– Жрет она все подряд. Как поймаете ее, не забудьте накачать воздухом, после того как вытащите печень. Не то утонет, а оставшиеся будут жрать ее на дне. Нажрутся досыта – клевать не будут.
Я послушно киваю: совсем необязательно сообщать старику, что нам-то довольно одной акулы.
– И много у вас веревки?
– Четыреста метров.
– Поводок?
– Цепь. Шесть метров.
– А наживка?
– Тухлятина. Хайлендский бычок.
Олсен одобрительно кивает.
Его язык напомнил мне моих старших родственников из Вестеролена, с которыми я не виделся с детства. Многие пересыпали свою речь особыми словечками, которые используются норвежскими рыбаками для описания моря. К примеру, høgginga наступает на третий день, считая от полнолуния либо новолуния, – в эту пору течения начинают ослабевать. Следом меняются погода и ветер. Skytinga наступает, когда течения усиливаются после småsjøtt, то есть небольшого повышения уровня воды. В обоих случаях требуется спешить в море и ждать там во всеоружии, поскольку оба явления сулят рыбаку удачу.
В следующие несколько дней судорожно пытаюсь укротить старинные рыбацкие термины, услышанные мною на Скрове. Вот только они, слетая с моего языка, звучат как-то вычурно. К тому же я не до конца разобрался в нюансах и потому оставляю бесплодные попытки, чтобы не раздражать Хуго.
По пути домой Хуго и Метте поведали мне, что местные на Скрове весьма самобытны в том, что касается мясных предпочтений. Так, они закатывают в банки отварные ножки баклана. Если в верши или сети попался калан, то непременно срезают филейную часть. И это не какой-то там ветхий пережиток, преданный забвению. Метте услышала это от малышей в начальной школе. Слегка удивленная, поинтересовалась: “Вы что же, едите выдру?” Четыре ученика энергично закивали и ответили, что мясо у калана очень вкусное.
Дома в Осъюрдгордене Хуго отыскивает шкатулку. В ней хранятся послевоенные снимки, сделанные его дядей Сигмундом Осъюрдом, который в юности увлекался фотографией. Хуго обнаружил шкатулку, роясь в чулане заброшенной бойни в Хельнессунне. Большинство снимков сделано на ловле тунца (Thunnus thynnus). Сразу после войны в течение нескольких лет тунец водился в Вест-фьорде в неимоверных количествах. На фотографиях сети, под завязку забитые makrellstørje (тунцом). Самые крупные особи вырастают до трех метров с половиной и весят до семисот пятидесяти килограммов. Рыба на снимках помельче, однако Хуго помнит, как Сигмунд и другие рыбаки уверяли его, что им попадались экземпляры по три центнера весом, и это после разделки. На иноземных базарах, как сказывал Арвид Олсен, японцы и итальянцы давали за тунца баснословные деньги, несравнимые с тем, что платят за других обитателей норвежских вод. Правда, при этом местные рыбаки по первости набили шишек, поскольку тунец решительным образом отличался от рыб, с которыми они имели дело прежде. Оставаясь в сети без движения, тунец засыпал и мертвым грузом отправлялся на дно, а рыбаки в итоге лишались пятидесяти-ста тонн ценнейшего товара.
Синий тунец – одна из самых удивительных морских рыб. Все его тело словно собрано в единый, мощный мускул, а гладкий серповидный хвост позволяет тунцу развивать скорость до шестидесяти километров в час. Немногие могут поспорить с ним, быстрее плавают только рыба-меч, косатка, дельфин да некоторые виды акул. Абсолютное большинство рыб хладнокровны, то есть температура их тела меняется вместе с температурой воды. Тунец же, как и человек, теплокровен, с постоянной температурой тела.
Тунец может совершить путешествие из тропиков в полярные воды и обратно. На этом пути его подстерегает множество врагов и смертельных опасностей. Вертолеты, плавучие буи и датчики, отслеживающие ход тунца. Рыбацкие суда, раскинувшие в море свои яруса длиной от пятидесяти до восьмидесяти километров с тысячами острейших крючков. Чаще тунца на крючок попадают черепахи, птицы, акулы и прочие морские обитатели.
Когда синий тунец пожаловал в Вест-фьорд, объяснение этому нашлось, пусть и несколько своеобразное. В Средиземном море синий тунец водится с незапамятных времен, еще финикийцы ловили его в несметных количествах. В Италии его зовут tonnara, в Испании – almadraba. Синий тунец нерестится в Средиземном море, и ежегодно, на протяжении всей истории человечества, его добывают здесь десятками тысяч. Плутая по лабиринту хитроумно расставленных сетей, косяк тунцов попадал на мелководье, и там его глушили колотушками, как придется. Покуда большей части косяка удавалось вырваться и уйти обратно в Атлантику, такой промысел имел перспективы.
Но вот, желая понравиться жителям Андалусии, испанский диктатор Франко построил в провинции множество консервных заводов, выпускавших миллионы банок тунца. Теперь уже промысел велся более эффективными методами и распространился на Атлантический океан. Но тут вмешалась Вторая мировая война, остановившая безудержный лов, благодаря чему тунец сумел оклематься. Кроме того, Бискайский залив был заминирован, так что и в послевоенные годы испанские и французские рыбаки не отваживались искать там рыбацкого счастья. Популяция тунца получила возможность размножаться и выросла настолько, что заполонила даже норвежский Вест-фьорд.
Радость длилась недолго, каких-то десять лет, после чего в течение десятков лет вид находился на грани вымирания. Впрочем, в последние годы тунец снова был замечен у норвежских берегов. За приличный экземпляр японцы готовы выложить миллион норвежских крон. Правда, при условии, что рыба жива – тогда ее откармливают перед тем, как забить. В желудке у тунца содержится вкусный жир, напоминающий сливочное масло, вот за этим-то ингредиентом и гоняются больше всего рестораны суши. Мне довелось самому повидать, куда в итоге свозится улов: знаменитый токийский рыбный базар Цукидзи, где в здоровенных торговых ангарах бесконечными рядами, словно неопознанные жертвы авиакатастрофы, цунами или еще какого-то бедствия, выложены туши рыб.
Кто знает, как скоро тунец, переведясь полвека тому назад, снова заглянет к нам в Вест-фьорд? Выходя в море, Хуго с некоторых пор тоже посматривает, нет ли тунца. У норвежских берегов периодически вылавливают экзотическую невидаль вроде рыбы-луны, южных видов морского окуня, солнечника и прочих путешественников. Несколько лет тому назад в рыбацкие сети под Стейгеном угодила рыба-меч. К лофотенским берегам подходили прежде не встречавшиеся в Норвегии колонии парусниц – тропических гидроидов, которые дрейфуют по океанам, передвигаясь по водной поверхности при помощи небольшого “паруса”.
По-видимому, эти перемены вызваны глобальным потеплением. Не думайте, что оно сделает природу нашего моря богаче. Ведь если вода у норвежского побережья станет слишком теплой, привычные нам рыбы наверняка подадутся к северу.
Ночью сплю с открытым окном. Слабо доносится ветерок да море плещется о скалы, пробиваясь сквозь чуткую мембрану моей дремоты. На приморской стороне Вестеролена есть специальное слово, которое значит “шум моря, доносящийся в окно спальни в погожую летнюю ночь, когда волна тихо набегает на мягкий песчаный берег”. Слово это – “шюбортурн”.
10
На следующее утро, по пути в море, проверяем пару краболовок и вершу, расставленную на палтуса. День сегодняшний, как и вчерашний, выдался теплый и спокойный. Наступили летние “жары”, по-норвежски “собачья пора” (Hundedagene) – время летнего зноя и гниения водорослей, которое длится с 23 июля по 23 августа. Жары уже дают о себе знать. Водоросли и морской ил поднимаются со дна и плавают на поверхности. Так обновляется море.
В эту же пору имеет обыкновение всплывать мертвечина, утопленники, до того лежавшие на дне. Море отдает мертвых, бывших в нем, как сказано в книге Откровения. Наши предки полагали, что с наступлением “собачьей поры” еда портится скорей, а мухи плодятся без счету и становятся назойливей. В этот период море прогревается до максимума. Из-за цветения водорослей на дне наблюдается нехватка пищи и кислорода. Море заполоняют полчища медуз. Точно бледные, желтоватые, бахромчатые блюдца, они то куда-то плывут, то следуют по воле волн.
Еще закидывая краболовки, мы загодя знали, что когда достанем их ввечеру, они будут доверху забиты коричневым крабом. Только не пойдет ли нам во вред этот деликатес? Содержание кадмия в местных крабах такое, что норвежский Минздрав всячески не рекомендует употреблять их в пищу. У двух крабов на панцире чернеют зловещие пятна – вероятно, подхватили какую-то инфекцию. Хуго рассказывает, что в последние десять лет практически вывелась зубатка. Сперва он решил, что ее выбивают рыбаки, которые ловят дальше от берега. Однако позже, поймав зубатку, он обнаружил на ней желваки, похожие на раковую опухоль. Сейчас зубатка, похоже, снова развелась, никто не знает почему.
Считается, что Вест-фьорд чище большинства других мировых водоемов. Глубина здесь приличная, быстрые течения ежедневно приносят и уносят гигантские массы воды. Тем не менее содержание тяжелых металлов в этих местах тем выше, чем дальше к северу. Видимо, это оттого, что океан представляет собой один большой организм и этот открытый участок связан с глобальной системой течений.
Пришла долгожданная пора проверить наш рыболовный крюк, заброшенный в пяти морских милях от Скровского маяка. Хуго отсел на самый край лодки, наблюдая, как я вспарываю пакет с тухлятиной. Трупный дух, вырвавшись в прореху, раскатывается по Вест-фьорду. Лишь бы акула сама не прыгнула к нам в лодку, не дождавшись, пока я нанижу на блестящий прочный крюк тазобедренный сустав с красными ошметками гнилого мяса. Не знаю, чего именно желала себе хайлендская скотинка при жизни, но явно не такого конца.
Убедившись, что мы находимся в том самом месте, которое подкормили накануне, опускаю крюк за борт. “И перламутр, и пламя, коричневую мель у берегов гнилых, где змеи тяжкие, едомые клопами, с деревьев падают смолистых и кривых”, как живописал Рембо