Их не было.
Возле норы, ведущей наружу, стена пошла трещинами. Верриберд не сразу понял, что это такое. А когда понял – побежал к норе, но уже было поздно.
Из земли высунулась безглазая белая морда. Индерг загородил Верриберду дорогу. Его ноги были так толсты, что под каждой ступней поместилось бы днище сорокаведерной бочки.
Верриберд попятился.
За спиной у него были дыры шахт, откуда лезли цверги. Впереди – индерг. Вверху…
Что же было вверху? Свод пещеры? Насколько он был высок? Верриберд не мог это определить. Может статься, от свода до поверхности горы – всего-то менее роста белого альва, но как пробить землю? Могли бы помочь корни сильных растений, но их присутствия Верриберд не ощутил.
Индерг сделал еще несколько шагов и появился из земли целиком. Это был старый мощный зверь. Под лоснящейся шкурой набухли пласты и бугры мышц. За ним в стене оставался проход шириной в два роста, высотой в полтора. И из этого прохода донесся пронзительный визг.
Верриберд, как все белые альвы, не любил шума. А визг был не просто шумом – он буквально пронзал тело.
Шестерка цвергов вынесла носилки, на которых стояла золотоволосая девочка лет тринадцати. Она топала ногами и бесновалась. Верриберд вспомнил то дитя, с которого начался самостоятельный подземный путь альвригов. Та девочка, совсем еще крошечная, обладала несгибаемой волей, и она каким-то чудом сумела влить эту волю в неумелые заклинания юных альвригов. А эта… эта прекрасно понимала, что и как нужно делать! Альвриги за ее спиной затянули песнь торжествующей власти.
Верриберд знал, что может сопротивляться. Но он всей прозрачной кожей чувствовал силу, охватившую его со всех сторон и начавшую сжимать в тисках.
Он попал в ловушку. Если он не упадет на колени и не покажет, что сдается королеве цвергов, то цверги нападут на него и уничтожат.
Но он не утратил способности рассуждать.
Цверги вышли в боевой поход против одинокого белого альва. Значит, то, что собирался совершить белый альв в пещере, было для них опасно. Альвриги угадали его намерение. И белый альв был обречен. Сдаваться, пожалуй, бесполезно – на что им такой пленник?
Он мог бы немного продержаться, собирая заклинания альвригов и возвращая их меткими ударами комьев белого огня, насколько хватит внутреннего света. Но девочка в мохнатой мантии была сильна, золото ее волос имело удивительную и даже пугающую Верриберда мощь. Не полетели бы комья обратно…
И тут он понял – альвриги ошиблись. Им нужно было послать одного цверга с мечом; цверга, умеющего двигаться бесшумно; а лучше цверга с метательными ножами…
Но они решили показать белому альву всю свою силу и власть. Им было мало торжества побед над людьми – им требовалось еще и это торжество. Ведь Верриберд был не простым белым альвом, а старцем, умеющим собирать в себе силу солнечного света. А это для любого противника – славная добыча.
Он не был бойцом. То, что однажды он убил человека, бойцом его не сделало. В словаре белых альвов нет понятий «поражение» и «победа». Однако в этот миг Верриберд понял: нельзя уходить побежденным, нужно сделать все, чтобы после его ухода альвриги и цверги получили сильный удар.
И оружие для этого – не комья света, сбитые в маленькие плотные шары, а вон тот кусок грязной мешковины.
Ни один альвриг не понял, куда и для чего стремительно метнулся белый альв. Ни один не подсказал королеве, что надо бы ей опять завизжать.
До них дошло, когда он в полной тишине стал быстро стирать черные пятна со своего рисунка на плоской и высокой стене.
– Вот ваш рассудок, получайте, забирайте, вот ваш рассудок, – беззвучно шептал Верриберд, удерживая в себе то ночное ощущение: подползший вольфкоп лижет шершавым языком полупрозрачную руку.
Он не знал, как снимать такое проклятие, родившееся случайно, но ничего другого он сделать не мог. Было бы время и одиночество – он бы, глядя на рисунок, нашел слова, нашел те волнообразные переливы голоса, которые требуются словам, чтобы они обрели силу. Он бы и светом рисунок одарил, чтобы освобожденные от угольной мазни морды стали вдруг лицами.
Все, что мог, он вложил в свой быстрый шепот и почувствовал, что тело стало таять, истончившиеся кости более не желали его удерживать. Он всего себя перелил в свет, который проступил сквозь угловатые линии рисунков.
Альвриги опомнились и зарычали.
Они были бессильны против белого альва, который уходил сам, добровольно, гордо!
Королева решила, что сейчас требуется ее воля, и вновь завизжала. Индерг, не услышав заклятий власти, которые должна была наполнить воля, затоптался на месте.
Верриберд уже ничего не видел, но слух еще жил в нем – и слух уловил шорох и треск где-то наверху.
А потом посреди пещеры упал со свода большой камень и ушиб некстати подвернувшегося цверга.
Белый альв лишь раз в жизни побывал в пещере темных альвов и не знал ее устройства, не знал о ведущих в разные стороны тайных ходах. Ходы были необходимы, чтобы слушать, чем живет земля, и был такой, что вел наверх, к одной из вершин горы.
Вольфкопы, что пришли вслед за Веррибердом по Артейскому хребту, своим звериным чутьем нашли этот ход – оттуда тянуло запахом пещеры, к которому добавился хорошо им знакомый запах цвергов и еще один, непонятный и потому опасный, запах индерга. Запах крупного мощного зверя неведомой породы; зверя, который будет убивать, сам этого не осознавая…
Именно он вызвал у них тревогу за Верриберда.
Вольфкопы пошли за ним, как звериные малыши за мамкой, но зверята не чуют опасность, а вчерашние бойцы, верные слуги альвригов, запах опасности хорошо знали. И они стали быстро и ловко расчищать ход, сперва вдвоем, а когда яма стала больше, и вчетвером, и вшестером.
На глубине в ногу вольфкопа ход ушел в сторону, но они не сразу это поняли и продолжали пробиваться вглубь. Наткнувшись на большой камень, вольфкопы стали его раскачивать, чтобы вытащить, и вдруг он полетел вниз.
Цверги и альвриги сперва даже не испугались, лишь удивились. Подняв морды к своду, они глядели на крохотное светлое пятнышко. Вдруг оно пропало – это один из вольфкопов прижался к дыре мордой, чтобы заглянуть в пещеру.
А потом случилось страшное.
Свод не выдержал веса землекопов, и здоровенный его кусок рухнул вниз – вместе с полудюжиной вольфкопов. Рассветные солнечные лучи хлынули в пещеру.
Вольфкопы, чьи ноги были крепки и сильны, легко пережили этот неожиданный прыжок – лишь присели, коснувшись мохнатыми задами земли. Несколько поколений бойцов – это уже иной взгляд на мир у потомков, и вольфкопы сразу увидели, что мотыги и кирки – отличное оружие. Вооружились они стремительно.
Цверги с криками кинулись к шахтам, альвриги – за ними. Не сразу они догадались обернуться, чтобы увидеть мертвого индерга.
Солнце обожгло его безупречно белую шкуру, острые и глубокие ожоги пронизали его, и тут же плоть стала преображаться. Несколько мгновений спустя индерг стал серой каменной глыбой, испещренной черными дырами.
Носильщики, бросив носилки, пустились наутек – они боялись солнца. И королева, упав с носилок, запуталась в своем длинном торжественном одеянии. Она не могла скрыться – индерг, прокладывавший ей дорогу, погиб, земля за носилками сомкнулась, и никому не пришло в голову утащить девочку в шахту.
Вольфкоп, слетевший вниз первым, подхватил со стояка мотыгу. Он был готов к бою – но боя не было. Озираясь по сторонам, он увидел свет у подножия высокой стены, покрытой рисунками. И очень быстро он понял, что там лежит Верриберд.
Но, подбежав к белому альву, он замер, глядя на бегущие по стене фигуры. Он еще не понимал, что это такое. Но чувствовал…
Верриберд, уловив присутствие вольфкопа и поймав его запах, с трудом открыл глаза.
– Возьми тряпку, сотри черное с лиц, – приказал он. В приказ белый альв вложил силу. Ослушаться вольфкоп не мог. Он вынул кусок мешковины из прозрачных пальцев и, привстав на цыпочки, стал очищать рисунок.
– Это – я, – вдруг сказал он.
– Да, это ты.
И вольфкоп заговорил – сбивчиво, бестолково, не в силах совладать с собственным языком, пытаясь передать все сразу, что случилось с ним и с его близкими. В пещере же угасал бой. Рев цвергов сменился победными возгласами вольфкопов.
Верриберду не было дела до тех обреченных цвергов, что не успели вслед за альвригами уйти в шахты. Он слушал вольфкопа, и слушал довольно долго. Но он понимал, что тает.
Таять больше не хотелось.
– Возьми меня наверх, к солнцу, – сказал он.
Вольфкоп поднял его на руки, и тут Верриберд услышал крик. Это был короткий крик, и завершился он хрипом.
Обняв вольфкопа за шею, белый альв смог выпрямить спину и оглядеть пещеру.
Он увидел довольных вольфкопов и услышал их вновь обретенную речь. Языки заплетались и зубы не вовремя щелкали и скрежетали, но морды уже были почти лицами.
Речь была – как у людских детей после драки: я его кулаком, а он меня ногой, а я его палкой…
Вернувшийся к вольфкопам рассудок пытался справиться с нажитым за много поколений опытом. Прежде бегуны были мирным племенем, сейчас – племенем, из которого воспитали бойцов. Ничего с этим не поделаешь, подумал Верриберд, и надо попробовать извлечь из этого пользу.
Тут же он спросил себя: какую пользу, для кого? И сам себе ответил: может быть, для тех, кто получил через ту целительницу три комочка силы. Надо понять, что с ними произошло. Возможно, они, чересчур поверив в свои возможности, попали в беду.
– Тут я не пройду, – сказал вольфкоп, взявший Верриберда на руки. И точно – дорогу ему загородили каменные останки индерга.
– Где-то должен быть еще выход, – еле слышно ответил Верриберд.
Вольфкоп повертел мохнатой головой, но другого выхода не увидел. Зато он принял решение.
– Наши – сюда! – крикнул он. – Все вместе ломаем эту гадину!
И это тоже было удивительной новостью: военная служба альвригам и цвергам приучила вольфкопов действовать сообща, раньше за ними такого почти не водилось.