, будет допытываться, откуда взялись эти трусы.
Если подумать, то Ланьту всегда меня волновала, а последние несколько ночей я лежал без сна, смотрел в темноте на спящую жену и видел, что она постарела. Морщины на шее стали заметнее, а ей плевать, она не боялась старости и принимала ее с таким спокойствием, что даже страшно. Наверное, после знакомства с Майей наша с Ланьту супружеская жизнь сошла на нет, у меня исчезла утренняя эрекция, а потом перестало получаться и с Майей тоже. Ланьту не особо страстная женщина. Вечером иногда можно было пару раз чмокнуть ее и приласкать, а она лишь спокойно принимала эти ласки и больше ничего не хотела. А раньше мы из-за этого ссорились; Ланьту очень серьезно относилась к сексу, считала его залогом счастливого брака. Однако внезапно многое в нашей жизни изменилось, я даже не мог понять, в какой конкретно момент это произошло. Неважно, провели ли мы весело предыдущую ночь, утром Ланьту всегда от всего сердца подносила мне стакан подсоленной воды, а завтрак, который она готовила, пусть и скудный, но мне он был по вкусу. Иногда мне казалось, что так жить невыносимо, а иногда я уговаривал себя, что жизнь такой и должна быть. Даже если бы я начал жить с Майей, то не обязательно стало бы лучше, возможно, даже хуже. Майя – плохая хозяйка, чистоту в ее доме наводила домработница, а питалась она в ресторанах, причем исключительно морепродуктами, ездила на такси, тусила со своими многочисленными друзьями. Это тоже не жизнь. Разумеется, я понимал, что Майя не станет жить со мной, это я просто так, к слову, так что уж, пожалуйста, не смейтесь.
В последнее время я потерял всякий аппетит, нравилось разве что косточку поглодать; когда кусаешь ее, раздается громкий хруст, и я из страха, что услышат другие, садился в уголке стола. Во главе стола горланил телевизор, и его звук был отличным прикрытием. Дома я отдельно откладывал кости, а потом вставал ночью и тайком грыз их. Иногда я забывал помыть руки, и Ланьту улавливала странный запах, но, пробормотав что-то себе под нос, просто переворачивалась на другой бок и засыпала. Как я уже говорил, она была не любопытна. Я и правда похудел, как подметила Майя, словно бы уменьшился в размерах, но не обращал на это внимания: быть толстяком с хорошим аппетитом тяжело, похудевшим куда как комфортнее.
Я не мог понять, по какой причине стал вести себя словно пес. Раньше я тоже пил паленый алкоголь, но, кроме головной боли и головокружения, ничего особого не происходило. Сейчас же меня облаивали все псы в нашем микрорайоне без исключения, даже дружелюбные, они испытывали такое же возбуждение, как и при виде себе подобного, рвались с поводков в мою сторону и сконфуженно успокаивались только после ласкового окрика хозяев, а через три шага снова оборачивались и буравили меня злым взглядом. Один бездомный черный пес каждый день, принюхиваясь, бежал со мной до работы и потом обратно. Как-то раз я остановился и уставился на него, но он не убежал, а, осклабившись, начал вилять хвостом, а из уголка пасти до земли стекала слюна.
Я поднял ногу и помочился на дерево; что-то явно не так с моими почками и мочевым пузырем – нужно было пройти расстояние меньше пятисот метров, а я отлил раз восемь. К слову сказать, продажники умеют справляться с такими позывами: неважно, жарко или холодно, поел ты жирного или постного, выпил ли водки, вина или пива – пока ты смотришь в бланк заказа, то не обращаешь внимания на состояние почек. Ради существования нам приходится жертвовать каким-то органом: курильщики жертвуют легкими, пьяницы – печенью, проститутки – репродуктивной системой, Доли, страдающей от рака, грудь вон пришлось отрезать. Ах, уважаемая Доли, у вас нет груди, но это ничуть не вредит вашему имиджу широкой натуры. Если бы не вы, то я сейчас бешено размещал бы резюме на сайтах по поиску работы, выставляя себя в выгодном свете, и в условиях нехватки рабочих мест обманом напрашивался на собеседование. Поверьте, если я навру, что учился за границей, а потом вернулся, то мой псевдоамериканский акцент почти никто не раскусит. Доли, не страшно терять работу, но увольнение – это позор. Мне нравится моя работа, если я останусь в продажах, то это пятно в моей истории сильно подпортит мой образ.
Сегодня я должен был выразить всю свою благодарность Доли; я планировал заказать отдельный кабинет в караоке – пусть Доли пригласит всю компанию своих друзей-бездельников, и мы напьемся в стельку. Я отправился в магазин дьюти-фри и выбрал для Доли дорогущее ожерелье из кристаллов, а потом в «Cocopark» купил самую красивую упаковку. Расторопная продавщица похвалила мою щедрость, мол, какой дорогой подарок я приобрел для своей любимой девушки. Я неопределенно улыбнулся, а когда вышел на улицу, то настроение улучшилось. Я подумал: «Если Доли нуждается во мне, то вполне можно подарить ей чуточку тепла, ведь она еще молода, у нее прекрасная кожа, красивые ноги и приятные черты лица, она довольно привлекательна, правда, грубоватая, но это ведь не такой уж недостаток…» Я изо всех сил старался думать о Доли как об очаровательной девушке, как бы то ни было, я не стану так жестоко бросать ее, как в прошлый раз. Неважно, есть ли у нее планы, я готов ей отдаться.
Я приехал на двадцать минут раньше назначенного времени, велел администратору налить вино в графин, добавил льда. Я заранее договорился, что принесу вино с собой, это была бутылка из запасов Майи. Она с любопытством наблюдала, что там у нас с Доли, и не прочь была подлить масла в огонь.
Сначала принесли тарелку с фруктами и овощами. Вишни, арбуз и маленькие помидорки черри выглядели темными, но я уже перестал удивляться и даже находил успокоение в приглушенных оттенках. Кабинет был огромным, и я один-одинешенек сидел в уголке и ждал, когда приедет Доли со своими сумасшедшими подружками; не нужно было ни беспокоиться, ни идти на конфликт, ни мяться в нерешительности. Я отпустил Майю и перестал быть мулом, застрявшим одним копытом в капкане. Я был спокоен, как умалишенный, обмяк на роскошном диване, а на большом экране одна за другой прокручивались песни, туда-сюда сновали официанты. После несметного количества песен пришла Доли, но за ней не ввалилась шумная топа. Она, словно листок дерева, скользнула по комнате и приземлилась рядом со мной, а от всего ее тела явственно исходил запах лекарств. Я ничего не стал спрашивать, а она ничего не стала говорить, только выдворила официанта и осушила три бокала вина подряд. Я включил ее любимую песню, сделал звук погромче. Доли взяла микрофон и начала горланить песню «Зеленые равнины». Обычно она мастерски ее исполняла, но сегодня голос несколько раз срывался а в последней строке и вовсе исчез.
Время и вино потихоньку текли. Лицо Доли полыхало. Не буду подробно рассказывать, как дарил ожерелье и надевал его на шею Доли. Там были и показные теплые чувства, и радость Доли, тоже притворная. Как бы то ни было, наши отношения – своего рода сделка. Но вот дальше случилось нечто совсем неожиданное, поскольку Доли искренне заговорила о Майе и предостерегла меня:
– Она ненормальная.
Я подумал, что в ней говорит обычная ревность и дух соперничества, и не принял ее слова всерьез, тем более собирался расстаться с Майей. Доли продолжила:
– Джейсон, ты, наверное, не понимаешь, что она за человек. Ее муж завел любовницу, был ужасный скандал, а потом та девушка погибла при странных обстоятельствах, а Майя полгода пролежала в дурке. На самом деле и редактор-то из нее никакой, ей не нравится работать, бывший муж дает ей столько денег, что все и не потратишь. Насколько я знаю, Майя ненавидит мужчин, отсюда весь ее феминизм… Она просто хочет уничтожать, ей ничего не нужно. Я знаю, что она заставила нескольких женатых мужчин хлебнуть горя, у нее множество имен – Цин На, Бин Цянь, Мэй Синь, а для тебя она стала Майей. Понимаешь, к чему я клоню? От нее много мужчин пострадало. Ты вообще как себя чувствуешь?
Я разинул пасть и высунул язык, а потом поспешно засунул обратно и сказал:
– Она мне ничего плохого не делала…
Доли сказала, что Майя очень хитрая, но сейчас уже поздно искать какой-то выход. Я почувствовал, что в кабинете слишком темно, по спине пробежал холодок, я молча выпил несколько бокалов вина. Я не мог представить, что Майя настолько дурной человек, но в то же время верил Доли. Я был в долгу у нее, и этот долг невозможно окупить одним ожерельем, я искренне надеялся восполнить прошлый промах, но, к сожалению, сегодня Доли со мной спать не собиралась. Она вела себя приличнее, чем старая монахиня, и я невольно успокоился насчет Ланьту, а в душе проникся огромным уважением к Доли. Она – благородная женщина. Но в мгновение ока ее благородство растаяло как дым. Доли сообщила мне, что уволилась из своей фирмы, у меня от ужаса душа ушла в пятки, а перед глазами все заволокло темной пеленой. Эх, Доли, благородная ты или нет, это ведь не важно, но если бы ты осталась на прежней работе, пусть даже ты низкосортная подлая сука, я поддерживал бы с тобой дружеские отношения. Я подумал об источнике средств к существованию Доли, для нее уйти с работы – печаль, даже хуже, горечь. Я покривил душой и пообещал, что, несмотря ни на что, мы останемся с ней добрыми друзьями, будем поддерживать отношения и при случае вместе ужинать и ходить в караоке.
Доли криво усмехнулась и многозначительно произнесла:
– Хоть ты и занимаешься продажами, но остался хорошим человеком.
Потом Доли наперегонки со мной оплатила счет, усугубив мое чувство вины. Изначально я планировал подкинуть Доли до дома, но она приехала на своем «мини-купере». Глядя, как Доли исчезает под покровом ночи, я и не думал, что мы простились навеки. Вскоре Доли умерла от распространившегося на другие органы рака. Только тогда я понял, почему она ушла с работы, поговаривали, что она перестала лечиться и вскоре отправилась в царство мертвых, чтобы там вновь воссоединиться с отрезанной грудью. Не знаю почему, но мне всегда казалось, что смерть Доли как-то связана со мной, а конкретнее – с тем, что я ее тогда бросил.
5
У меня начались серьезные неприятности. После того как мне отдали в качестве клиента компанию «Fox», мои продажи стали равны нулю, я неоднократно приглашал обедать тамошних менеджеров, но ни о чем с ними так и не договорился; девицы без конца брали отгулы, парни вели себя слишком сдержанно, в итоге мне с огромным трудом удалось договориться с двумя, но потом они в самый ответственный момент передумали, и я попал в переплет. Я напоминал маленький черный мячик, катавшийся туда-сюда по огромному полю компании «Fox». Раздавал визитки направо и налево, а пообщаться удавалось только с парой покупателей из мелких отделов. Вы непременно мне посочувствуете, я был всего лишь одним из бесчисленных продажников, которые ежедневно пытались до них достучаться. Через пару дней я звонил, а меня спрашивали: «Джейсон? А который?» Мне приходилось описывать, какой я высокий, белокожий и интеллигентный с виду. Тогда я с горечью обнаружил, что время, когда люди меня запоминали, прошло. Смерть Доли принесла мне небывалые убытки.
Некоторые сотрудники нашей фирмы тайком злорадствовали, особенно нежные девицы. Я, женатый мужик за тридцать, в их глазах был стариканом, которому пора на свалку. Вынужден признать – это их мир. Торговля за наличный расчет и правда больше подходит молодым, чем дальше, тем хуже получалось угнаться за ритмом этой торговли, изменения в моем организме тоже происходили стремительно: спина согнулась, пальцы скрючились, словно они постоянно нависали над клавиатурой. Хотя в голове хранилось несколько тысяч разных моделей электроники с ценами, но все без толку. Я приготовился пасовать перед трудностями и планировал сам сообщить Эрику о своем увольнении, чтобы сохранить лицо, поэтому, когда Брехун вызвал меня в свой кабинет, я перехватил инициативу и вручил ему заявление об увольнении по собственному желанию.
Эрик ошарашенно смотрел на меня, а я спокойно улыбался, всем своим видом демонстрируя, что обо всем хорошенько подумал. И тут настал мой черед удивиться. Эрик сообщил:
– Мы тут обсуждали вопрос твоего карьерного продвижения, в следующем году планируется открытие отделения в Чанша, и учитывая твой богатый опыт, мы хотели сделать тебя его начальником.
Не дожидаясь моего ответа, он с сожалением понурил плечи и развел руками. Типичный для него жест. Обычно в такие моменты вместе с плечами опускались и уголки губ. После этого Эрик от щедрот налил мне чашку дорогого чая «Тегуаньинь».
Внезапно я взбеленился и принялся браниться про себя. Если фирма планировала повышение, почему мне ничего не сказали? Я оперся о стол Эрика обеими руками, подался вперед и заскулил. Возникло ощущение, что надо мной издеваются.
Далее Эрик участливо сообщил:
– Уход такого ценного сотрудника – большая потеря для фирмы. Вечером приглашаю тебя на ужин вместе с коллегами. Все мы, продавцы и покупатели, соберемся проводить тебя.
Я услышал, как внезапно закапали слезы. Брехун сказал:
– Ну, не надо так. Это правило. Каждый раз, когда уходит сотрудник, который внес вклад в работу, компания устраивает проводы, ведь кадры – наше все.
Я смущенно выдавил из себя какие-то слова благодарности, голос прозвучал так пискляво, что от испуга я разжал пальцы и нечаянно облил Эрика чаем. Он благородно отмахнулся, мол, ничего страшного.
Я вернулся за рабочий стол, хотел скопировать кое-какие материалы, но компьютер уже запаролили, а в нем осталась вся моя клиентская база. По правилам, я в течение трех лет не имел права работать на конкурентов.
Фирма действовала так прямо и решительно, не похоже, чтобы я был для них ценным сотрудником, и я волей-неволей усомнился в том, что Брехун говорил правду. В конце концов я потребовал открыть мне доступ к личным файлам; Брехун, тщательно обдумав это, согласился, но под присмотром нашего компьютерщика, поэтому я в смешанных чувствах скопировал только пару ничего не значащих фотографий.
Внезапно у меня оказалось незанятым целое утро, чего раньше никогда не случалось. Разумеется, впереди еще такой же незанятый вечер, завтра, послезавтра, послепослезавтра… Я с компьютерной сумкой в руке бесцельно брел по улицам, а мир вокруг утратил краски, остались лишь оттенки серого. На табличке было написано: «Не топчите зеленую траву». Однако трава была белой; целая лужайка белой травы, по которой бегали несколько домашних собак.
Не знаю, было ли дело в усталости или я, наоборот, расслабился, но вдруг я почувствовал легкость во всем теле, я словно бы парил, как пылинка. Потом я уселся на скамейку у дороги и разрыдался, как девчонка, и тут обнаружил, что нахожусь рядом с домом Майи. Я долго звонил в ее квартиру, но Майя не открыла, хотя я знал, что она дома.
В груди заболело. Я нащупал какое-то уплотнение и вспомнил, как прочел в газетах, что и у мужчин может развиться опухоль молочной железы; ноги сами понесли меня в Народную больницу. Доктор ничего не обнаружил, лишь сделал дурацкое замечание, дескать, у меня растет грудь, – вот ведь шарлатан. Я решительно проверился с ног до головы: хирургия, терапия, офтальмология, анализы на СПИД, сифилис и гепатиты. В итоге осмотры длились до трех часов, а результаты нужно было ждать три дня.
В тот момент я очень скучал по Доли.
Когда я вышел из больницы, то до прощальной вечерники в мою честь оставалось еще много времени. Я никогда не мог себе позволить такой роскоши, как досуг, и играл в электронный баскетбол, пока не потратил всю мелочь и не устал так, что взмок насквозь, после чего отправился в парк аттракционов и долго катался на электрическом автомобильчике. Другие посетители парка начинали громко хохотать каждый раз, когда с грохотом сталкивались с моим автомобильчиком. Потом я, стоя рядом с аттракционом, наблюдал за ними, и мне подумалось, что в мире каждый день есть такие вот беззаботные люди, которые радостно проводят время, и мне эта мысль показалась абсурдной.
Не нужно было думать над тем, что делать дальше, можно выключить мобильный, который компания требовала держать включенным двадцать четыре часа в сутки. Не нужно собирать заказы, не нужно выбивать долги из покупателей, не нужно пить вино, ни настоящее, ни паленое… Мне захотелось закрыться от всех и хорошенько выспаться. В какой-то момент я даже подумывал извиниться и не пойти на прощальный банкет, но, руководствуясь профессиональной привычкой терпеть, я все же появился там четко в назначенное время.
Про банкет особо нечего рассказывать. Неискренние слова и притворные чувства расцветают пышным цветом после алкогольных возлияний. На пиршестве в честь того, что я потерял работу, сам я вел себя очень скромно, а в конце посиделок чинно простился с продолжавшими резвиться коллегами и вернулся домой еще до половины девятого.
Так рано я обычно не возвращался, и Ланьту явно изумилась, но на самом деле это лишь мои домыслы, ведь на лице жены особого удивления не отразилось. Она словно бы сверяла по мне время, но я отчетливо увидел, что Ланьту бросила быстрый взгляд на настенные часы. Она продолжила заниматься своими делами перед компьютером, сказала, что нужно ответить на несколько запросов, подтвердить приемку и отгрузку товара, а еще оценить нескольких покупателей. Дело в том, что отдельные покупатели любили досаждать продавцам и устраивали мелочные разборки, вредившие репутации Ланьту, поэтому она попросила «Таобао» урегулировать конфликт. Но всегда равнодушная ко всему жена сегодня выглядела веселее обычного и даже заговорила со мной, сказав, что объем продаж в ее магазине значительно вырос и она даже подумывает, не бросить ли ей работу в госучреждении, чтобы сосредоточиться на интернет-магазине. Я по привычке сказал, что этого делать не стоит, хоть в бюджетном учреждении зарплата и не высока, но это худо-бедно заработок, а женщине нужна стабильность. Ланьту одарила меня улыбкой, что редкость.
– Ты излишне консервативен, вот подожди, развернусь, еще и тебя прокормлю.
– Я мужчина, а не комнатная собачка.
Ланьту поманила меня:
– Взгляни на мои записи, как только ты увидишь, сколько я заработала, ты не будешь возражать.
Я подошел безо всякого интереса. Ланьту открыла страничку с историей заказов, навела курсор и принялась нараспев читать:
– Галстук «Луи Вюиттон», красный, триста восемьдесят юаней за штуку. Ботинки мужские «Пакерсон», сорок второй размер, цена четыреста шестьдесят юаней, мужские боксеры «Диор», размер XL, сто шестьдесят пять юаней…
Я задержал дыхание, а кожа покрылась мурашками.
– Чжундун, эта Майя – мой самый лучший покупатель. Посмотри, где она живет. Это элитный жилой комплекс, в прошлом году начальная цена составляла двадцать три тысячи юаней за квадратный метр… почти у театра, всего в паре сотен метров от твоей работы… Гляди-ка, она отлично разбирается в продукции для мужчин и щедро платит…
Я оцепенел и, притворившись, что мне надоели эти бабские штучки, сбежал. Не спрашивайте меня, что было дальше, я не хочу уподобляться вам и гадать, узнала все-таки Ланьту или нет о моей интрижке с Майей. Вы должны сразу же понять, насколько коварна Майя, она вовсе не преданная ездовая лайка с Аляски, а злобная волчица. Я вспомнил слова Доли о том, что «от нее много мужчин пострадало», и только сейчас увидел, что моя внешне безукоризненная жизнь на поверку оказалась глупым самообманом!
6
Спустя три дня я бесцельно слонялся по улицам, и тут позвонили из Народного госпиталя и велели прийти за результатами. Я уже забыл об этом, более того, результаты обследования меня особо не заботили, как бы то ни было, жить или умереть – решают свыше. Я пошел в больницу, и секретарь тут же отвела меня в один из кабинетов университетской клиники. Там стояли несколько молодых интернов с серьезными лицами, которые, как только я вошел, начали бросать на меня обрадованные жадные взгляды, словно перед ними настоящее сокровище. Один из интернов очень любезно пододвинул мне мягкое кресло, пригласил присесть и объяснил, что заведующий сейчас придет. Он вроде как был крайне рад возможности поближе со мной пообщаться, а его взгляд буквально впивался в мою плоть. Я в тот момент немного запаниковал.
Двое интернов встали у двери, словно на страже, чтобы я не сбежал, и тут я ощутил мучительное напряжение – прямо как тогда, когда Ланьту заговорила о Майе.
Пришел заведующий в очках в толстой оправе, принес мою выписку и жестом пригласил сесть напротив него у стола. Интерны выстроились в две шеренги слева и справа от заведующего. Заведующий полистал историю болезни и спросил:
– Как вас зовут?
– У Чжундун.
– Полных лет?
– Тридцать один.
– Женаты?
– Да.
– Кем работаете?
– Занимаюсь продажами в иностранной компании.
– Вредные привычки?
– Ну, не могу сказать, чтобы прям привычки, но по работе иногда требуется слегка выпить.
– Принимаете какие-то лекарства?
– Нет.
– Лучше скажите честно.
– Выпиваю каждый день стакан подсоленной воды.
– А как отношения с супругой? Нет ли у вас любовницы?
– Ну знаете ли…
– Тогда скажу начистоту. Вы длительное время принимаете женские гормоны…
– Женские гормоны? – закричал я и вскочил с места, в голове загудело.
– Именно. При длительном приеме женских гормонов можно стать женоподобным, а половая функция угаснет… в последние несколько месяцев не замечали ли вы каких-то изменений в своем физическом состоянии?
– Этого… нет… не может быть.
– У Чжундун, сегодня мы пригласили вас в надежде, что вы позволите нашим практикантам изучить и проанализировать изменения, происходящие в вашем теле. Мы выплатим вам вознаграждение…
– Шарлатан! Псих!
Я потерял терпение и, оскалившись, бросился с кулаками на очкастого заведующего, но молодые стажеры с легкостью скрутили мне руки за спиной, плечи хрустнули, а запястья, кажется, накрепко сковали наручниками. Интерны равнодушно окружили меня, и я вдруг понял, что тело стало пустой оболочкой и не в состоянии сопротивляться, я страдал, чувствуя, что попал в руки жестоких палачей, они собираются вскрыть мне брюхо…
Сам не знаю, как я выбрался из того кабинета, но черепную коробку заполонил шум улицы. Я постепенно ускорял шаг, все быстрее и быстрее, выкинул мобильник в канализацию, а когда проходил через белую лужайку, то за мной бешено побежали наперегонки несколько собачонок.