Хайк хмыкает.
«Извини, что тебя убили, Марк».
«Да ладно».
«Идиоты, что тебя послали, не знали, что ты старый хобо, с запахом. А мы тоже не сообразили! Привычка, видишь ли – что в хобо принимают грунты. Вообще мы думали, что с тобой только завтра встретимся. Ну, накладка. Извини, Марк. – Хайк пожимает плечами. – Все мы, по сути, земляне. Накладки у нас – образ жизни. Двигатели не заводятся, спички гаснут, прокладки текут, а музыканты – ублюдки… Что молчишь?»
«Слушаю тебя. Ума набираюсь. У меня это теперь хроническое».
«Вот как. Невопросно тебе?»
«Ты знаешь, Хайк, что я знаю, а чего не знаю. Да и спасибо за то воскрешение, раз так».
«Мы квиты по умолчанию, Марк, благодарность не принята. И ты очень удачно ко мне тогда попал – вторая тысяча лет ещё не истекла. Так что это я тебе должен».
«А! – говорю я. – Сокровища царей земных?»
«Ты не подозреваешь, Марк, насколько ирония всегда права».
«Так ты – „джинн“, всё-таки?»
«Конечно. Но и бенганном я не притворялся. Я им стал, когда тебя воскресил. Я джинн, похожий на бенганна».
«ОК, – говорю я. – Но ты мне тогда ничего не должен. Я тебя спас – ты меня. Останемся друзьями».
«Но ведь ты же не нарочно умер?»
«А что, можно было подгадать?»
«Нет. Я о том и говорю. Ты не виноват, что умер. Виновата лотерея. Пять к одному и трём. Не забыл ещё? А твоя нестандартная реакция на Щ-11 – случайность в полной мере, над случайностью и боги не властны».
«Кстати, моя нестандартная реакция таки в теории описана – я отыскал. Но теория не предусматривает, наоборот, отрицает выживание пациента».
«Но тебе хватило времени войти ко мне в балок. Ты – мой аладдин. Не кто иной, как ты, откупорил бутылку. Ну, не один ты, конечно, вы все понемножку, но с остальными я расплатился».
«А, твоё чутьё на отказы».
«Да. Девять жизней я сохранил Палладине. Долг с большими процентами, плюс бонус. Но бутылку открыл ты».
«Сокровища царей земных», – повторил я.
«Старые сказки не лгут».
«А она старая?»
«Доледниковая, Марк. Но давай поговорим о насущном».
«А до сих пор мы витийствовали?»
«Не понял».
Я объяснил ему. Это слово я знал давно. Наконец нашёл где ввернуть, и с удовольствием.
«Ну, можно сказать и так. Перейдём от небес к земле».
«Я должен потрудиться получить?»
«Я всегда был рад, что именно ты пришёл ко мне первым. Сам ты не умён, но твой язык – очень. Не обижайся».
«Мой язык, мой комплимент».
«Верно. Значит, так, хобо. Я реальный космач, пошёл в форвардную с Мартой за Солнечную Визу. Нам всем в дело поставили, помнишь? Моё желание вернуться… попасть на Землю было родом филии. Геофилии, как однажды пошутила… Одна товарищ. Я безумно хотел на Землю. Религиозно хотел. Настолько хотел, что мои молитвы услышали. На меня вышли, мне предложили сделку. Я выполняю квест – меня отправляют на Землю».
«Вот так вот. И квест?..»
«Ну, откровенно сказать, я не столько джинн, сколько посредник, Марк, между тобой и джинном. Я доставляю тебя к владельцу сокровищ царей земных. Вот мой квест».
«И зачем я владельцу?»
«Зачем ты ему – не знаю».
«Вот так вот?»
«Я посредник. Не болтаю лишнего. Не влияю».
«А говоришь – сокровища».
«Ты сказал о сокровищах».
«А назад мне хода нет?»
«Извини, Марк. Но от джинна не отвяжешься. Мы – существа твердолобые. Держим клятвы. С собой договариваться не умеем. Заслужили – получите. Чего бы это вам ни стоило».
«Я буду рад, если ты попадёшь на Землю, Хайк».
«Я знаю, Марк, что ты будешь рад. Я очень высоко ценю твоё отношение ко мне. Оно мне тем более дорого, что ты не знал, что я тебя воскресил».
«Чушь. Кое-что я знал».
«Чушь. Ничего ты не знал. Не спорь со мной».
«Ладно, неважно. Я немного за тебя порадуюсь, потихоньку, ты и не заметишь».
«Не уверен уж я теперь, что стоит. Очень Земля планета… сложная. Боюсь, она меня вмиг излечит от моей геофилии. Но мне тоже нет дороги назад – сделка есть сделка, оплаченный товар будет доставлен независимо от желания клиента».
«Ух ты!»
«Я был космач начитанный».
«А с Землёй ты прав, Хайк… Я тут на землян поглядел… Ну а тот, кто…»
«Вот он – джинн натуральный».
«Ты меня интригуешь».
«Интригую, Марк, интригую. Давай прогуляемся».
«По коридору?»
«Ну да. Нам в ту сторону».
«По коридору – и не бояться света?»
Хайк наконец хохочет – чего я и добивался. Мне важно это.
«Да, да, да. Только сними ботинки, Марк: так надо. Мы пойдём не торопясь. И за нож не хватайся – угораздило же тебя…»
«Зато спокойно поболтали».
«Верное – истинно».
Я разуваюсь, составляю ботинки аккуратно у стеночки, подхожу к Хайку. Пол холодит ступни – приятно. Странно. Анестезия? Я отворачиваю манжету на рукаве. Контактный датчик сияет белым. Ничего себе, да у меня жар под сорок!
«Спокойно, хобо, – успокаивает Хайк, разобравшись в высказанном мной недоумении. – Ты странный. Тебе нож воткнули в солнце, сантиметр до позвоночника! Естественно, жар у тебя. Пошли».
«Пошли… Чего ты стоишь?»
«Я иду. Вперёд, дружище».
Способу передвижения Хайка я позавидовал. Я работал, шагал, а он – стоял себе в каждой из арок первого яруса по правую руку от меня, руки на груди сложив, и болтал себе со мной. Разговаривать было удобно – между Хайком пройденным и Хайком близящимся было всегда пять метров. Даже голос повышать не приходилось.
Мы о многом поговорили. Он всё сокрушался, что с обслёй так вышло: «они» (Хайк и Ктототам) были заняты и упустили следить за выжившими в столкновении с ханой. «Следить?» – «Ну да, обсли на хану напали по приказанию… Ну, по нашему приказанию». – «Вашему?» – «Всё узнаешь, Марк. Многое». – «Посредник ты, и больше ничего…» – «Потерпи, Марк. Помнишь – „УРКУМ-МУКРУ“? Ты мне читал? „Увидишь ржавый камень…“ – „…унаследуешь многое“ – заканчиваю я. – „Вот и потерпи, пока не увидишь свой ржавый камень“. – „Мне и белого вот так хватило“»…
«Зачем было на марсиан-то нападать?» – спросил я в другое время пути. «Отгоняли их – за пределы слышимости». – «Слышимости? Зачем?» – «Тебя с ними не было, вот зачем. Зря они тебя сразу не взяли – все бы выжили». – «Убивать было необходимо?» Тут Хайк рассердился. «Обслю контролировать тяжело, Марк. А эти, которые на Эдем явились, – очень мощные. Специальные. В четыре сущности каждый, даром что оба из космачей. Спэб Герц да Номо Кемеров. Кемеров – знакомый мой… Невозможно было, чтобы они никого не убили. Это у них безусловный рефлекс». Я надолго замолчал. «Внезапно настигло чувство вины? – спросил Хайк, понимающе улыбаясь мне навстречу и провожая меня этой же улыбкой. – Понимаю тебя. Но зря, Марк. Тебя не утешит, когда я скажу, что ты вообще ни в чём давно уже не виноват, но – говорю это. Я ведь тебя затащил в пивную и встретил с Очкариком». А ведь верно, сообразил я. Я ведь только что думал об этом. Я смотрю на Хайка с яростью. «Ну вот ты и начал правильней относиться к ситуации, – спереди и сзади – в два голоса, для убедительности и акцента, говорит Хайк. – Мы с тобой не друзья, Марк!
Аладдин никогда не дружил с джинном. Это всё позднейшие напластования копоти и розовых цветов. Арабчонок смотрел на жизнь верно. Ты раб лампы, я бог лампы. Неравенство – гироскоп для отношений в любом мире, сколько их не… Друзей не существует, Марк. Нет равенства – нет друзей». – «Гироскоп, значит. Но база-то для гироскопа? Платформа? Что он стабилизирует и направляет, твой гироскоп?» – «Слово. То самое, что едино и для „слова“, и для „клятвы“».
Я приостановился, видя его и впрямую, и боковым зрением.
– Сделка?
– Слово. Слово, Марк, слово.
– А друг – не слово? Вот я произношу его: друг, друг. Что же ты не таешь?
Хайк молчит.
– Твой язык умнее тебя. Хорошо, что мы уже пришли.
Бесконечный коридор, как и все бесконечные коридоры, заканчивался дверью. Квадратной, стальной, на стальном косяке, со штурвалом запирания. Хайк вышел из своей арки, постоял, прижав ухо к металлу и прислушиваясь, крутанул штурвал (дверь отселась) и повернулся ко мне.
– Тихо!
Он толкнул дверь наружу. Ни дуновения, ни оттуда, ни туда, давления равны – у давлений бывает. Хайк высунулся в темноту, стоящую в проёме, огляделся в ней, подошёл ко мне и стал сбоку от меня, справа.
– Мы пришли, Марк. Сейчас мы расстанемся. Не знаю, увидимся ли ещё. Если и да, то один раз и коротко. Но ведь в Космосе не прощаются?
– Флагами машут, – сказал я.
– Прости меня, за то что я прав, – сказал он. – Не простишь – тогда хоть не обижайся.
– Ладно. Спали в одном личнике.
Он положил мне левую руку на спину, правой взялся за рукоять стропореза.
– Первое время ты не очень хорошо будешь помнить эту нашу встречу. Но всё восстановится. Не бойся. Не больно, не больно. Не упирайся. Расслабься. Флаг.
И он выдернул из меня нож и дослал меня толчком в спину по ходу выходящего клинка – в занавесь темноты. Я вытянул навстречу ей руки и удержался на ногах, сразу принявшись в холодную мокрую силовую решётку на корме полутанка № 50.
Глава 27 Гнор по имени Порохов
Я двинулся вдоль левого борта, ведя ладонью по фарфору обшивки. Прежде я не приближался к наземным машинам за ненадобностью, с закрытыми глазами на ощупь определить, где на полутанке что, не мог. Но вот я нащупал трапик в две ступеньки. Некоторое время лез вверх по нему, словно ступенек там было десяток. Ступеньки резали босые ноги. Вдруг громко скрипнуло – я задел и сдвинул открытую дверцу. Я замер, вслушиваясь. Сейчас вспыхнет прожектор на башне ЭТАЦ, меня ярко осветят и попадут мне в голову из скорчера с первого раза. Или страшные костяные лапы мертвеца обхватят меня, и клыки – вопьются мне… Брошусь назад, покачусь и поползу, если что, подумал я, сдерживая нервный смех. Я ждал, я не боялся. Ничего не происходило. Я поднялся на вторую ступеньку. Руки попали внутрь кабины – в тепло. Да. В кабине было намного теплей, и воздух был другой. Спящее электричество берегло себя.