Времена и нравы. Проза писателей провинции Гуандун — страница 58 из 66

Сегодня Он сказал Ей, что послезавтра они возвращаются домой, но ведь Она еще не отдохнула вволю! Она была уверена, что сможет убедить Его принять Ее предложение. Постепенно ребяческая непосредственность погасла на Ее лице, и Она вскоре заснула.

Когда они проснулись, вовсю раздавался многоголосый птичий щебет.

Он вышел из гостиницы первым, а Она – следом за Ним. Он упорно не смотрел в сторону окна, быстро спустившись вниз. Ей же, само собой, было необходимо проверить. Она увидела, что бабочка в данную минуту не сидела на стекле, а вяло, едва живая, примостилась на узком пространстве стены с одной стороны от окна. Она вскарабкалась на перила, чтобы посмотреть на бабочку: та больше не испускала свет, приняв совершенно обыкновенный облик. Ее горячая привязанность к насекомому тоже, кажется, немного угасла. Ватные шарики все еще были влажными. Она была уверена, что бабочка испробовала сладкий напиток. Она нарочно задержалась еще на какое-то время, дождавшись, чтобы Он громко позвал Ее снаружи.

Когда они плыли на лодке к маленькому острову Цин-жэнь[175], Она упрашивала Его:

– Давай останемся еще на несколько дней, мы и так с большим трудом выбрались вместе отдохнуть.

Он не соглашался, уверяя что, дома Его ждет много дел. Но говорил Он ласково и не очень убедительно. Поэтому Она сказала:

– У меня есть предложение, хочешь выслушать?

Он кивнул. Тогда Она поведала о своем небольшом плане.

Он поднял голову, взглянул на палящее летнее солнце субтропиков и самоуверенно ответил:

– Хорошо.

Она очень обрадовалась и, взяв Его лицо в руки, притянула к себе и поцеловала в лоб.

После обеда, к тому моменту, когда солнце только начало клониться к западу, они успели посетить лишь половину аттракционов острова Цинжэнь. В отель они вернулись на такси. Он не любил жару больше, чем Она, никогда не забывал о прохладном севере и стремился как можно скорее укрыться в комнате с кондиционером.

Все время, что они ехали в такси, Она сидела с надутыми губами.

Словно шкодливый ребенок, Он дразнил Ее, приговаривая:

– Нельзя нарушать свое обещание!

– Какое обещание? – спросила Она.

– То, что ты придумала, – смеясь, отвечал Он. – Как только бабочка улетит или погибнет, мы вернемся на север.

– А если она умрет сегодня, значит, завтра уже возвращаемся?

– Конечно! Ты же сама так сказала!

– Ох, оказывается, мои слова так много значат!

Он больше ничего не сказал, как будто почувствовал, что был неправ.

Пока они выбирались из такси и поднимались наверх, Он все время шел впереди, а Она следовала за Ним.

Остановившись возле окна, Он произнес:

– Ха-ха, она все еще жива!

Словно наконец отыскав способ вернуть Ее расположение, Он взволнованно протянул руку и заключил Ее в крепкие объятия. Вместе они вскарабкались на перила, наблюдая за находящейся на краю гибели бабочкой.

Бабочка по-прежнему сидела в нижнем левом углу окна, которое полностью заливал жаркий белый свет. Крылья бабочки, опаленные солнцем, едва заметно почернели, однако, в отличие от вчерашнего дня, они были сложены вместе.

Она заметила, что ватные шарики полностью высохли.

Он шепнул ей на ушко:

– Довольно живучее создание, поздравляю тебя!

Она не ответила, но Он заметил, что плечи Ее дрожат. Повернув к себе Ее лицо, Он обнаружил, что Она действительно плачет.

– Боже! Что с тобой? – изумленно спросил Он.

– Я не могу понять, – сказала Она, зарываясь в Его объятия, – как она может быть настолько глупой!

Он громко засмеялся, похлопав Ее по влажному от слез лицу.

Он затянул Ее в комнату. Ему стоило больших усилий успокоить Ее. В этот день они больше никуда не выходили.

Вечером Он снова рано заснул. Она хотела было пойти взглянуть на бабочку, но поленилась переодеваться, а выходить в ночной рубашке стеснялась. На самом же деле Она боялась увидеть, как спаленная солнцем бабочка, лежит на ступенях лестницы.

Этой ночью Ей приснился сон.

Во сне Она была все в том же гостиничном номере. Глубокая, устрашающая темнота за окном как будто грозилась поглотить маленькую комнатку. Рядом с собой Она увидела спящего Его, но совершенно не понимала, кто Он такой. Как Его зовут? Зачем Она приехала сюда вместе с Ним? Она не была напугана, скорее, озадачена. Пользуясь тем, что Он крепко спит, Она решила как можно скорее покинуть комнату, но, отворив дверь, случайно проникла в тот сон, что видела дверь. Кто бы мог подумать, что в этот момент двери тоже снится сон?! Двери грезилось, как она, покинув дверной проем, несется по ветру к морской глади. Итак, сон двери, прихватив Ее сон с собой, намеревался унести Ее к широкому морскому простору, но стоило ему пуститься в путь, как, проносясь мимо окна между первым и вторым этажом, Она в одно мгновение очутилась в сновидениях бабочки. Оказывается, белой бабочке также снился сон, в котором она превращалась в пурпурную бабочку. Воодушевленная, Она поспешно признала сон бабочки и добровольно слилась воедино с Ее грезами, спокойно сидя на стекле в ожидании того мгновения, когда счастье снизойдет на Нее.

Внезапно очнувшись, Она обнаружила, что вся в холодном поту. Голова немного болела, что, очевидно, было связано с тем самым сном. Мысли Ее как будто так и застряли в настойчивых грезах белой бабочки, без возможности вырваться из их плена.

Она посмотрела на часы: было еще рано, всего лишь три часа ночи.

Как и во сне, Она покинула номер, вышла в коридор и направилась к выходу на лестницу, расположенному в десяти шагах. Она замешкалась, как будто не смея приблизиться, но, помедлив несколько секунд, все-таки продолжила свой путь. Тогда Она увидела, что тот огонек, хоть и померк, все еще мерцал.

Она бесшумно спустилась к бабочке. Больше Она не колебалась: встав на цыпочки так высоко, как только могла, Она нагнулась вперед, потянулась еще немного, и неожиданно расстояние в полчи, разделявшее их раньше, исчезло, теперь Она как раз могла дотянуться рукой до бабочки. Бабочка оказалась между Ее большим и указательным пальцем. Крылышки ее были плотно сведены вместе, и взять ее в руки не составляло труда, поэтому Она, осторожно сомкнув пальцы, тихонько потянула ее на себя. Белая бабочка сразу же оторвалась от стекла. Она выровнялась, прочно опустилась на обе ступни, аккуратно вернув себе равновесие. В жалостном мерцании, исходившем от бабочки, Она обнаружила, как сильно истончилось ее брюшко, будто совсем усохло, но, несомненно, жизнь все еще теплилась в бабочке, в глазах ее еще был огонек. В устремленном на Нее взгляде бабочки застыло странное выражение, которое Ее встревожило. Один длинный усик на макушке мотылька был цел, от другого же осталась лишь половина.

Она спустилась на первый этаж и открыла дверь.

Она положила бабочку на огромный банановый лист и разжала пальцы. На подушечках пальцев осталось много нежной пыльцы. Она увидела, что крылышки бабочки повреждены, и как раз в этот момент насекомое еле заметно шевельнуло ими, будто пытаясь понять, живо ли оно еще.

Она верила, что крылышки бабочки смогут восстановиться.

Итак, бабочка так и осталась все той же белой, светящейся в ночи бабочкой.

Она же вернулась в здание и поднялась в свой номер.

У ЦзюньПроспект Чэнь Цзюньшэна

Чэнь Цзюньшэн считал эту улицу своей. В округе его никто не знал, что давало ему некоторое право на зазнайство, а о том, что его завод находится в десяти метрах отсюда, за густыми зарослями, никто и подавно понятия не имел. На шестом этаже заводского общежития стояла его железная кровать. Как-то раз через разбитое окно Чэнь Цзюньшэн увидел эту улицу и интернет-кафе.

Пусть улица и кажется беспорядочной, но на ней удобно расположено все необходимое для жизни; тут же запаковывают в ящики и оптом отправляют в ближайшие лавки еду, произведенные здесь шампунь, хлеб и острый соус, а лавки уже продают товар рабочим. После обретения этой улицы Чэнь Цзюньшэн подумал, что, даже перестань его замечать все люди на свете, его бы это не задело. Он часто исполнял для улицы песни – про себя, конечно, – а еще посвятил ей лирическое стихотворение.

Опубликованное на сайте стихотворение вызвало немалый интерес, один сетевой друг даже назвал Чэнь Цзюньшэна «талантом». Этот комплимент вызвал у него едва ли не восторженное головокружение, несколько дней он ходил, будто пьяный. Кабы не худой карман и необходимость работать сверхурочно, Чэнь Цзюньшэн с удовольствием каждый день сидел бы в Интернете.

Кто бы мог подумать, что однажды все вдруг поменяется, причем серьезно. Несколько человек один за другим написали комментарии; тон их высказываний показался схожим, с одним схлестнулись в споре. Чэнь Цзюньшэн открыл ссылку на его страницу – там фотография и личные данные. Человек с фотографии проживал в каком-то городе провинции Гуанси, на вид такой урод, а считает себя красавчиком; его слова стали вызывать раздражение.

Как можно сравнивать его с Чэнь Цзюньшэнем? Да, он был склонен к бахвальству. В Интернете он сделал рекламу этой улице, добавив, что вот-вот разбогатеет и хочет назвать ее своим именем – проспект Чэнь Цзюньшэна. Такие высказывания натолкнулись на стену непонимания. На взгляд пользователей сети, люди вроде Чэнь Цзюньшэна вообще ни о чем не имеют представления, а уж о богатстве и подавно не может идти речи – он всего-навсего молодой деревенский парень, недавно приехавший в город на заработки.

Чэнь Цзюньшэн прочел направленную в свой адрес ругань, и рука, сжимающая мышку, начала дрожать, а лицо из бледного стало серым; другую руку он зажал между коленей, желая унять дрожь, все его тело охватил озноб. Он перебрал в голове всех, кого мог вспомнить, – под подозрение попали все соседи по общежитию.

В этот раз посещение Интернета удовольствия не принесло, и на это была еще одна причина: жена Чэнь Цзюньшэна хотела приехать из деревни, а тут еще и эти комментарии… На душе у него стало тоскливо.