Megophias megophias), который также является существом вымышленным[65].
Олаф Магнус, а с ним и Понтоппидан, и Ханс Эгеде, писал свои произведения в ту пору, когда человечество слишком мало знало о китах и других животных и рыбах, обитающих на больших глубинах, и еще не разработало принципов систематизации земной фауны. Многие организмы, известные современной науке, выглядят еще неправдоподобней, чем мог вообразить себе Олаф Магнус.
В одном месте Олаф Магнус рассказывает о полипах (полипусах), или “многоногах”. У полипа восемь ног с присосками, причем четыре ноги длиннее остальных (у головоногих моллюсков, как мы знаем, два щупальца намного длиннее шести “рук”). Из спины у них торчит нечто вроде трубки, по которой вода поступает в организм и выводится из него; кровь у них отсутствует, а живут они в норах на морском дне и меняют цвет в зависимости от окружающей среды[66].
Сравнивая это описание с тем, что сегодняшняя наука знает о головоногих, надо признать, что оно не утратило своей актуальности. Как, к примеру, ведет себя адский вампир (Vampyroteuthis infernalis), когда на него нападают на глубине? Если вокруг с самого начала не видно ни зги, кальмару нет смысла выпускать чернила, и на этот случай у него припасена другая уловка. Он откусывает одно щупальце. Откушенное щупальце пульсирует в воде, помигивая голубыми искорками. Эта хитрость сбивает с толку нападающего, а кальмар, пользуясь оторопью противника, успевает спасти оставшуюся часть тела. Адский вампир, обитающий на глубинах до пятисот метров, прозван так за величину глаз, самых крупных в животном мире по отношению к собственной массе. Обыкновенно глаза его голубого цвета, лишь на долю секунды в них вспыхивает кровавый огонь. Этакий психический эффект из дешевой кинострашилки.
Олаф Магнус пишет, что прожорливый “хофиск” с голоду может отхватить кусок собственного тела. Именно так поступают некоторые виды головоногих моллюсков, скармливая себе собственные щупальца. Со временем щупальца отрастают заново. Еще больше поражает умение кальмаров и осьминогов выпускать уподобленное им самим чернильное облако, в отдельных случаях еще и мерцающее горящими искрами. Мы знаем и людей, владеющих этим искусством. Они живут в комиксах и кино и зовутся супергероями.
В 2005 году в Индонезии обнаружили мимического осьминога, умеющего принимать форму камбалы, морской змеи, различных рыб… да практически любую форму, которую он видит перед собой. Кроме того, большинство моллюсков умеют молниеносно менять цвет и кожный узор, сливаясь с внешней средой. Они плавают в глубине – неприметные сверху и снизу.
Руки или щупальца способны выстреливать со скоростью ракеты, неуловимой для нашего глаза. Каждая рука подобна длинному языку с присосками, которые, в свою очередь, снабжены химическими рецепторами, выполняющими функцию вкусовых луковиц, а тончайшая сеть нервных жил придает руке особую чувствительность.
Отдельные моллюски плавают со скоростью до сорока километров в час. У них голубая кровь, три сердца и по мозговому центру в каждом щупальце, а нервные клетки не отличаются от человеческих. Нам неизвестно, спят ли кальмары и осьминоги. Но в том, что они умны и быстро учатся распознавать символы, нет ни малейшего сомнения[67]. Так же как и в том, что некоторые вырастают до исполинских размеров.
На сегодняшний день наука изучила лишь две сохранившихся особи антарктического гигантского кальмара (Mesonychoteuthis hamiltoni), самого тяжелого из всех головоногих моллюсков. Антарктический кальмар водится на больших глубинах в Антарктике и прилегающих районах, а наших познаний о нем едва ли прибавилось со времена Олафа Магнуса. Магнус любил преувеличивать размеры и жестокость морских обитателей. Не бывает моллюсков величиною с фрегат. Тем не менее невероятные способности этих животных в реальности намного превосходят фантазию Олафа Магнуса. И кстати, достоверно известно, что дельфины спасают утопающих людей.
20
На четвертый день непогода стихает. Отложив книжки, я выхожу из моего импровизированного кабинета на Осъюрдгордене. Шторм оставил после себя полинялый, отсыревший пейзаж, окрашенный в серые, почти прозрачные тона. Контуры берега и домов размыты совершенно, а море стелется пред ними – грузное, обмякшее, словно выдохшись от многодневного угара. Даже рыбы, которых я вижу с мостика, снуло шевелят плавниками, да и то скорее от нечего делать.
За серой унылой дымкой продолжает закачивать и выкачивать морские потоки Вест-фьорд. Прилив гонит волну с юга на север и дважды в день здоровается со Скровским маяком, когда море поднимается на плечах прибрежных течений и те силой врываются во фьорды, а мощные атлантические течения меж тем несутся далее к Северному Ледовитому океану. Пожалуй, можно выходить в море. Увы, мне пора возвращаться в Осло.
Мы с Хуго уже начали планировать зимний лов. На свейгенских свинофермах решили закупить поросят, мертворожденных и с уродствами. На них и будем ловить гренландскую акулу, уславливаемся мы на прощание. Что это? Уж не тень ли сомнения мелькнула в его глазах?
Нет, померещилось. Наш “подземный труженик продолжает копать”. Временные неудачи лишь закаляют крепость духа. Глухо жужжит неугомонный моторчик, унося нас вперед. Два человека в утлой лодочке, понятия не имеющие, чем встретит их море в следующий миг и что они вытянут из пучины под светом расплавленных звезд и полнотелых электрических лун, где буруны и валы кидаются на шхеры, подобно бесноватым стадам, а полоумное око маяка неотступно следит за нами.
Зима
21
В следующий раз, снова купившись на вечные посулы моря побаловать меня приключениями и охотой на акулу, о чем на суше можно только мечтать, я отправляюсь на север в начале марта. Самолетом из Берлина в Будё с пересадкой в Осло, потом паромом по хуртигрутенскому маршруту на север к Скрове. В морозном полярном воздухе из труб нехотя выползает белый дым, подымаясь над Бреннсунном и Хельнесунном.
Непривычно холодно. Зимы у норвежских берегов часто бывают сырыми и дождливыми, а такие морозы в этих краях – в диковинку. Ежедневно Гольфстрим отдает Европе столько тепла, сколько угольное отопление всего мира за десять лет. Хотя Лофотенский архипелаг находится много севернее гренландской столицы Нуука, среднегодовая температура здесь выше почти на десять градусов. Не будь Гольфстрима, норвежский берег превратился бы в ледяную пустыню с перерывом на короткое полярное лето.
В местной газете читаю, что в море погибло больше сотни овец. В суровый мороз их угораздило пастись на обрывистом берегу острова Бурёй. Шерсть их обледенела, а тут начался прилив – утесы внезапно накрыло волной, которой овцы не ждали. Они были обречены. Сто четыре овцы покинули нас. Три спаслись. Чего ради их понесло к обрыву?
Ночка у Хуго выдалась не из легких. Накануне он взялся отбеливать полы. Стоял пятнадцатиградусный мороз, необычайно крепкий для Скровы, и вода в трубах замерзла. Чтобы смыть щёлок, пришлось таскать соленую морскую воду. Насколько успешно, видно по растрескавшимся, а кое-где содранным ногтям. Но если закрыть глаза на убитые ногти, а также на то, что Хуго гриппует, в целом он, как всегда, излучает позитив. План превращения Осъюрдгордена в галерею, ресторан, паб и гостиницу серьезно подкосили какие-то финансовые неурядицы. Работа застопорилась, но что с того! – на вид Хуго не особенно унывает. Желудок? В ответ Хуго только закатил глаза и повел меня показывать, что они с Метте успели сделать с моего последнего приезда. А успели они немало. Внутренняя отделка Красного домика продвинулась существенно. Да и в старом доме есть чем похвастаться. Главное – вычистили наконец склад сушеной рыбы, привели в порядок комнаты и подвал главного дома. Выкинули весь хлам – старые сети, чаны, снасти, материалы и утварь. Меньше чем через неделю на Осъюрдгордене пройдет большое торжество. Хуго сколотил барную стойку из рыбных ящиков со штемпелями рыбозаводов и фирм от Вардё до Олесунна.
Зимой они нередко наведывались в Стейген, где Хуго написал несколько больших полотен маслом. Одна семиметровая картина украсит библиотеку нового культурного центра “Шторм” в Будё. На две другие, выражаясь осторожно, Хуго вдохновила гренландская акула. Кстати о шторме: ураган “Оле”, прокатившись по Скрове, опрокинул в море лодочный ангар, который позже видели плывущим мимо Осъюрдгордена. Не отремонтируй Хуго вовремя главный дом, тот так бы и шатался на прогнивших сваях и, скорей всего, тоже не пережил бы ненастья.
Выслушав эти вести, спрашиваю, как в прошлый приезд:
– Ну, а в остальном? Что поделывал?
– В остальном?!
На этот раз, не сумев сохранить напускную важность, качусь со смеху.
– Сам-то ты как? – спрашивает уже он.
– Да как – городские хлопоты, беготня да суета, грязная каша со снегом, латте, крабовые палочки, кебаб, штрафы за неправильную парковку, – отвечаю.
Хуго смеется. Он ничего не имеет против городов, лишь бы не жить там постоянно. В принципе он мог бы поставить свои лодки на прикол прямо на Акер Брюгге посреди Осло, но, как ни силюсь я представить себе эту картину, она расплывается у меня перед глазами, словно в них попала соринка.
Тогда переходим к другой теме, куда важнее. Мы оба слышали о рекордных уловах: одну гренландскую акулу выловили у датского Анденеса, другую – в норвежском Вестланне. Датчанин поймал акулу на 880 кило – на удочку! Шведу удалось вытащить еще одну на 560 кило – с каяка! В интервью он признался, что с детства мечтал поймать гренландца.
– И что в ней особенного? – недоумевает Хуго.
– А датчанин, еле-еле управившись со своей, разрыдался и сказал, что чувствует что-то вроде религиозного экстаза. А на рыбалку захватил водолазов с подводной камерой, судно сопровождения и вертолет, чтобы задокументировать событие. Убожество, да?!