Позднее, в 1975 году, фирма «Мелодия» решила выпустить два диска-гиганта Высоцкого, на одном – только его песни, а на другом – еще и песни Высоцкого, написанные для Марины Влади и исполненные ею самой. Мне предложили сделать фотографии для обложек этих дисков. И вот на кухне моей жены Ирочки Собиновой-Кассиль, внучки легендарного тенора и дочери писателя Льва Кассиля, в бывшей квартире Леонида Витальевича Собинова в Камергерском переулке, обустроенной под студию, мы отсняли замечательные кадры Володи.
Марина тоже присутствовала на той съемке, но с ней я хотел поработать в другой день – отдельно. И вот почему: Марина очень заботилась о стиле Володи, но своего гардероба в Москве у нее практически не было. Она была по-европейски демократична в одежде: джинсы, маечки, рубашечки навыпуск. А я хотел снять ее такой женственной, что называется, «выказать всю нашу любовь» народной артистке всего Советского Союза, хоть и без звания. Я хотел сделать гламурную фотосессию и договорился со Славой Зайцевым. По случаю я сказал Володе: «Слушай, я договорился со Славой, он даст наряды» – на что Володя мне скептически ответил: «Да Марина отродясь в чужом сниматься не будет, в манекенщицах она никогда не ходила». Тут я про себя подумал: «Хорошо же ты знаешь женщин, Володя, но спорить я с тобой не буду».
Слава Зайцев принес на съемку четыре разных варианта костюмов с неуловимым национальным колоритом, и мы легко и с радостью отсняли все варианты. Марина с удовольствием делала все, что я просил, и во время той съемки она примерила четыре прекрасных образа. И Славе я безумно за них благодарен.
Володи с нами тогда не было, поэтому нам было легко работать. А пластинки, кстати, так и не вышли: их похоронила чья-то авторитетная резолюция «до особого распоряжения».
Володя с Мариной мечтали сыграть вместе в фильме «Емельян Пугачев» режиссера Алексея Салтыкова. Высоцкий очень переживал, что за несколько лет их отношений и ее пребывания в СССР Влади потеряла много французских проектов. А в этом фильме Володя должен был сыграть Пугачева, а Марина – Екатерину II.
Не дожидаясь утверждения, мы решили сделать свои собственные фотопробы. В результате у нас получились фотографии Высоцкого с бородой, одну из которых он называл своей любимой, и роскошные кадры Марины в историческом костюме и с изысканно уложенными волосами.
Но, как и следовало ожидать, ни Володю, ни Марину худсовет не утвердил: Высоцкого по причине того, что еврей не может играть нашего национального героя, а Влади – с формулировкой: «А что, русскую императрицу будет играть иностранка?» Видимо, эти люди совсем российскую историю не знали…
В итоге Емельяна Пугачева сыграл Евгений Матвеев, а Екатерину – Вия Артмане. А когда Володи не стало, мои фотографии Высоцкого – одного и с Мариной Влади – «деловые» люди стали продавать по рублю за штуку, и спрос был такой, что они зарабатывали по четыре – четыре с половиной тысячи рублей в день! А в те годы автомобиль «Жигули» (легендарная «копейка») стоил почти столько же. Но защитить свои авторские права было нереально…
А все дело в том, что студийных съемок Высоцкого, насколько я знаю, было всего две: одна французская, другая американская. А у нас в стране фотографы точно знали, что это… Не криминал, конечно, но за это точно не похвалят, да еще и вставят тебе, потому что пленка государственная, аппаратура государственная, лаборатории государственные, а ты переводишь химикаты на каких-то там людей, далеких от официальной культуры.
Впрочем, какая у меня была студия… Почти все было снято на кухне, покрытой кафельным полом с характерными шашечками. И Марину Влади я тоже снимал на той же кухне, просто я постелил на пол белую бумагу, поэтому плитка не видна.
В общей сложности за четырнадцать лет знакомства с Высоцким мы провели восемь фотосессий. Было сделано около трехсот кадров. Смешно, но однажды на каком-то моем выступлении школьники спросили: «А Высоцкого – вы его с телевизора снимали?» – «Нет, дети, в жизни», – ответил я. Они, явно не веря, потупили глаза. Ну, сейчас дядя будет рассказывать, что он и Лермонтова снимал, и Пушкина…
Кстати, при жизни Володи мне удалось опубликовать всего шесть (!) его фотографий. И только в 2004 году они были изданы в фотоальбоме «Владимир Высоцкий. Таганка…».
А та самая кухня – она и сейчас жива-здорова. В этой квартире живет мой сын Степан.
Алла Демидова
С Аллой Демидовой я познакомился в Театре на Таганке, на «Гамлете». Аллу в роли Гертруды я снимал, как и Высоцкого, не только во время спектакля, просил ее остаться после. Помню, когда я ее вписывал в занавес, я выкладывал ее волосы (у нее была потрясающая прическа), так как они за ткань цеплялись. Она очень любила фотографии. И это действительно прекрасная память, а не фотокарточки со случайными движениями, открытыми ртами… Я ее снимал в совершено разных ипостасях – даже в роли Гамлета. Было много снимков в вещах Лили Брик. Я у Лилечки часто брал какие-то вещи и аксессуары. А может, тогда это все уже перекочевало к Алле? Ведь Лилечка перед уходом из жизни завещала ей все вещи (в том числе от Ива Сен-Лорана), в которых она выступала во всех ахматовских и цветаевских концертах. Я Алле благодарен за один замечательный отзыв обо мне. Она как-то сказала: «Снимки Валерия так же неповторимы, как живописные полотна, только его кисть – фотокамера. На всем, созданном им, – отпечаток индивидуальности, свидетельствующий об авторстве больше, чем подпись под снимком. Поэтому фотографии Плотникова можно узнать, если даже под ними не стоит его фамилия».
У нас с Аллой была совершенно волшебная съемка на Финском заливе, которую я сам придумал. Алла хорошо вписалась, переселилась в те места побережья, которые рисовали еще Серов и Бенуа. Когда-то это было дачное место Петербурга, Алла там отдыхала. Я к ней приехал и предложил образ – белая панама, белый зонт. Залив у нас хитрый, можно идти и два, и три километра, а он все мелкий и мелкий. А мне нужны были камни в воде, по которым Алла прыгала бы. Я нашел такую гряду, но Аллу мне пришлось туда перенести, чтобы она не намокла. Была уже осень, я снимал, стоя в воде. Но было невероятно красиво. На заходе солнца на контровике вода становится глубокая, не черная, а темно-синяя, и видны гребешки волн. И Алла на этом фоне выглядела очень органично и естественно.
Фотография Ирины Купченко длиною в год
В свое время для фильма «Дядя Ваня» мы сняли целый эпизод, который иллюстрирует переживания Астрова по поводу надвигающейся экологической катастрофы. Снимали в фантастическом пейзаже, Андрон в Подмосковье нашел очень интересный карьер. При монтаже картины этот эпизод из фильма ушел, зато он сохранился в моих фотографиях. Там я сделал много замечательных кадров, в том числе и Иры Купченко, чей талант, профессионализм и органику я очень ценю. Она стала героиней многих моих фотографий, об одной из которых хочу рассказать особо.
Любой фотограф меня поймет: бывает, что какой-то очень хороший кадр может получиться спонтанно, на ходу. К иной же съемке готовишься очень долго, а ожидаемого результата нет. Так вот, самой долгой (по времени, прошедшему от идеи до реализации) моей фотографией стал портрет Ирочки Купченко в усадьбе Архангельское.
Как-то раз, прогуливаясь в Архангельском, которое мне очень напоминало окрестности родного Петербурга, я стал свидетелем удивительного заката: огромное апельсиновое солнце садилось за лес. Я подумал, как же это красиво – практически как у Булгакова. Вот бы взять какую-нибудь актрису и снять ее на фоне этого оранжевого шара, белой балюстрады и древнегреческих статуй перед главным дворцом. Получился бы очень эстетский кадр.
И я предложил Ирочке Купченко: «Слушай, поехали в Архангельское!» Ирочка согласилась, примерно через неделю приезжаем в усадьбу, и тут я для себя открыл науку астрономию. Я почему-то считал, что солнце всегда садится одинаково, а солнце в этот день садилось уже совсем в другом месте, и необходимой для кадра симметрии и панорамы не было. Я очень расстроился, но огненный шар продолжал меня манить, поэтому я сказал: «Ирочка, записываем дату того самого заката и встречаемся здесь через год!»
В те годы усадьба и санаторий «Архангельское» были в ведении Министерства обороны, и на съемку нужно было получать разрешение. Я взял большую пачку своих работ, обложек, пластинок, приехал в Министерство обороны и сказал: «Я фотограф Плотников. Мне очень нужно поснимать в Архангельском». И мне без всяких паспортов и справок разрешили съемку.
Накануне съемки кто-то привез мне с юга букет роз, причем настоящих – садовых, как на коровинских натюрмортах. Думаю: «Вот и цветы пригодятся». В тот момент Слава Зайцев, с которым мы часто работали, сделал два потрясающих платья-туники. Эти наряды не были привязаны к современной моде и эпохе, поэтому в кадре они бы не перетягивали на себя внимание зрителя. Платья были одинаковыми по фасону, только одно – белое, а другое – черное. Мизансцену на этот раз я продумал до мелочей. Реквизита было много, поэтому мы с Ирой приехали на одной машине, а за Славой Зайцевым и его платьем я попросил заехать своего товарища – артиста Евгения Герасимова.
Уже на месте я выстроил кадр: на фоне великолепного пейзажа стоит маленький столик, на нем – вазочка с розами, за столиком стоит Ирочка, подсвеченная привезенным мною осветительным прибором, а я стою на стремянке, потому что этот кадр нужно было снимать сверху. Ждем Зайцева с костюмом, для съемки мне нужен был белый вариант. И вот со своей стремянки я вижу: по аллее идут Слава с Женей, а в руках у них черное платье… А ведь я Зайцеву заранее объяснил: «Слава, мне нужен именно белый костюм, а не черный». Вообще-то я из тех людей, которые не любят материться, но в этот раз, объясняя Славе, что убью его, в выражениях я себя не сдерживал.
В общем, снова отменили съемку. Я опять еду за разрешением в Министерство обороны… Наверное, они подумали, что же это за фотограф такой, который не смог за один день уложиться, но пошли мне навстречу. Розы, оставшиеся со съемки, я кладу в ванну восстанавливаться, так как в Москве таких цветов не найти. Дожидаемся следующего выходного дня, и тут начинаются проливные летние дожди. Откладывать еще на неделю нельзя, хотя и так понимаю, что мое «апельсиновое солнце» накрылось.