И — да — иезуит за всё время пути не проявил даже намёка на какое-либо подозрение. Но Катя дала себе слово, что постарается отныне больше никогда не влезать в подобные авантюры. «И так с головой беда, не хватало ещё раздвоение личности заработать…»
— …Хотел спросить, святой отче, — проговорила она, когда они, заночевав в каком-то мелком селе под Киевом, наутро тронулись в путь. — Успеем ли добраться к Рождеству? Вон, дорогу как развезло, снова оттепель. Будто не декабрь, а какой-то март.
— Должны, сын мой, — со вздохом ответствовал отец Адам. — Ибо на празднование Крещения мы обязаны быть уже в расположении его величества — с бумагами от гетмана.
Спрашивать, о каком величестве идёт речь, Катя не стала: Зеленский работал напрямую на Карла, минуя декоративного Станислава. И правда, какой смысл служить табуретке или тумбочке.
— Надеюсь, это будет уже в Смоленске, — немного беспечно, как и полагалось юнцу, заявила она. — Да, святой отче, мы ныне находимся в землях, которые царь Пётр считает своими. Киев объехали стороной, чтобы не сталкиваться с русскими, а в Батурине, насколько мне известно, тоже стоит какой-то их полк… Опыт мой невелик, однако я понимаю, что наверняка там достаточно наших людей, чтобы мы с вами не чувствовали себя …неуютно. Но что, если кто-то из окружения гетмана уже донёс царю о переговорах?
— Наверняка донесли, я в том уверен, — иезуит поёжился под плащом: уж лучше был бы мороз, чем стылая сырость, разлитая в воздухе. — Должно быть, вы в этих краях впервые.
— Впервые, отче.
— Значит, вы не знались с местными схизматиками. Сказать по правде, немного потеряли. Люди в высшей степени ненадёжные, доносят друг на друга по любому поводу. Впрочем, и поводы для доносов дают регулярно. Тот же гетман — он обязан царю Петру практически всем, что имеет. А вы сами видите, куда и зачем мы с вами едем.[61] Точно так же он при случае предаст и его величество.
— Надеюсь, его величество осведомлён об этом свойстве его натуры?
— О, да. Потому расчёт гетмана на будущее предательство вряд ли оправдается. Когда он перестанет быть полезен нашему королю, его величество обязательно придумает для гетмана что-нибудь …интересное.
— Почему-то мне его нисколько не жаль, — коротко рассмеялась Катя. — Предатели вызывают омерзение, но при этом бывают весьма полезны. В том и заключается секрет их живучести.
— Рад, что вы в столь юном возрасте понимаете такие непростые вещи, сын мой…
Распутица, заставшая их на дороге в Батурин наверняка подкорректировала и планы шведов, замедлив их продвижение. Знать этого Катя не могла, но логика подсказывала, что скорость упала у всех, кто оказался в зоне действия тёплого атмосферного фронта. Так что до Батурина они со святым отцом добирались пять суток с хвостиком. Прибыли как раз за неделю до католического Рождества, которое на одиннадцать дней предваряло православное[62].
Здесь католиков было немного, но так как они наличествовали, то и появлению в городке ксендза никто не удивился. А гетманская столица действительно не заслуживала наименования «город», несмотря на имевшуюся крепость. Кате он показался просто большой деревней с крепким забором. Именно сюда Мазепа старался свезти как можно больше припасов со всех подвластных земель. Провиантские склады ломились, присланный царём полковник радовался этому факту. На его месте «пан Владислав» был бы настороже — учитывая «послужной список» Мазепы. Но увы, давать советы местным офицерам она не вправе.
Стоп.
Давать советы она действительно не вправе. А вот приказать — может. Даже полковнику. Ведь он со стопроцентной вероятностью знаком с «особой инструкцией», которую рассылали всем командирам полков и их заместителям ещё год назад. Достаточно назвать себя, да присовокупить настоящий чин в Тайной иностранной канцелярии. И тогда в её распоряжении будет целый полк, со всем его стрелковым вооружением и артиллерией.
Как вариант при самом хреновом раскладе из всех возможных — сгодится, по принципу: «На безрыбье и рак рыба». Но основному её заданию пальба и шум только повредят. Если и обращаться за подмогой к местному гарнизону, то только в части вывоза захваченных документов. Или захваченного вражеского агента. Да и то, снова-таки, при плохом раскладе. А сам захват бумаг — в комплекте с агентом или без оного — обязан остаться вне поля зрения Мазепы. Гетман должен быть абсолютно уверен, что его присяга Карлу, подкреплённая письменно, попадёт адресату. Только тогда он станет действовать так, как этого хотел Пётр.
Улыбчивый молоденький пан, сопровождавший отца Адама, не понравился гетману сразу и прочно. Почему? Он и сам не мог этого сказать, но вот возникла неприязнь, и всё тут. Впрочем, наверняка дело было в его слегка женоподобном облике и странноватом поведении. Понаберётся молодёжь французских манер, а у стариков, вроде Мазепы, от того голова болит… Впрочем, дело прежде всего. А этот полячишка останется на закуску.
Иван Степанович в присутствии нескольких свидетелей присягнул на верность королю свейскому Карлусу, заверил и благословил ту присягу отец Адам Зеленский. Причём гетман крестился по-православному, но руку с крестом целовал ксендзу-католику. Затем он «возложил», как говорили в этом времени, свою печать на соответствующий документ. Иными словами, Катя стала очевидцем того, что яростно отрицали некоторые её современники — факта добровольной государственной измены Мазепы. Не хватало только обнародования сего документа, но при наличии в Батурине русского полка это было сделать затруднительно.
— Добром они не уйдут, — сказал он, обрисовав присутствующим ситуацию. — Полагаю, следует дождаться хотя бы подхода одного полка армии его величества, чтобы выпроводить …гостей поздорову.
— Пан гетман позабыл, что отныне он сам является наместником великого короля, а его казаки — и есть солдаты его величества, — напомнил Зеленский. — Или вы не уверены в их преданности?
— Кое в ком не уверен, отче.
— Не думаю, что его величество станет посылать сюда полки накануне битвы за Смоленск, — продолжал иезуит. — Король ожидает, что вы станете действовать немедля. Провиант для армии необходим уже сейчас, потому его величество рассчитывает, что вы решите проблему русского полка своими силами, после чего займётесь формированием обоза и его доставкой в Смоленск.
«Блеск! — мысленно восхитилась Катя. — Аплодирую стоя! Так его, Карл, нечего засранца жалеть!»
— Я должен буду вступить в бой с …гарнизоном? — тем временем засомневался гетман.
— Сын мой, подобные вопросы зачастую решаются не в открытом бою… Они ведь считают вас своим, не так ли?
«Ах, ну, да — иезуиты у нас мастера плаща и кинжала, — с холодной насмешкой подумала Катя, понимая, на что прозрачно намекает отец Адам. — Варфоломеевская ночь вдохновила. Ну что ж, испортим им задачку».
— Я полагаю, моя шпага будет вовсе не лишней в этом деле, — сказала она, с задумчиво-весёлым видом разглядывая тщательно отполированные ногти.
— Пан Запольский представляет, с кем придётся иметь дело? — поинтересовался гетман, переглянувшись со своими верными полковниками, ждавшими, чем закончится разговор.
— Сей юноша проявил себя как отменный боец, — совершенно серьёзно ответил иезуит. — Я сам тому свидетель… Да, кстати, пан Владислав, а что это за приключение у вас вышло в Торне? Всё забывал спросить.
— Один дворянин оскорбил другого, случилась дуэль, — пожала плечами Катя. — Полагаю, в том нет ничего необычного.
— Кроме того, что был убит офицер армии его величества.
— Порученное нам обоим дело не терпело отлагательств, а этому кабану не понравился мой вид, — фыркнул «пан Владислав». — Он собирался переломать мне кости, о чём и заявил во всеуслышание. Но всё же я попрошу вас ходатайствовать о личной аудиенции у короля, дабы лично принести свои извинения за тот инцидент.
— По возвращении в ставку его величества, где бы она ни была, я испрошу у его величества дозволения на то, — удовлетворённо кивнул отец Адам. — Итак, вы предлагаете свою шпагу — мы принимаем ваше предложение. Кто готов присоединиться к этому храброму юноше? — добавил он, обернувшись к гетману и подпустив ироничную нотку в голосе.
…Более всего на свете Меньшикову хотелось однажды взять пистолет и застрелить этого …поручика. Цепляется к нему, как нянька к дитю, и нудит: делай то, не делай этого. И ведь не избавишься от него: родич государев.
Алексашка никому и никогда не признавался, что до колик завидует этому человеку. Его давней мечтой было породниться с Петром Алексеевичем, хоть бы и через баб. Потому готов был даже на Катьке жениться, хотя видел, что она опасна, как и её братец. Ну да Бог с ней, с Катькой. Чересчур умна для него. Раскусила сразу и послала подальше. А может, и знала о той его мечте. Кто их, явившихся из грядущего, разберёт. Но Евгений… Эх, что за человек! Иметь такие возможности — и не использовать!
Ладно — уступил ему, убрался от казацкой соли. Обидно, конечно, не то, что такие деньги мимо прошли, а то, что этот …государев родственник оказался прав. Письма подмётные в Войске Донском как раз и объявились, когда решено было вернуть соль прежним владельцам. Значит, кто-то подсуетился и стал казаков мутить… А теперь поручик Черкасов письмо прислал. Спешное. Мол, до чего бы вы там ни договорились, а сделай, как Борис Петрович скажет. И даже спрашивать не стоит, откуда Женя знает, что они с Шереметевым ныне погрызлись, будто псы, насчёт того, как полки расставить в ожидании подхода Карлуса. Ответ и так ясен.
Самолюбие у Данилыча было отменное. Честолюбие — тоже. Он постоянно ругался то с одним генералом, то с другим, мечтая однажды сделаться главнокомандующим. Но менее всего ему хотелось получить колотушек сперва от Карлуса, а затем от Петра Алексеевича. А Евгений, как он уже убедился, плохих советов не даёт.