«В 90-91-М ГОДАХ ЕЛЬЦИН МОГ ВСЕ, А НЕ СДЕЛАЛ НИЧЕГО. ПРОВАЛИЛСЯ ПУТЧ, И ОН ЗАПИЛ НА ТРИ МЕСЯЦА»
— Что вы имеете в виду, когда говорите о преступлениях Михаила Сергеевича против человечности?
— Прежде всего его попытки предотвратить развитие национальных движений, спровоцировав этнические скандалы и прямые погромы...
— Карабах?
— И Карабах в том числе, но самые документированные события — это Тбилиси, 89-й год.
— Саперные лопатки...
— Да, а потом Баку — 90-й год...
— ...резня армян...
— ...Вильнюс — уже 91-й.
— ...штурм телевышки...
— Все это в совокупности и есть преступления Горбачева против человечности.
— Вы, значит, считаете, что он за этим стоял?
— Мне это точно известно.
— Михаил Сергеевич, по-вашему, отдавал приказы резать армян в Баку?
— Ну, так он не говорил — у них же там свой язык, но хвастался после Тбилиси — это у меня есть в документе — по-моему, немцу какому-то высокопоставленному: дескать, пришлось нам и некоторые административные меры принять, потому что допустить этого разброда не можем.
Нет, он человек жуткий... Вот ему на Политбюро докладывают, что на пекинской площади Тяньаньмэнь убили на самом деле гораздо больше студентов, чем официально объявили власти Китая: по данным разведки — не меньше трех тысяч человек. «Ну и что ж тут такого? — говорит он. — Им надо обороняться, и нам тоже надо обороняться» — в этом весь Горбачев.
Начинается первая война в Персидском заливе за освобождение оккупированного Кувейта, и его помощники Арбатов и Черняев пишут ему докладную записку (она у меня есть): «Михаил Сергеевич, коль скоро мы в этом вопросе в союзе с американцами, было бы уместно информировать наших американских партнеров о местонахождении на территории Ирака оружия массового уничтожения, в том числе биологического и химического». Горбачев резолюцию накладывает: «Нет!». Большой друг демократии...
— ...в Ираке...
— ...и не только — это же его союзники в тот момент были, он же входил в коалицию...
— Борис Николаевич Ельцин, с которым наверняка вы общались...
— ...очень мало и не тет-а-тет...
— ...тоже в ваших документах небось фигурирует...
— Ой, вы знаете, у него есть только одно уязвимое место — докладная записка, как Ипатьевский дом был разрушен, но его трудно в этом винить — таково было решение Москвы.
— Ельцин симпатию у вас вызывает?
— Я зол на него за то, что такие возможности упустил. В 91-м году Ельцин мог все, а не сделал, по сути, ничего — путч провалился, и он на три месяца запил, и это меня просто бесит. Какая дикая безответственность! — а потом он стал сдавать КГБ одно за другим и в результате отдал в его руки власть.
«ГЭБЭШНИКАМ ТЕПЕРЬ ЛЕГЧЕ УБИТЬ, ЧЕМ ПОСАДИТЬ, А В НАШЕ ВРЕМЯ БЫЛО НАОБОРОТ»
— Кстати, о власти в чекистских руках... В 2008-м вы собирались баллотироваться в президенты России, и этого, естественно, вам не дали, но я даже не об этом. «Чекисты и в наше время, — пишете вы, — были далеко не профессиональными: мы, маленькая горстка диссидентов, болванили их как хотели и в конечном счете выиграли, а сейчас у спецслужб уровень еще больше упал, потому что в 90-е годы наиболее профессиональные чекисты в коммерческие структуры ушли, увлеклись бизнесом. Сегодня это уровень Зарайского отделения милиции: они не занимаются госбезопасностью — они занимаются выколачиванием денег»...
— Да, подтверждаю.
— Еще одна ваша цитата: «У чекистов совершенно ломовые деньги, какие в СССР никому и не снились: они едва ли не все теперь — миллиардеры. Какой-нибудь Билл Гейтс, чтобы миллиардером стать, целую систему изобрел, эффективную компанию создал, а эти что сделали? Просто к нефтяной трубе присосались — и сразу же олигархи». Сегодня ФСБ России так же ужасна, как и ее советский предшественник КГБ?
— Сравнивать тех и этих довольно трудно, и хотя нынешние ушли от КГБ недалеко, профессиональный их уровень действительно гораздо ниже.
— А методы?
— Какие-то они неохотно сейчас применяют — скажем, им теперь легче убить, чем посадить, а в наше время было наоборот.
— Легче убить?
— Ну да. Раньше гэбэшники заранее разработку в ЦК подавали (и я эти документы видел): как собираются убивать, какие подходы, какие гарантии, что не попадутся... Не утвердив план, нельзя было даже ничего начинать — представляете, какая бюрократическая система? — а объект за это время взял и уехал в другое место, значит, заново надо брать «добро», выяснять, где он живет...
Теперь же, как Саша Литвиненко мне объяснил, эти вопросы в столовой на Лубянке решаются — вот он сидит, пьет компот, и к нему капитан из соседнего отдела подходит: «Слушай, у тебя на связи уголовники есть?». — «Ну, есть» (а он в отделе по борьбе с терроризмом и организованной преступностью работал). «Прошу: убери этого немца — он мне так надоел». Саша ему: «Что значит «убери»?». — «Ну, как? Тебе там тоже 30 кусков корячится» — вот как решаются нынче вопросы.
— Капитализм...
— Да при чем тут капитализм? — к поведению бюрократа он никакого отношения не имеет, бюрократия не может людей убивать вот так, договариваясь за компотом.
— Кто же ликвидировал в Великобритании самого Литвиненко?
— ГБ.
— Вы в этом твердо уверены?
— Абсолютно, на 100 процентов.
— Здесь, в Англии, вы с ним общались?
— Мы дружили, Литвиненко очень многому у меня учился. Этому хлопцу в жизни образования не хватало: сначала попал в армию, оттуда — в Высшее военное училище и сам не заметил, как в Отделе по борьбе с терроризмом и организованной преступностью оказался, — такая вот чехарда, и что такое КГБ, Саша понятия не имел.
С Александром Литвиненко и Ахмедом Закаевым — бывшим министром культуры, вице-премьером и министром иностранных дел самопровозглашенной чеченской республики Ичкерия. «Мы дружили, Литвиненко очень многому у меня учился. Этому хлопцу в жизни образования не хватало, и что такое КГБ, Саша понятия не имел»
— Как же, работая в КГБ, он мог не понимать, что Комитет из себя представляет?
— Абсолютно не понимал. Однажды я дал ему тома документов, скопированных в архивах, и сказал: «Вот, Саша, читай». Он несколько дней не отрывался, а потом в четыре часа ночи мне позвонил: «Володя, это что же — КГБ, значит, всегда был террористической организацией?».
— Наивный он был, как ребенок...
— «Саша, — спрашиваю, — а как ты думаешь, кто 30 миллионов наших с тобой соотечественников уничтожил?». — «Да?». Он был потрясен, заведен — это открытие его совершенно переменило. Литвиненко потом спросил разрешения опубликовать эти документы где-то на сайтах, и я дал добро: «Публикуй все, что хочешь». После этого у него наступила депрессия, он все корил себя: «Как же я мог вляпаться в такое дерьмо? Что ж это я за болван, если в этой преступной организации оказался?». Мучился дико...
— Искренне?
— Абсолютно — он вообще не умел лицемерить, довольно откровенным был человеком. Помню, сидели с ним здесь, у меня, и он начал опять сокрушаться, а мне это уже надоело, и я его прервал: «Саша, ну хватит самобичевания — между прочим, последний год в России ты уже не полковником ФСБ был, а политзаключенным: это титул, которым у нас на Родине можно гордиться». У меня между тем тюремная телогрейка была...
— Сохранилась?
— Да, но вся уже порвалась, поистлела... Саша спросил: «А можно я твою телогрейку надену и мы с тобой сфотографируемся?». — «Надень», — я кивнул. Потом эту фотокарточку он всегда держал у себя на виду: как доказательство того, что очистился — он политзаключенный.
— Когда Литвиненко попал в больницу, вы понимали, что с ним?
— Я одним из первых все понял: где-то на 10-й день диагноз ему поставил.
— Ему вы об этом сказали?
— Да. Саша же был беспокойным, быстрым и звонил мне бесконечно — по 20 раз в день (вот что-нибудь произошло — сразу за телефон хватался), в том числе из больницы, а госпитализировали его якобы с пищевым отравлением.
— У него облысение же началось, да?
— Он стал мне симптомы описывать, а они ну просто из учебника для первого курса медицинского института, из раздела о радиоактивном отравлении: дикое падение иммунитета, язвы во рту на слизистой оболочке, выпадение волос. «Саша, — говорю, — у тебя лучевка, я гарантирую. Слава Богу, экзамены сдавал и знаю — скажи врачам, чтобы тебя на какие-то источники радиации проверили». Его жене Марине, Ахмеду Закаеву — они в больнице днями и ночами дежурили — велел: «Возьмите вашего доктора за грудки, и пусть он со счетчиком Гейгера лазает и все проверяет — там радиация».
Оказалось, я не совсем прав — дело в том, что полоний излучает альфа-частицы и счетчиком Гейгера, работающим в гамма-диапазоне, радиоактивность его не фиксируется. Они Гейгером, когда я настоял, проверили — ничего не оказалось, а чтобы полоний выявить, надо искать его специально — случайно на него не наткнешься. Вы, кстати, знаете, когда обнаружили полоний? За три часа до Сашиной смерти.
— Было уже поздно?
— Ну, лечить-то его давно было поздно, но я не об этом. Умри он через две недели, никто бы никогда не узнал, что это убийство, — полиция наша, британская, до 14-го дня, по-моему, эту версию не рассматривала: пищевое, мол, отравление. Они же с Марио Скарамеллой, итальянским экспертом по вопросам безопасности, были накануне где-то в суши-баре — ну, мало ли что, и только через две недели предположительно следы таллия обнаружили. Ага, это яд — значит, отравление, и полиция объявила о начале расследования его «смерти по неизвестным причинам»...
— Кто лично его убил, известно?
— Это была целая группа — Луговой, Ковтун и с ними еще человек, который совсем нигде не мелькает, — некто Соколенко (назвался так, а кто он на самом деле, никто не знает). Я, конечно, не эксперт по убийствам, но, по моим представлениям, зная, как примерно работает КГБ, думаю, что Луговой был использован втемную. От него потребовали, чтобы он к Саше подвел, то есть вывел на человека, Ковтун, если я правильно понимаю, привез полоний — он был мулом, гонцом, а этот вот Соколенко, по-моему, и положил в чай отраву. Насколько Луговой и Ковтун знали, что они делают, — большо