Стряхнул с ножа смесь, тщательно протер лезвие об одежду убитого и выпрямился:
– Ишь, как он тебя извести хотел. Денег на перец не пожалел! Ладно, завтра разберутся.
И приказал стоящему рядом подчиненному:
– Вы мешочек аккуратно приберите. И то, что рассыпалось, тоже соберите. Пригодится…
Распрощались, и я пошел к себе домой. Продуктивно у меня день прошел…
Глава 7
Спал крепко. Совесть не мучила, и ничто не тревожило мой сон. Даже утром не бросился к окошку в попытке посмотреть на место вечерней схватки. Спокойно привел себя в порядок, позавтракал легко да и отправился в Кром службу нелегкую служить.
Во дворе Прохор с Лехом лопатами снег с дорожек сгребают. Матушка-зима под утро расщедрилась и обрадовала – по щиколотку засыпала землю свежим снегом.
Не скажу, что спокойно прошел мимо соседского подворья, что ничего в душе не дернулось. Дернулось! Но не от чувства тревоги, а от нетерпеливого ожидания! Все казалось: сейчас ближе подойду – и засыпанные снегом мертвые тела увижу. Но все уже прибрали. Рассердился на себя: вчера о трофеях напрочь забыл! Ведь можно же было хотя бы того же Прохора за ними отправить.
Покосился на свежевыпавший снег, постарался стороной обойти то самое место. Почему? Не знаю, просто показалось, что проглядывает через снег черное пятно крови… Прошел по самому краю проезда и пошагал себе дальше. И даже не оглянулся ни разу. Да и куда смотреть? Темно. И пусто.
Собаки соседские и в этот раз промолчали. Ни одна мохнатая морда за забором не тявкнула. Оглянулся за спину на крепостные ворота. И там тоже пусто – ни чадящих черным дымом факелов, ни смутного в предрассветных сумерках мельтешения теней. Кругом все тихо, чинно и спокойно.
От этой мысли на душе стало легче, настроение улучшилось, даже показалось, что предрассветная стужа спала и на улице разом потеплело. Да и темнота уже не казалась столь давящей.
Ворона с явной насмешкой громко каркнула где-то над головой и окончательно разогнала темноту. Деревья вздрогнули и встряхнулись, качнули ветвями, осыпали с головы до ног пушистым снегом. И дорога до Крома в это утро показалась значительно короче…
Не успел товарищей поприветствовать, как на вечевой площади резко, отрывисто забил в набат вечевой колокол!
– Что я тебе говорил? Как только морозы землю скуют, так вороги и зашевелятся! Началось! – перекрестился на кресты Троицкого собора стоящий рядом ветеран и поторопил меня: – Пошли уже, чего замер?
– А куда торопиться, Савельич? Пока народ соберется, мы сто раз до площади дойти успеем! – ответил.
– Все равно! – не понял меня ветеран. – Ничего важнее набата быть не может! Услышал колокол, тут же на площадь и беги со всех ног!
Важнее, значит, важнее. Спорить не собираюсь. Да и вижу же, как двумя потоками через Смердьи и Рыбницкие ворота в Кром потек все более и более увеличивающийся поток горожан. И ведь действительно шустро ноги переставляют!
Колокол звонил долго. Уже и народ перестал прибывать, а он все не умолкал. Замолк только тогда, когда на помост посадник вскарабкался. К нему тут же присоединился кто-то из бояр, я их до сих пор не всех в лицо знаю.
Постепенно гомон на площади утих, и только тогда перед народом появился князь Владимир.
Поднялся к боярам, оглядел забитую людьми площадь и поднял руку над головой, привлекая к себе всеобщее внимание. Да чего его привлекать? И так все взгляды к нему прикованы.
Рассказал о напавших на Смоленскую, Полоцкую, Торопецкую и Новгородскую земли литовцев. Про бесчинства поведал, творимые этими разбойниками! И призвал народ псковский собрать дружину и выступить совместно с другими княжествами против литовского войска:
– Князья Ярослав с Давидом Торопецким только нас под Усвятом и ждут!
Не зря я припасами запасался…
В поход дружина выступила через день. За суетливыми сборами никому не было дела до ночного нападения. Сотнику доложил, на том дело и заглохло. Думаю, что после похода и не вспомнит никто о нем.
К собственной экипировке у меня с самого начала особое отношение. Нет у меня доверия к простой кольчужке. Поэтому и тренировался все это время усиленно, брал на себя дополнительные нагрузки, тяжести на плечах таскал. Зачем? Отцову бронь – на поддоспешник, сверху надеваю простой кожушок и уже на него – еще одну кольчугу. Но уже совсем простенькую. Ту самую, которую мне в нашей дружинной оружейке выдали.
Тяжело? Само собой. А еще очень неудобно и жарко. Многослойная одежка движения сковывает, рук первое время не поднять было. Сколько потов сошло… Через полтора месяца привык, еще через месяц перестал вообще замечать. Что интересно, никто надо мной за такое и не думал смеяться. Косились сочувственно, это было. И все… Так что добился я того, к чему стремился. В полной ли мере? Надеюсь, что так. Литвины скоро проэкзаменуют…
Оружейный тайник опустошил полностью. Забрал саблю и всю броню, что там была. Рассудил так: нечего ей просто так лежать. Пусть лучше на мне будет надета. Так что еще раз пожалел, что в тот вечер сразу же не послал холопов прибрать положенные мне трофеи. И опустевшая ниша тайника о том красноречиво намекала: мошна и так маловата, а я еще и халявным добром разбрасываюсь.
Дополнительную броню и кожушок пока в мешок уложил. Под припасы. Распоряжения все выдал. Перед выходом из дома присел на дорожку, вызвав тем самым недоуменные взгляды домашних холопов. Пусть удивляются.
Мешок за спину закинул, лямки поправил. Вздохнул и зашагал, не оглядываясь назад. А то, что тяжело… Так своя ноша не тянет. Тем более когда она жизнь спасти может!
До Усвят шли быстро, нигде не задерживались. Влились в сборное войско с надеждой на отдых после тяжелого перехода, но куда там!
Только успели дух перевести, как вернувшийся от Ярослава воевода приказал нашему отряду выдвигаться на выделенное ему место в общем строю. На левом фланге. Хорошо еще, что не в центр поставили. Мешки свои в обозе оставили. Я на себя дополнительную защиту натянул и шагнул вслед за товарищами на лед замерзшего озера. Хорошо еще, что снега нападало, не пришлось идти по голому льду.
Так мы почти с ходу и вступили в бой. Завертелось сразу, словно только нас все и ждали. Мое место в третьей шеренге, но в промежуток между головами впереди стоящих хорошо вижу кусок белого поля прямо перед нами. Почему-то думал, что сейчас поединщики выйдут, копьями друг в друга потыкают, мечами помашут, сабельками порубятся, но нет. Только и успел щит вверх вздернуть, когда соответствующую команду услышал.
Сердце забилось, руки копье стиснули, когда осознал, что она означает. Испугаться не успел, да и не до испуга было. Тело само среагировало на многократно отработанный сигнал. Щиты застучали друг о друга, сомкнулись, образовали над строем чешуйчатый панцирь. И тут же по нему сверху загрохотали стрелы!
Страшно! Пробить не пробьют, но вдруг в какую-нибудь щель проскользнут? И точно! Сразу в нескольких местах вскрикнули, где-то впереди слева строй колыхнулся. И справа дрогнул, но тут же выровнялся. Скосил глаза, не смог удержаться, глянул, что там. А это, как я и думал, стрелы вражеские лазейки в нашем панцире нашли! А по щитам так и грохочет стальным горохом! Волна за волной осыпает наши ряды, то и дело выдергивая из них одного защитника за другим.
Держу щит изо всех сил. Стараюсь, чтобы не увело его в сторону, еще и шлемом подпираю, чтобы надежно было. Вот в шлем мне и прилетело. Что уж за стрела попалась такая, что щит пробила и самым кончиком острия в шлем ткнулась, не знаю, да и какая уже разница! Только испугался знатно, даже голову в плечи еще сильнее втянул. До ушей почти что. Но щит так и продолжаю держать. Да и нельзя сейчас по-другому! Тут от выдержки каждого наши жизни зависят!
Стих зловещий шелест падающей сверху оперенной смерти!
– Опустить щиты! Копья к бою! – повторяет команду воеводы сотник. За ним и десятники то же самое кричат, каждого из нас стараются контролировать.
Треск раздался, словно ногами по рассыпанным на земле орехам пробежались. Это торчащие в щитах древки стрел о спины впереди стоящих обломились. Ну да, я тоже почувствовал, как по моим лопаткам процарапало, словно щеткой жесткой по ним прошлись. Через многослойную броню почуял!
– Пошли! – Вслед за первой вторая команда прозвучала. – Шаг! Шаг!
Колыхнулся строй, шагнул вперед. И пошел, пошел неотвратимо. Иду, стараюсь в ногу со всеми попадать и копье свое горизонтально держать, чтобы наконечником в землю не ткнуть. Оно же длинное, полуторное. А еще тяжелое! Иду, а взгляд от надвигающегося на нас строя врага не могу оторвать. Черная сплошная стена будто по высокой хрустящей траве неотвратимо на нас надвигается. Это с нашей стороны отстрелялись! Много стрел не долетело до врага, в лед воткнулось, образовали вот такую торчащую вверх щетину.
Страшно? Еще как! Но иду! Кажется, что все только на одного меня и идут! А перед самой сшибкой такая злость охватила, что заорал нечто матерное во весь голос, потом еще и «Ура!» выкрикнул! И товарищи тут же мой вопль подхватили!
– Коли! – Рев сотника переорал наш вопль, заглушил все остальные звуки на поле. И мы кольнули. В едином порыве все вместе разом копья вперед выбросили! Ударили, как учили…
Сопротивление копью только раззадорило. И в последующие уколы постарался вложиться полностью, бил изо всех сил. Словно каждый очередной мой удар – последний…
Сшиблись! Вражий строй передо мной резко поредел, словно истаял! В щит сильно ударило, чуть было верхней его кромкой по носу не попало! Чудом успел встречное движение уловить и среагировать – голову наклонил, шлем подставил. Только тряхнуло. И тут же забыл об этом. Правая рука копьем, как перышком, орудует, строчит швейной машинкой. Понимаю: чем больше противников положу, тем их меньше передо мной останется!
Действуем, как учили. Науку эту в нас крепко вбивали. И строй держим, не прогибаемся. А потом пришлось бросить копье – завязло оно, не выдернуть. Да и не бросил я его, все равно не смог бы это сделать. Просто разжал пальцы и отпустил древко. Оно так и осталось висеть, не упало…