Когда он вышел из интернет-кафе, небо уже стало черным как уголь, лишь редкими звездочками светились фонари у лавок. Он обернулся, чтобы взглянуть на кухонное окошко. Над окном висела реклама с изображением сексапильной девушки; кроме кусочков прозрачной ткани, едва прикрывающих некоторые части тела, на ней, считай, ничего не было. Обычно Чэнь Цзюньшэн по нескольку раз оборачивался посмотреть на девушку, но сегодня настроение было плохим, поэтому ниже пояса он не ощутил никаких изменений. Взгляд его скользил вдоль улицы по дорожке в ухабах и рытвинах; то тут, то там располагались черные квадратные столы и пластиковые стулья уличных забегаловок, в которых сидели или просто стояли несколько человек.
Ноги сами привели Чэнь Цзюньшэна к одному из столов, в этот раз он выбрал стол у стены. Усевшись, он взял свернутую бумажную салфетку, сложил ее маленьким квадратиком и тщательно протер поверхность стола. Сегодня вечером у него не было никакого желания разглядывать людей на улице, даже женщин.
Обутая в шлепанцы девушка поставила перед ним тарелочку с жареным арахисом. Чэнь Цзюньшэн заметил, что волосы у нее на голове собраны в хвост; в памяти упрямо всплывал облик жены. На самом деле он давно не вспоминал о ней и почти забыл, как она выглядит. Он знал, что скучать бессмысленно, даже девица с рекламы над кухонным окном и та реальней.
Девушка спросила, чего бы он хотел поесть, и Чэнь Цзюньшэн ощутил острый, до рези в животе, голод; днем он ничего не ел, а теперь настало время ужина. Он попросил девушку принести две плошки риса и, когда она уже развернулась, чтобы уйти, бросил ей вслед:
– И еще бутылку пива «Байцзиньвэй», да принеси охлажденное!
Открыл, отхлебнул сразу полбутылки, внутри которой шипели и лопались пузырьки газа. Тут и мучавшая его проблема как будто всплыла на поверхность.
То, что жена хотела приехать, не только не вызывало у него радости, Чэнь Цзюньшэн даже загрустил. Она позвонила больше недели назад, ее голос выдавал волнение, она все время беспричинно глупо смеялась, и от этого смеха Чэнь Цзюньшэну стало не по себе, он почувствовал, что она ему чужая.
– Ты не спеши так, я уехал всего несколько дней назад.
На том конце провода Лю Цайин отвечала:
– Какие несколько дней, уже несколько месяцев прошло! Ты не хочешь, чтобы я приезжала?
– Да кто не хочет! – ответил Чэнь Цзюньшэн.
– Ну а что ты тогда! Или, может, у тебя там кто-то есть? – спросила Лю Цайин.
– Да ну тебя! Давай приезжай!
Не сдержав раздражения, Чэнь Цзюньшэн сплюнул. Он не думал, что жена это услышит, из трубки донесся вопрос:
– Что с тобой?
– Да ничего! – со смешком ответил он, глядя на сереющий небосвод.
– Я знаю, ты не хочешь меня видеть…
Шум мотоблока заглушил еле различимый голос Лю Цайин. Звонок жены поселил в душе Чэнь Цзюньшэна смутное беспокойство. Он громко крикнул:
– Какая ж ты надоедливая! Быстрей приезжай, до смерти по тебе соскучился – такие слова тебя устоят?
Выходя из магазина, он заметил, что хозяйка и несколько покупателей провожают его взглядами: последняя произнесенная им фраза никак не вязались с насупленным выражением его лица.
От трубки воняло, Чэнь Цзюньшэн нахмурился. Остановившись посередине улицы, он взглянул на далекое небо и наконец принял решение. Повернув назад, Чэнь Цзюньшэн быстро дошел до магазина на перекрестке, где купил подержанную «Нокию» и карточку для пополнения баланса.
Он и раньше мог себе позволить телефон, но в душе всячески этому сопротивлялся. Ему не хотелось походить на других даже в таком деле, как покупка мобильного телефона. Он считал, что, глядя на других, начинаешь испытывать нужду в телефоне независимо от того, нужен ли он тебе на самом деле или нет. Глядя на тех, кто, вернувшись в общежитие, лежит на кровати и без конца играет в телефоне, Чэнь Цзюньшэн отказывался причислять себя к этой породе людей, он считал такие занятия пошлостью.
Лежание на траве и посещение Интернета были его тайной. Одно из таких тайных мест располагалось слева от дорожки, а другое – в ее конце. Чэнь Цзюньшэн часто, словно призрак, то неожиданно появлялся, то пропадал, никто и не догадывался о его местонахождении. Конечно, делал он это намеренно, считая крайне важным сохранение своих действий в тайне. Главным образом он пытался избежать встреч с этими надоедливыми типами, которые разыскивали его, чтобы поболтать, занять денег или попроситься спать на его кровати. Деньги он одалживал несколько раз, от этого никуда не деться – он тоже брал в долг у других. А вот его кровать заполучить не удалось никому. Про себя он думал, что на этом заводе мало кто может понять простую мысль: не спать на чужой кровати – это тоже проявление культуры.
Он выбрал постельное белье и москитную сетку бледно-голубого цвета, даже чище и изысканней, чем у девушек-работниц, и в этом тоже чувствовался характер. Он был уверен, что на всем заводе не нашлось бы второго такого постельного набора.
Поначалу он намеревался создать свой капитал на «пользовании Интернетом» и «частых ночевках вне общежития», это не только подчеркивало бы его несхожесть с остальными, но и подтверждало, что в Шэньчжэне у него есть родня или какие-то связи. Тем самым он хотел вызвать страх и почтение окружающих. Случай провокации в Интернете доказывал, что с окружающими у него действительно нет взаимопонимания. Подумав об этом, Чэнь Цзюньшэн начал еще больше терзаться по поводу приезда жены.
Где же разметить Лю Цайин? Этот вопрос доставлял ему головную боль, не покидая его мыслей ни на секунду, как ни старайся, не думать об этом у него не получалось.
Восемь человек в комнате – это можно считать приличными условиями. Недавно прибывшие рабочие живут по шестнадцать человек в комнате, а то и больше.
Москитные сетки делили комнату на несколько закутков, личное пространство каждого человека – это его кровать. Чэнь Цзюньшэн жил на нижней кровати, кроме него самого, внутри москитной сетки размещались рисоварка, электроплитка и даже зелень, а еще одежда и одеяло. Конечно, под соломенной циновкой могло храниться и кое-что еще, например пара-тройка купленных на развале порнографических журналов, какая-нибудь мелочь и маленькая расплющенная коробка, где хранились презервативы, которые по определенным воскресеньям бесплатно раздавали на улице.
Никакие вещи нельзя оставлять в зонах общего пользования, не то чтобы они исчезнут, но ими могут воспользоваться либо же они окажутся беспричинно сломанными.
Невзирая на то что в перечне правил культурного поведения компании значилось, что пойманные будут уволены, многие приводили жен или других женщин по вечерам, а то и вовсе среди бела дня. Делали все за москитной сеткой – ведь это твоя территория. В обычной ситуации, если кто-то в первый раз приводил жену или официальную девушку, то обитатели общежития, дабы сохранить этому человеку лицо, одновременно выходили из комнаты, оставив двоих наедине. Когда эти двое заканчивали свои дела, остальные возвращались в комнату. Женщины после этого дела чувствовали неловкость, лица их рдели, они делились с окружающими частью привезенных продуктов. Если условия позволяли, женщины могли даже приготовить поесть. Изрыгающую пар скороварку ставили в проходе посреди комнаты, в ней варили ароматный рис и острые овощи; один цепляет их палочками, другой отольет себе половник, от едоков валит жар. В таких ситуациях мужчина ел немного, выпивал всего несколько ложек супа и при этом выглядел таким счастливым. Вместо готовки женщина могла прибрать в комнате или постирать одежду, которую кто-то бросил замоченной в тазу несколько дней назад, и даже просушить ее. После всего этого она с полным правом проводила в общежитии ночи.
Никто никогда не ходил на завод жаловаться; как бы крики ни изводили окружающих, как бы ни были невыносимы стоны, каждый делал вид, что ничего не слышит. Только Чэнь Цзюньшэн не принимал правил этой игры. Он никогда ни в каком виде не принимал взяток – как бы вкусно ни пахла пища, как бы трудно ни было его носу от ароматов, он изо всех сил держался. А в особо пикантных ситуациях он мог вдруг спрыгнуть с кровати и, выругавшись самой отборной бранью, выбежать из комнаты, после чего возвращался, включал внутри москитной сетки лампу, заставляя любовников утихнуть.
Именно такого рода вещи больше всего раздражали Чэнь Цзюньшэна. Он был не таким, как все: учился в старшей школе, чуть было не поучаствовал в единых государственных экзаменах, но даже если бы он поступил в вуз, то денег на учебу все равно не хватило бы, поэтому пришлось ехать в пригород Шэньчжэня на заработки. Женщин, что приходили в общежитие, он считал дешевками и, встретившись лицом к лицу, никогда с ними не разговаривал, принуждая тех опускать голову и чувствовать неловкость. На их мужчин он и подавно не обращал внимания; кроме спрыгивания с кровати Чэнь Цзюньшэн прибегал и к другим действиям, чтобы продемонстрировать свое превосходство над ними. «Ты что, потерпеть не можешь? Вынь да положь нужно это делать именно здесь? Полно же гостиниц и хостелов, а так ты ведь сам себя ни во что не ставишь», – вел он с собой внутренний монолог.
Прошло полгода, и Чэнь Цзюньшэн обнаружил, что с ним почти никто не разговаривает, кроме одного маленького земляка, который постоянно опаздывал и которого Чэнь Цзюньшэн постоянно прикрывал.
Где же разместить жену? В мозгу колыхалась грязная до черноты москитная сетка тяжелых мыслей. Обидные слова, засевшие внутри, так и рвались наружу.
– Вам что-то нужно? – Перед ним стояла официантка.
В голове у Чэнь Цзюньшэна немного прояснилось, он увидел на столе две пустые бутылки из-под пива, а к плошке с рисом он еще даже не притронулся.
Он прождал на вокзале больше часа и, никого не встретив, начал беспокоиться, но тут ему позвонили. Это был первый звонок, поступивший на его мобильный телефон. Лю Цайин уже приехала и звонила Чэнь Цзюньшэну с телефона, который попросила у кого-то в общежитии, этого типа Чэнь Цзюньшэн никогда не удостаивал даже взглядом.