– Стрелять только по ногам! – протяжно прокричал Мерсшайр.
– Не надо стрелять! – крикнул я.
– Кто говорит? – прокричал Мерсшайр. А он сегодня в авторитете, подумал я. Я начинал себя чувствовать энергично. Активизируются приобретённые свойства?
– ЭТО ЧТО, И ЕСТЬ ТВОИ ЭТИ МАРСИАНЕ? – спросил Ейбо.
– Да, – сказал я.
– А ЧЕГО ИХ ТАК МАЛО? – спросил Ейбо. – Я ДУМАЛ, ИХ СОТНЯ.
– Ну извини. Сколько есть. Вчера их было больше, – сказал я, медленно поднимая руку. Приветствие надо было изобразить в любом случае. – Не двигайтесь, Стада. Вы робот. Вы – робот, Стада!
– ДА РОДЖЕР, РОДЖЕР… – Он закашлял.
– Вообще не двигайтесь. Попалят. Видите – на взводе.
– МОГУТ, – согласился Ейбо. – ЭТИ – МОГУТ, ВИЖУ. НО Я ИХ ПОНИМАЮ, ЕЙБО ТЕБЕ ГОВОРЮ.
– Я их тоже понимаю, – убыстряя речь, сказал я. – Если б это что-то облегчало; молчите, Стада!
Хан наконец утвердился и в подвижной руке теперь держал какой-то прибор. Он поднёс прибор к лицу, и усиленный прибором голос проревел на весь Эдем:
– Привет, тёзка! Решили вот тебя тут подождать, тёзка. Подумали: чего тебе далеко бегать. За противоядием. Времени-то почти нету уже. Ты как, нормально?
– КЛАССНАЯ ШТУЧКА У НЕГО!– транслировал Ейбо[118]. – ТЕХНОЛОГИЯ, ЗАПРЁЩЕННАЯ К ПЕРЕДАЧЕ. НУ И КАК ТЫ ЕМУ БУДЕШЬ ОТВЕЧАТЬ? А ХОЧЕШЬ, Я ГАРКНУ? ИСПОЛЬЗУЯ НОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ?
Я уверен, что и умер Стада ворча, что ему вот тут неудобно, и что вот в его времена так не умирали, и куда катится эта Трасса, и в зад бы оно всё шло с такими смертями.
– Ейбо, у меня и своих новых навалом! – огрызнулся я умоляюще, продолжая размахивать рукой. Был бы у меня флаг – был бы я ему рад. – Помолчите же, старичина!
Тут БТ-Я решил, изволите ли, поменять позицию и выступил во всей красе на свет. Низом живота – я почуял, как мгновенно зашкалило напряжение на территории контакта. Ейбо, ради бога не двигайся, подумал я, включая внешнюю громкую моего непослушного.
– Всё в порядке! – закричал я им. – Никакой агрессии! Всё в порядке! Приветствую вас.
– А я вот смотрю, какие у тебя роботы, и прямо диву даюсь! – крикнул Хан. – Спокойно всем! Решил, тёзка, прибрать добро? Ясно. Понимаю. Но только пусть они смирно стоят. Понимаешь, наших девчонок вчера прямо здесь порезали. Нервное очень место. Хоть и снежком присыпало. Понимаешь меня?
– Да!
– Ну и молодец! А ты парень не промах, тёзка! Нам тут наш мистер Хендс чудеса какие-то про тебя рассказывает! Значит, Янис Порохов не придёт?
– Да, он не придёт! Он не может. Он ушёл. И он не вернётся. Его тут больше нет.
– МЕНЬШЕ СЛОВ, МАРК,– сказал Ейбо[119]. – СРАЗУ ВСЕ ПУЦЦЛИ В ЗОНУ НЕ ВАЛИ. ПУСТЬ ПОЛОМАЮТ СЕБЕ ГОЛОВЫ.
Ну, всё. Я помахал Рукинштейну: секундочку! – повернулся к Ейбо и беззвучно сказал, артикулируя медленно и чётко, чтобы старый десантник смог прочитать, и гримасничая, чтобы он уловил акценты: «Ейбо заткнитесь (вскл. знак выражением лица) – у них тут мощная радиостанция – видите позади них рэк (впрст. знак) – они не поймут нас, но (вскл. вскл. вскл. знак-знак-знак, колбу вашу мать!)» Через секунду Стада сообразил, как ответить: мигнул плечевой фарой – зажёг и медленно погасил, фара эдак затухла, словно он эдак, насупив брови, важно кивнул.
– Что ты там делаешь? – крикнул Хан.
– На «стоп» поставил машину!
– Поставил?
– Да!
– ОК, теперь внятно: где Порохов? Что значит – «он ушёл»? Он не мог уйти.
– Марк, нам с вами надо поговорить! – сказал я.
– Э, нет, тёзка! – ответил Хан. Блэк-Блэк что-то ему сказал. Хан выслушал его, досадливо кивнул и повторил, отвечая и Блэк-Блэку: – Нет, нет, хобо! Вспомни, как мы с тобой договаривались? Либо ты – наш, и тогда мы не разговариваем, а ты докладываешь, а я слушаю, – либо ты труп. А «нам надо поговорить» – это что-то сразу с рынка. Понимаешь меня? Ты пока не вправе, тёзка, со мной говорить. Я так пока ощущаю…
Теперь ему что-то сказал Мерсшайр.
– Мерс, shut up! – рявкнул Рукинштейн в усилитель. Отвёл от лица, и мне не слышно, но явно налаял на Мерсшайра, как вроде я на Стаду только что. – Тёзка! – вернулся он. – Ответь мне, ясно и коротко: где Янис Порохов?
– Его не будет, повторяю, его не будет!
– Значит, наш мистер Хендс ничего не путает?
– Как я могу знать? Я ведь не слышал, что он вам рассказал!
– Чёрт побери, логично! – крикнул Рукинштейн и задумался. По-моему, нужный вопрос напрашивался сам собой, буквально на куполе аркой написался – огненными буквами. Но Хан Рукинштейн сдержался. Он ощущал, что время свистит слишком быстро, время надо придержать. И так уже много ошибок. Слишком много ответственности. Лучше подать сигнал на приём. Пусть Мусохранов является в истинной плоти сюда и разбирается с этим удивительным приком. И не забудет противоядие.
– Да, ночка была с приключениями! – сказал он. – Согласен со мной? – Я пожал плечами с видимой ему амплитудой. – Ну хорошо, тёзка, – сказал Рукинштейн. – Пусть твои роботы стоят, а ты иди-ка ко мне. Ты прав: надо поговорить. А то мы так орём с тобой, мало ли кто из-за сугробов подслушивает. Ты как, с обслями не столкнулся?
– Нет! – ответил я. Я же не сталкивался, правда? Ейбо закашлял своим «SAM’ом».
– Марк, подойдите вы ко мне, – крикнул я.
Даже отсюда я разглядел, что все трое (бывшие в поле зрения) одинаково и одновременно задрали брови и (хоть и за нижней кромкой забрал – наверняка) раскрыли рты.
– Всё в порядке! – продолжал я. – Никакой агрессии! Никто на вас не нападёт! (Ах, это зря!) Эти роботы под моим контролем, оба на «стопе».
– Ах вот так вот? – спросил Хан. – Значит, ты точно знаешь, что мы тут все в безопасности? А скажи, пожалуйста, у робота там случайно не труп у тебя? А?
– Это наш десантник! – ответил я. – Он мёртв! Вы таких называете «слями»!
– Шевелится?
– Да, но только!
– Мерс даром не базарил? – спросил Хан. – Ты, прик, уже разбираешься во всём?
– Вынужденно! – сказал я. – Как и вы!
Так или иначе, прику необходим антидот, подумал Хан. А мне осталось только убедиться, что донесение Блэк-Блэка истинно, что Судья Порохов действительно передал патент удивительному прику. В любом случае, это не Марс-Второй. Мы сдвинули дело с мёртвой точки. Мы близко от известных вещей. От амнистии – мы – близко. Так подумал Хан, проговорил: «Мерс: связь, нах!», бросил усилитель под ноги и двинулся ко мне. Ему было трудно ходить. Он с трудом переставлял ноги. И сильно опирался на скорчер.
Он оставил между нами расстояние в десять шагов. По пути – отклонился в сторону, чтобы не перекрывать линию огня Салло и Мерсшайру. Остановился. Оглядел меня и моих БТ – поочерёдно, внимательно.
– Покажи-ка мне твоего десантника, – потребовал он, задыхаясь.
Он выглядел плохо. Слабым выглядел. Голосом он владел, но говорил тихо, на задохе, с усилителем было лучше. За ночь, которую я провёл в гостях у Судьи, обпиваясь горячим, – хана совершила подвиг в буране Эдема, и раненый Хан вместе со своей ханой. С одной лошадью и на своих на семи двоих они перебросили комплект радиоаппаратуры от того холма – сюда. За десять часов. Раненый старый полный Рукинштейн вытратил в марш-броске весь свой резерв сил. Он явно похудел, толстые щёки, поросшие пучками неравномерно рассаженной щетины, обвисли. Он отморозил себе кончик носа. Он стоял передо мной, навалившись на скорчер животом, как на костыль. Я понадеялся, что скорчер на предохранителе… Клянусь, я пожалел Марка «Хана» Рукинштейна!
– ОК, Марк.
Я подошёл к БТ-СТАДЕ, осторожно раздёрнул липучку на спальном мешке – зелёное лицо десантника показалось под альфой Перстня Короля. Один глаз был закачен, второй – выкачен. Из носу текло. Хорошо, что серьёз сам себя не видел. Гарнитуру транслятора я прикрыл рукой.
БТ-СТАДА кашлянул и свистнул.
– Что это? – спросил Хан подозрительно.
– Сигнал перекрылся. Я же двоих контролирую. Один канал.
– Угу, – сказал Хан. – А ты, тёзка, освоился! Освоился! Молодец. Ну, что, побеседуем?
– Спрашивайте.
– Я, да?
– Как вы и хотели. Вы спрашиваете – я отвечаю.
– Блэк-Блэк сказал, что ты теперь… э-э… за Порохова. Это так?
– Это так, Марк.
– И Порохов тебе отдал всё, чем владел. Меч, печать, перстень.
– Два меча. Печать и перстень.
– Два меча?
– Их пара. Меч-пара. Так сказал Порохов.
– Он прямо Заратустра, этот Порохов. Жаль, что не пришлось на него полюбоваться…
– А оно вам надо, Марк? Мне вот пришлось – ничего радостного.
Ейбо кашлянул.
– Ведь не вы должны вести с Судьёй переговоры, Марк?
Он долго глядел мне в глаза. Не мигая.
– Почему ты не спрашиваешь про противоядие, тёзка? – спросил он.
Я пожал плечами.
– Я выполнил уговор. Передал Порохову всё, что вы сказали. Вы мне должны. Долги не требуют.
– Это у вас на Трассе так?
– А у вас на Марсе не так?
Я его уел.
– ОК, тёзка. Нас сейчас слушает моё начальство. Мне надо с ними переговорить. Покажи мне… вещи.
– Нет.
Ответ был правильный, удовлетворил его совершенно. Слова Судьи достаточно.
– Подожди.
– Передайте сразу вашему начальству: я намерен покинуть Эдем. Сейчас же.
Он покачал головой. Не отрицательно – удивлённо. Но сказал только:
– Передам. Ч-чёрт, угораздило же тебя влезть в это чёртов грузовоз!.. – Я не удержался и кивнул. – Да, вот ещё, тёзка. Мы смотрели – от тётушки Софьи ничего не нашли. И тел наших девчонок тоже нет.
– Я ничего про них не знаю.
Он покивал, огляделся с выражением на лице, словно впервые видел этот мир.
– Ладно, жди.
– Я МАХА, ГОТОВА К ПЕРЕДАЧЕ. ПРО-КАНАЛ «ЧЕРНЯКОВ» – ЭДЕМ ЧИСТЫЙ, ЯРКИЙ.
– Спасибо, МАХА, – сказал Мусохранов. – Держи горячим. Ну, генерал-майор, ваше мнение?
Шос, наблюдавший за происходящим на мониторе телескопа DTL в виде «сверху», переключился на камеру Мерсшайра. Невысокий прик в оранжевом грязном комбе, в сравнении с роботами казался карликом. Шос покрутил верньер, взял лицо прика очень крупно. Ничего невозможно прочитать по их лицам. Они слишком одинаковы на наш взгляд. Но кто мог знать, что пойдёт так, как пошло?