– Всего одно зерно, Уве. И с ним, как видишь, невесть что вышло. Как же теперь быть?
– Если они опять придут, Русдорф погибнет. Матушка Нелль, дай мне такое зерно!
– У меня нет!
– Почему ты не хочешь? Ага, понял… Для этого я должен лишиться руки?
Эрна, слушая спор, затаилась, едва дышала.
– Уве, мне показалось, что посадить зерно в рану, сделать меч продолжением руки – правильно и надежно. Теперь ты видишь, что я ошиблась? Нужно было сделать что-то другое, а что – не знаю. Не знаю!
– Дай мне зерно!
Шварценелль прямо ощутила жар, идущий от упрямца.
– Уве, Рейнмар был рыцарь, он умел обращаться с Зеленым Мечом. А если ты его получишь – первым делом себя покалечишь. Гибкий меч – не прямой, он и хозяина режет, а ты с прямым еле-еле управляешься, ты же деревенский парень!
– Дай мне зерно.
– Уве, я ошиблась! Нужно было сделать что-то другое!
– Дай мне это зерно.
Этот бесполезный разговор длился чуть ли не час. Потом Уве, смертельно обидевшись, пошел прочь. Ему нужно было много сделать и о многом подумать. Хотя бы – к какому из северных графов податься, чтобы отвел землю для беженцев из Русдорфа. В том, что придется бежать, бросив дома и пашни, он не сомневался.
Эрна догнала его и дернула за рукав.
– Я знаю, где зерна, – сказала она. – Матушка Нелль носит их в мешочке на груди, я подсмотрела. Только надо торопиться.
– Знаю, что надо.
– Ты не понял. Она мне сказала – пойдет к тем, кто обманом забрал у нее дар. Если уж их магия не может помочь Русдорфу – пусть хотя бы дар вернут. Станет опять лекаркой…
Уве вздохнул.
– Что она еще сказала?
– Сказала, что попробует узнать про юнкера Рейнмара. Но это, наверно, чтобы меня успокоить. А в дорогу собралась завтра на рассвете.
– Ты его любишь? Рыцаря Рейнмара?
– Люблю…
– Эх…
– Я выкраду у нее зерна! Я умею ходить совсем бесшумно! А ты – ты отрубишь мне руку!
– Ты ума лишилась!
– Но сажать же нужно в рану!
– Это старая Нелль выдумала. Куда сажать – мы с тобой не знаем.
– В рану, – убежденно сказала Эрна. – Вот у молодого барона вырос же меч. И у меня вырастет.
– Ты будешь с ним управляться еще хуже, чем я…
Но Уве так хотел получить семя, из которого вырастает Зеленый Меч, что на ночь остался в Шимдорне.
Ночь была шумная – всюду искали маленькую Беатрису. В конце концов поняли, что девочку утащили цверги. Баронесса чуть с ума не сошла – себя во всем винила. Барон обещал сокровища тому, кто полезет в нору под рекой. Желающих не было. Шварценелль, хотя и собиралась выспаться перед дорогой, допоздна оставалась в Шимдорнском замке, готовила для баронессы и для дам успокоительные отвары. Наконец она поняла, что надо бы хоть часа два поспать, и не те у нее годы, чтобы так долго быть на ногах и при этом прекрасно себя чувствовать.
Перед рассветом Эрна принесла Уве мешочек.
– Всего два. Если мы их погубим – других уже не будет, – проворчал Уве. Ему почему-то казалось, что зерен у Шварценелль – не меньше дюжины.
Две черные фасолины лежали у него на ладони.
– Нужно что-то сделать, – сказала Эрна. – Вчера люди говорили – если маленькая дама Беатриса не найдется, значит, она все равно что погибла, и старый барон прикажет завалить нору большим камнем. Как же я тогда спущусь вниз?
– Утешься, норы еще будут. Теперь цверги опять пойдут в наступление на наши села и города. Вольфкопам больше нечего бояться…
– Как ты думаешь – он жив?
– Это было бы замечательно. Тогда цверги попытались бы его на что-то обменять…
Уве оказался прав – днем возле норы нашли послание от цвергов. Им нужен был не более и не менее как сам Шимдорнский замок.
Шварценелль, обнаружив пропажу, пошла искать Уве и Эрну. В замке она отыскала только ученого лекаря Корнелиуса, который уже собирал дорожные сундуки.
– На север, только на север, – сказал лекарь. – Если барон согласится, тут будет пристанище вольфкопов. Отсюда они будут грозить всем западным графствам. А выкурить их из замка может только очень сильная магия. Я даже не знаю, есть ли еще знатоки, умеющие пускать ее в ход. Ты мою дочку не видела?
– Когда найдешь Эрну – уводи ее отсюда хоть связанной, с кляпом во рту.
– Думаешь, она захочет остаться в Шимдорне, когда отсюда уйдут люди?
– Я сказала, а ты решай.
Корнелиус недолюбливал Шварценелль, но на сей раз к ее словам прислушался.
В замке шли поспешные сборы, в одной комнате ругались, в другой рыдали, и все кляли барона, согласившегося уступить замок цвергам, которые, разумеется, не сдержат слова и не вернут Рейнмара, а если и вернут – то при последнем издыхании. Во всей этой суете носился Корнелиус, разыскивая дочку. И, конечно же, не разыскал.
Уве и Эрна забрались в брошенную хижину, жители которой убежали на север первыми. Они сидели за столом, а на столе перед ними лежали две черные фасолины.
– Ну что же, – говорил Уве, – зерно, солонину и сухари я своим отправил с конюшонком Бирре, он родом из наших мест, обо всем предупредил, моя совесть чиста. Попробуем, что ли?
Эрна сперва молча положила руку на стол, потом быстро убрала.
– А если цверги вернут молодого барона живым и невредимым?
– Нашла ты кому верить… Ладно. Ты отвернись, если боишься крови… Я сам себе руку отрублю.
– Кто боится крови? Я?! Да я ее видела больше, чем ты – сметаны!
Эрна если и соврала, то совсем чуточку. Отец учил ее помогать при перевязках. Да и смешно бояться крови девушке, которая собиралась стать ученой повитухой.
– Ну, смотри…
– Погоди, я полотенце приготовлю. Нужно будет перетянуть руку, чтобы ты всю кровь не потерял.
Увидев полотенце, Уве призадумался.
– Может, не обязательно всю руку? – спросил он. – Может, просто раны хватит, чтобы эта штука укоренилась?
– Знаешь, наверно, хватит раны. На ладони!
– Точно! Это даже лучше, чем меч вместо руки!
Они еще немного посовещались, кому какую фасолину: одна вроде была поменьше, но и потемней, а другая побольше, зато с зеленоватым оттенком. Наконец рассудили: маленькой ладошке – малое зерно, а крупной жесткой ладони – большое.
Непросто оказалось Эрне заправить фасолину в рану на руке Уве. Зерно будущего меча оказалось скользким и выскакивало. Наконец она свела над фасолиной края раны и туго забинтовала ладонь.
– Видел, как это делается? Теперь ты – мне…
У парня так ловко не получилось, все-таки он действовал одной левой и в важный миг испугался: Эрна побледнела и, казалось, вот-вот лишится чувств. Но вместе они справились и с последней фасолиной.
– Теперь остается ждать, – сказал Уве. – Если бы мы знали, сколько времени прорастал меч у рыцаря Рейнмара! Тебе очень больно?
– Нет!
– И мне – нет!
Оба соврали.
Шесть дней обитатели замка собирали имущество и понемногу выезжали: кто на север, кто на восток. Барон и баронесса вместе с немногими преданными домочадцами решили остаться в Шимдорне и ждать Рейнмара.
– Вас обманут, – говорили им. – Вам принесут труп и скажут, что молодой человек скончался пять минут назад. А в замке уже будут хозяйничать вольфкопы.
– Я больше ничего не могу сделать для него, – отвечал барон. – Только ждать…
Первые вольфкопы пришли ночью и заняли Белую башню. Барон приказал принести им туда хлеба и меда. О том, что вольфкопы разоряют гнезда диких лесных пчел, он знал. А что до ковриг хлеба – с чем-то же нужно этот самый мед есть.
По соседству с бароном поселилась Шварценелль. Обнаружив пропажу, она сразу догадалась, чьих рук это дело. И ею овладело смятение: нужно было идти к тем, кто дал ей три зерна, и просить совета, но где-то поблизости прятались Уве и Эрна, следовало найти их и удержать от глупостей… хотя бы попытаться удержать…
Шварценелль обходила пустые дома в форбурге и в селе, даже кладбищенские склепы осмотрела. Но она не подумала о реке. Уве и Эрна, отыскав брошенную лодку, переправились на другой берег и оттуда наблюдали за замком.
Обоим было очень плохо. Зарождение меча в руке оказалось делом болезненным, и корни, которые пускало зерно, вдруг раскалялись настолько, что терпеть было почти невозможно, тыкались в локоть и в плечо, пронзали руку судорогой.
– Ничего, ничего… – твердила Эрна. – Я спасу тебя, любимый…
Она и мысли не допускала, что Рейнмар мертв.
– Ну, проклятые вольфкопы, держитесь… – бормотал Уве. – Клочья от вас полетят…
После бессонной ночи, на рассвете, боль у обоих прошла, только на правой ладони у каждого выросли бугорки. И в это же утро Уве и Эрна, прислушавшись, уловили под землей гул. Они не знали об индергах и удивились – неужели там шагает, как солдаты на параде, войско цвергов?
Трое индергов прошли под рекой, остановились под замком и были отпущены в земные глубины. В это время замок уже был полон вольфкопов. Они приходили днем и ночью, никто им не сопротивлялся, и сколько их собралось – даже вообразить было трудно.
Ночью старый барон и баронесса, держась за руки, подошли к воротам. Они знали, что после заката цверги выходят из земли. А вот чего они не знали – так это замыслов Уве и Эрны. Эти двое переправились через реку и тоже оказались у ворот, но затаились в пустом форбурге.
Барон затрубил в свой охотничий рог. Ворота приоткрылись.
– Я пришел за сыном, – сказал барон.
Громкий хохот был ему ответом.
– Я сдержал слово, господа цверги! Отдайте сына! – потребовал барон.
– Уходи! Уходи, пока жив! – крикнули из-за ворот. – Мы тебя пощадим, если ты немедленно уберешься!
Барон требовал и грозил высшей справедливостью, цверги за воротами хохотали.
Уве и Эрна все это слышали.
– Я же говорил тебе, что они его убили.
– Нет, он жив!
В конце концов альвригам надоела эта игра. Вольфкопы по их приказу распахнули ворота и вывалились всей косматой и зловонной ордой.
– На север! На север! – кричали они и, отбросив на обочину барона с баронессой, шли и размахивали оружием.