Лю Цайин не укоряла Чэнь Цзюньшэна, который тем не менее рассердился и раздраженно крикнул в трубку:
– Обязательно именно у него надо было просить телефон? Знать его не знаешь, из ничего создаешь проблемы!
Его разозлило то, что теперь его номер стал известен кому-то из общежития; вмиг рассыпался его образ крутого парня, который он так долго поддерживал.
Вернувшись в общежитие, он обнаружил, что Лю Цайин уже болтает и смеется с его соседями по комнате, став с ними накоротке, он же был здесь чужаком. Взглянув на Лю Цайин, Чэнь Цзюньшэн не сказал ни слова и отвернулся к двери, уставившись на верхнюю часть своей москитной сетки.
Скажи на милость, это они твои мужья? Он так негодовал, что даже испытывал желание выкинуть Лю Цайин из комнаты. Заметив это, она с улыбкой подошла, лузгая семечки, и потянула его за одежду.
– Посмотрите на него, – улыбнулась она, – какой же это незнакомец.
Немного подвинувшись, он продолжал стоять, опершись о железные поручни и ожидая, когда Лю Цайин присядет.
Кто бы мог подумать, что Лю Цайин опять пойдет разговаривать к его соседям. Пусть это и была пара фраз, оброненных, пока она собирала шелуху от семечек вокруг стула, но от этого Чэнь Цзюньшэну все равно стало не по себе.
Он бросил в ее сторону всего несколько мимолетных взглядов, но успел отметить, что фигура Лю Цайин изменилась: она заметно округлилась.
На майские праздники давали много выходных, Чэнь Цзюньшэн вернулся домой на несколько дней и женился на Лю Цайин, которая тогда была совсем худой, он и не думал, что полгода пронесутся так быстро и так изменят облик его жены.
В общежитии вновь установилась тишина: кто-то готовил на электрической плитке, кто-то слушал плеер, лежа на кровати, и все, словно сговорившись, перестали обращаться к Лю Цайин. Она же вела себя как ни в чем не бывало, вся из себя такая легкомысленная, уселась на кровать Чэнь Цзюньшэна и заявила, что до смерти устала.
– Приехала я на микроавтобусе, водитель которого зазывал пассажиров, я увидела табличку с надписью «Сисян», мне сказали, что автобус останавливается прямо у ворот вашего завода.
Чэнь Цзюньшэн сохранял неприступное выражение лица.
– Я смотрю, ты никого слушать не желаешь, не понимаешь, что хорошо, что плохо, когда-нибудь напорешься на неприятности. – Он продолжал сердиться.
– Я же благополучно добралась!
– Но сколько я тебя ждал!
– Ты же не хотел, чтобы я приезжала, кто тебя знает – может, и не пришел бы встретить меня. Да и вообще, на станции столько народу, все пялятся на меня, а я стою и не ухожу, так страшно стало, – говорила она с улыбкой, обнажив ряд белых зубов.
Выражение лица Лю Цайин было заискивающим, но говорила она при этом резонные вещи. Благо разговор шел на их местном наречии. Хоть в их отношениях инициатива исходила от Лю Цайин, но обычно она во всем уступала Чэнь Чэнь Цзюньшэну. Материальное положение ее семьи было неважным, да и внешности она была самой заурядной и закончила всего один класс средней школы.
Пока она говорила, Чэнь Цзюньшэн не переставая раздумывал о том, куда ее поселить. Он прекрасно понимал, что никто не предложит им уединиться в комнате на час. Будь у них этот час, потом бы все само собой наладилось.
Они пошли поесть в забегаловку у входа. Заказали сваренный на костях суп с корневищем смилакса и два блюда с жареными овощами, в которые был добавлен красный перец. Лю Цайин ела с удовольствием, но не решалась попробовать черноватый суп, говоря, что он несоленый и горький, как отвар китайского снадобья. Настало время расплачиваться, и как только она услышала названную официантом цену – сорок семь юаней, – у Лю Цайин словно сработал рефлекс, она встала и попыталась утащить Чэнь Цзюньшэна за руку. Когда он вытаскивал деньги, она вновь села и несколькими глотками выхлебала остатки супа из котелка и тарелок.
Рассерженная, Лю Цайин хотела как можно быстрей увести Чэнь Цзюньшэна, повторила несколько раз «слишком дорого!» и «какой противный вкус!»
Поступь Чэнь Цзюньшэна стала намного медленней обычного, он не горел желанием возвращаться в общежитие. Там ему было тошно, и, когда становилось совсем невмоготу, он шел в интернет-кафе.
– К чему спешить? – пройдя немного, сказал Чэнь Цзюньшэн. Он держал Лю Цайин за руку, но смотрел совсем в другую сторону, так они прошли еще один круг.
– Ладно. – С силой сжимая руку мужа, Лю Цайин вдруг пробормотала себе под нос: – Слыхала, что пешие прогулки полезны.
Глядя на располневший зад Лю Цайин, Чэнь Цзюньшэн вдруг ощутил прилив в известном месте. Он знал про маленькие отели, открытые для таких, как они, но помнил и предупреждения земляков, которые говорили, что в большинстве случаев такие места – ловушки, где людей запугивают до полусмерти. Все может закончиться потерей более тысячи юаней или того хуже – мужчину затащат в мафию, а женщину принудят торговать телом.
«Не стоит лезть в неприятности», – подумал Чэнь Цзюньшэн. После чего рассудил, что надо вернуться в общежитие и посмотреть, что да как, а уже потом принимать решение. Обойдя здание вокруг, он направился внутрь общежития, держа Лю Цайин за руку. Выражение его лица стало гораздо мягче, чем обычно, а движения более плавными. Они приняли душ, затем посидели вместе возле клумбы внизу и только после этого направились с пластиковыми тазиками в комнату. Лю Цайин, похоже, поняла его намерения и не задавала вопросов.
Все, кроме них двоих, уже залезли под москитные сетки. Чэнь Цзюньшэн не стал включать свет, а лишь сжал руку Лю Цайин, тем самым давая знак, чтобы она лезла под сетку. Она неуклюже карабкалась на кровать, ему пришлось чуть ли не подсаживать ее.
Как назло, кругом стояла редкая для общежития тишина. Помешкав в проходе, Чэнь Цзюньшэн тоже залез под сетку, где стало так тесно, что не продохнуть и головы не поднять; извернувшись, Чэнь Цзюньшэн стянул с себя одежду и положил под кровать. Улегшись ровно, он ощутил, что на голове выступил пот, телу стало невмоготу, и он залез на Лю Цайин. Пусть они оба и приготовились, но из уст Лю Цайин едва не вырвался крик, Чэнь Цзюньшэн зажал ей рот, но вот напасть – из его тела стремительно вытекла бела жидкость, которая теперь стекала по животу и бедрам Лю Цайин.
Не прошло и минуты, а Чэнь Цзюньшэн уже сполз вниз с закрытыми глазами, сказав про себя: «Еще один такой случай – и я не смогу называться мужчиной».
Узнав, что Лю Цайин ожидает ребенка, Чэнь Цзюньшэн испытал счастье, от которого защипало в носу, и это ощущение вернуло его к реальности.
Никто не догадывался, что в городе ему нравилось больше, чем в родной деревне, он чувствовал себя комфортно всюду, куда бы ни пошел. Его раздражали размещенные в Интернете стихи, воспевавшие деревню или повествующие о тоске по ней, как говорится, сытый голодного не разумеет. Он не был таким, как эти лицемеры, ему нравился город и эта улица. Первая строка в том написанном им стихотворении «Проспект Чэнь Цзюньшэна» звучала так: «Как мягка трава по обочинам дорожки…»
Если на родине лучше, то почему все вы оттуда сбежали? Неужели о таких переживаниях можно поговорить с бескультурными людьми из общежития? Гм! Он бы ни за что не стал этого делать.
Видя, что Чэнь Цзюньшэн уставился куда-то вдаль, Лю Цайинь спросила:
– Что такое? Ты не хочешь иметь ребенка или в Шэньчжэне он у тебя уже есть?
– О чем ты! Что там у меня есть! Сама не могла раньше сказать, вон какая стала, а еще бегаешь невесть где, не боишься оступиться и упасть где-нибудь в дороге, – задумчиво произнес Чэнь Цзюньшэн, глядя на огни вдалеке. Мысль о том, что сам он еще так молод, а скоро уже станет отцом, его огорчила. Он еще не нагулялся, а когда сидел в Интернете, то вообще забывал о том, что женат.
– Ничего, мы не какие-то изнеженные городские девушки, это наш ребенок, его и скалкой для лапши не раздавишь. Я подумала, что через несколько месяцев станет неудобно, сложно будет далеко ездить, и этим делом уже не смогли бы заняться, вот и спешила приехать повидать тебя.
Чэнь Цзюньшэн никак не ожидал, что Лю Цайин вдруг скажет такие слова, при этом ничуть не изменившись в лице и без малейшего волнения в голосе. Лицо Чэнь Цзюньшэна запылало – за такое короткое время его жена превратилась в зрелую женщину. Не глядя на Лю Цайин, он вырвал из ее рук тазик для стирки белья, прошел несколько шагов, поставил его под кровать, затем развернулся и сказал жене, стоя против света:
– Когда я на работе, ты веди себя смирно, не надо там и сям прибирать, сейчас твоя основная работа состоит не в этом.
– Ты хочешь, чтобы я бездельничала? Мне такое не по нраву, а вот работать поменьше – сойдет, – ответила Лю Цайин.
– Ничего не надо делать, на кровати есть книги. – Чэнь Цзюньшэн вытащил из-под подушки журнал «Литература и искусство Фошаня», а из сетки достал томик Шэнь Цунвэня[176].
Взяв в руки «Литературу и искусство Фошаня», Лю Цайин ответила с улыбкой:
– Какая толстая книга, видела, как такую же продавали с развала на земле в нашем уездном центре. Я и подумать не могла, что Фошань так близко от Шэньчжэня, в поезде услыхала, что там обрушился мост.
Чэнь Цзюньшэн ответил:
– Ты опять все перепутала, это произошло неподалеку оттуда, в одном селе, которое зовется Паньюй.
Взяв книгу Шэнь Цунвэня, жена несколько секунд молчала, затем, опустив голову, спросила:
– А ты не бросишь меня?
– Да как же можно! – воскликнул Чэнь Цзюньшэн.
– Ты же такие книги читаешь.
– Неплохо, оказывается, и ты знаешь, что он хороший писатель, – Чэнь Цзюньшэн был несказанно рад.
– Я имею в виду, что эта книга такая толстая, а ты знаешь в ней все иероглифы, – ответила Лю Цайин.
Эти слова его несколько разочаровали, но в то же время ему стало приятно, что жена смотрит на него такими глазами, и не важно, понимает она что-то на самом деле или только притворяется. Можно считать, что это был комплимент, похожий на тот, что сделали ему в Интернете. Тут он вспомнил свое стихотворение «Проспект Чэнь Цзюньшэна», ценность которого никто в этом общежитии не способен был понять. Здесь с утра до вечера обсуждают заводские дела или сколько у кого дома голов свиней и му посевных земель. Никто, как он, не любит читать, размышлять и не обладает хоть какой-то независимостью мысли.