Тогда еще фотошопа не было, это сейчас можно снять, а потом на компьютере передвинуть солнечный шар по кадру. Тем не менее на свой страх и риск повез все и всех в Архангельское. Выстроил композицию, поставил на столик то, что осталось от цветов, сам держал зонт над камерой, а Зайцев в наказание держал зонт над осветительным прибором, и мы ждали, когда закончится ливень. Дождь остановился, Ирочка из укрытия побежала в кадр, я настроил на нее камеру…
И тут все мое съемочное пространство в объективе заполнилось экскурсантами, которые, оказывается, незаметно для нас пережидали дождь под липами и лиственницами… И – о чудо: среди туристов я увидел Софико Чиаурели, которая приехала из Тбилиси показать своим внукам эти красоты. И я попросил Софико встать с одной стороны и не пускать людей в кадр, а Женьку Герасимова – с другой, а ведь он тогда был очень популярным актером, переживал, что называется, свой звездный час… И туристы смиренно стояли и ждали, пока мы все отснимем, – сработал авторитет трех известных киноартистов: Герасимова, Купченко и Чиаурели.
Конечно, никакого солнца в кадре теперь нет, но есть тяжелые грозовые тучи, что оказалось еще интереснее. А Ира Купченко тут просто потрясающая, я ей за эту фотографию благодарен бесконечно, за ее безропотность, терпение, женственность и естественность.
Работа с Андроном Кончаловским
«Дядя Ваня» стал для меня вторым фильмом Кончаловского, на который он меня взял фотографом. Проблема заключалась лишь в том, что у меня тогда толком не было своей камеры. Вечная память фотографу Эдику Крастошевскому, он мне давал свой Hasselblad, чтобы я снимал.
Но на «Мосфильме» в рекламном отделе принимали к работе негативы только формата «шесть на шесть». И чтобы взять меня на картину, Андрон сказал: «Найди камеру».
Фотоаппараты «Салют», которые делали кадры нужного формата и качества, производили на Украине. Я поднял на ноги всех знакомых, кинули клич по всей Руси Великой, и камера нашлась… Но в Архангельске. Стоил фотоаппарат огромных денег. 400 рублей – в то время это были две зарплаты Андрона. Помню, Андрон что-то репетировал с Иннокентием Михайловичем Смоктуновским, когда я вбежал с новостью: «Андрон, нашли аппарат в Архангельске, нужно 400 рублей!» У Андрона, конечно, таких денег не было. Но нам фотоаппарат был нужен для работы, и он обещал… И так виртуозно Кончаловский это обыграл: он не выразил ни удивления, ни огорчения, а просто сказал: «Зайдешь в четыре часа». Я говорю: «Хорошо». Думаю, если Андрон сказал, значит где-то достанет деньги.
В четыре часа я скребусь в кабинет, потому что прекрасно понимаю, что это – две зарплаты… Но Андрон сделал все красиво: продолжая репетировать с Иннокентием Михайловичем, даже не оборачиваясь на меня, достал конверт и молча протянул мне… До сих пор с благодарностью вспоминаю эту мизансцену. Я знал, что даже если Андрон и брал что-то в долг у родителей, то он всегда все записывал и обязательно им возвращал.
В свое время я гордился тем, что однажды Андрон и мне был должен. Во время очередного кинофестиваля, после банкета в честь каких-то иностранных друзей-кинематографистов Андрону недоставало какой-то суммы, чтобы закрыть счет. А я в тот день смог Кончаловского выручить. Мы-то всегда угощали зарубежных коллег щедро и хорошо. На тот момент еще были доступны и черная и красная икра, поэтому такие приемы могли обойтись в кругленькую сумму. Зато иностранные гости всегда были в восторге от приема советских кинематографистов.
Но деньги – это ерунда. Однажды я Андрона выручил очень серьезно, хотя это и не было специально спланировано. Андрон уже приступил к съемкам «Дворянского гнезда», как вдруг Госкино или «Мосфильм» вменяют ему в вину, что он не исправил те замечания, которые были вынесены к предыдущему его фильму – «Асе Клячиной…». И ему ставят условие: необходимо учесть замечания, перемонтировать картину, и тогда можно будет продолжить съемки «Дворянского гнезда». То есть Андрон «попал» сразу на два фильма. А переделывать «Асю Клячину…» было смерти подобно – это, по моему мнению, лучший фильм Андрона. И тут в газете «Советская культура», официальном органе ЦК КПСС, выходит уникальный для того времени по размаху фоторепортаж Валерия Плотникова со съемок «Дворянского гнезда», причем с продолжением в следующем номере. Мы об этом никого не просили, просто в редакции этой газеты очень хорошо ко мне относились и печатали мои фотографии, причем даже на первой полосе. А в те годы публикация в такой газете считалась отражением позиции власти. И на «Мосфильме» дрогнули – подумали, наверное, это им знак сверху. Советская система была такова, что подобные знаки надо было ловить и понимать… И все возражения были сняты. Андрон тогда сказал: «Ты не представляешь, как ты меня выручил, – я думал, что на моей карьере можно ставить крест».
А для фильма «Дядя Ваня» я проводил фотопробы еще на подготовительном этапе. На «Мосфильме» для проведения проб существовала специальная комната, так называемая «пыточная», где в четырех голых стенах делалось все очень рутинно и небрежно. Мне, как фотографу, все это не нравилось, и я придумал снимать артистов в замечательном мосфильмовском саду. Многие из тех артистов, кого я снимал, не были утверждены в картину, но зато остались их замечательные портреты на фоне летних пейзажей. Например, фото Вячеслава Тихонова, которого Кончаловский пробовал на роль Астрова, но в итоге взял Бондарчука.
Очень долго не могли найти исполнителя главной роли – профессора Серебрякова. Дело в том, что Андрон в этой роли хотел снимать Бориса Андреевича Бабочкина. Когда я об этом узнал, то обрадовался, потому что, на мой взгляд, лучшего Серебрякова было не найти: Бабочкин – и великий, и желчный. Но Андрон его не утвердил. Узнав об этом, я очень расстроился и спросил: «Почему?» И тогда он мне описал мизансцену, которая произошла на кинопробах. Приехал Бабочкин, в процессе съемки Андрон его как режиссер останавливал, просил что-то сделать, корректировал по роли, что совершенно естественно в работе… А я-то знал характер Бабочкина еще по ВГИКу, где он преподавал, – сложный это был человек. И вот на какое-то замечание Андрона Бабочкин безапелляционно отреагировал, мол, я – Чапаев, я – народный артист… В общем, дал понять, кто есть кто, и кто кому будет делать замечания.
В итоге роль досталась Владимиру Михайловичу Зельдину. Но самое обидное, что Андрон, расставшись с Бабочкиным, получил «головную боль» гораздо круче – в лице Сергея Федоровича Бондарчука, на тот момент уже не просто артиста, а режиссера-оскароносца. Прямо после команды Андрона: «Тишина в студии, мотор, начали!» – раздавался голос Бондарчука: «Так, Андрон, стоп-стоп, ну, это никуда не годится, это надо переснять». К Андрону это могло и не относиться, просто Бондарчук критично относился и к себе, и к партнерам. Но вообще-то команду «стоп!» на площадке может давать только режиссер-постановщик. Однако в отличие от Бабочкина, снять с роли самого Бондарчука было никак нельзя. Поэтому когда он только входил на съемочную площадку, сразу возникала некоторая неловкость. Сергей Федорович – это было мощно, что и говорить…
Встреча с Никитой Михалковым
С Андроном Кончаловским мы очень дружили, а с его братом Никитой Михалковым я учился во ВГИКе, и я сам едва не стал режиссером. Никита начинал учиться у великого Ромма, но Михаил Ильич был его мастером не больше одного курса, потому что потом заболел и не смог преподавать. Но именно Ромму в голову пришла замечательная мысль: он первым предложил объединить режиссеров и операторов в одну мастерскую, а не режиссеров и актеров, как это было принято прежде. И он успел запустить этот эксперимент. Я в это время учился на операторском, и нас объединили с режиссерами. Получилось, что я несколько месяцев проучился вместе с Никитой Михалковым. На занятиях мы всегда сидели в последних рядах. Михаил Ильич давал нам различные задания в качестве самостоятельных работ. Помню, когда он в первый раз сказал, что самая удачная работа у студента с операторского факультета – Плотникова, Никита посмотрел на меня с изумлением и вызовом одновременно, потому что привык быть лидером всегда и во всем. Он, собственно, им и был, но Михаил Ильич потом еще неоднократно отмечал именно мои работы, поэтому я уже стал подумывать о режиссуре. До этого с моим близким другом юности Сережей Соловьевым мы даже написали сценарий, с которым Сергей поступал во ВГИК, тоже к Ромму, но курсом раньше, чем Никита. И Сережа мне потом рассказывал, что когда Михаила Ильича не стало, то в его письменном столе, среди самых ценных реликвий и бумаг, лежал наш сценарий…
Единственная машина, которая в те годы стояла возле ВГИКа, была Никитина, если я не ошибаюсь – «копейка». Но в студенческие годы, несмотря на сыгранные роли в кино, он оставался все-таки «младшим братом Кончаловского», который уже снял «Асю Клячину…», написал сценарий «Андрея Рублева». Было очень трогательно наблюдать за общением Андрона и Никиты: младший, самоутверждаясь, старался всегда говорить наперекор брату. Например, едем мы компанией с Андроном в машине, и Кончаловский говорит: «Сейчас поедем налево…» – «Нет, – тут же возражает Никита, – надо ехать направо». И так продолжалось многие годы. Но на съемочной площадке Никита с Андроном не спорил, он – профессиональный актер. Когда многие годы спустя Андрон уехал покорять Голливуд, а Никита уже вошел в силу как режиссер, произошла некая рокировка, и уже Андрон стал «старшим братом Михалкова».
Еще когда мы учились во ВГИКе, Никита пригласил меня фотографом на свою учебную работу, ставшую потом дипломной. Это был фильм «Спокойный день в конце войны», где снимались Наташа Аринбасарова, Сережа Никоненко, Александр Кайдановский, Юрочка Богатырев… Снималась эта картина в районе Оки – там, где позднее Никита снимал «Обломова», «Неоконченную пьесу…» и еще что-то. Михалков мне тогда сказал примерно следующее: «Тебе надо доехать до такого-то километра, электрички туда не ходят, но ты сообразишь. Доберешься до этого пункта и от него иди прямо, смотри, чтобы солнце тебе все время светило в левый глаз. Потом там увидишь кустик, от него еще семь километров направо». В итоге я ехал туда на крыше товарного вагона. Доехал до нужной станции, спрыгнул, а там – кругом чеховская степь. Никаких столбиков, ориентиров. Но в этом чистом поле я все-таки нашел Никитину группу.