— Будущая война — война моторов, — говорил Юрий окружавшим его на перемене школьникам. — Это надо помнить. Кто силен в воздухе, тот в наше время силен вообще. Вот представьте себе: колоссальной силы удар с воздуха до основания потрясет и сокрушит жизненно важные экономические центры нашего предполагаемого противника, допустим, той же Германии. И все.
Война будет скоротечной, победим малой кровью.
Если кто-нибудь пытался возразить, Юрий приводил дополнительные аргументы в пользу грядущей быстрой победы: необозримые пространства Советского Союза, огромная численность населения страны.
— А наш промышленный иммунитет, — небрежно бросал он в ответ скептику. — Забыл? Он сыграет решающую роль.
И скептик умолкал, не зная, что это такое.
Костя соглашался с Павельевым, вернее, придерживался точно таких же взглядов. Они казались абсолютно доказанными и совершенно бесспорными. Их и защищать-то, собственно, было незачем. Однажды об одной из таких бесед Костя рассказал отцу. Тот неопределенно хмыкнул и заметил:
— Стратег, видно, твой Юрка.
— Страте-ег, — обрадованно согласился сын. — И организатор какой!
«Голова!» — было первым, что сказал Костя о своем приятеле Кире Озеровой. Кира, бойкая, модно одетая девочка, неожиданно рассмеялась:
— А ты не голова?
— Я? Куда мне… Я не умею, как Юрка, ни организовать, ни сказать…
Они возвращались вдвоем к Кириному дому по огороженной низкорослым кустарником дорожке городского сквера. Спустились сумерки. Прозвенел, скрипнул на повороте трамвай, и стало совсем тихо. Кира остановилась, притронувшись к его руке, сказала:
— Все ты умеешь… Только несмелый ты.
Вскоре собрались у Кириной подружки, устраивавшей с разрешения родителей вечеринки знакомых по школе — не всех, конечно, а избранных. Танцевали под патефон, под «Брызги шампанского» и песенки, исполняемые Изабеллой Юрьевой, Георгием Виноградовым, Вадимом Козиным. Павельев весь вечер танцевал с Кирой, и она, улыбаясь, охотно вставала навстречу, когда он приглашал ее. А Костя не танцевал, потому что стеснялся, считал, что танцует хуже всех и все, глядя на него, будут смеяться.
Кира раз подошла к нему, спросила:
— Почему букой смотришь?
— Куда уж мне… Несмелый я.
Кира закусила губу и отвернулась.
Натанцевавшись, сидели и слушали патефон.
В неторопливо-грустную мелодию ворвался восторженный девичий голосок:
— А вы слышали про Указ о новых Героях Советского Союза? Сразу четверо… Вот здорово!
— За Халхин-Гол им дали, — пояснил, осведомленный как всегда во всем, Юрий. — За бои в районе Баин-Цаган.
Компания уважительно слушала, том более что никто не знал, что такое Баин-Цаган. Докрутившуюся до конца пластинку не стали менять. Юрий продолжил:
— Повезло ребятам.
Кажется, впервые Костя возразил другу:
— Что значит «повезло»? Можно подумать — крупный выигрыш на облигацию выпал. А отвага, а выучка ни при чем?
Павельев помолчал самую малость.
— И выигрыш, если хочешь. Только не на облигацию. Отвага й выучка нужны, кто спорит. Но и удача нужна, стечение благоприятных обстоятельств требуется. Нужно, чтобы начальство тебя заметило, поставило задачу помасштабнее, создало условия, а потом по-настоящему оценило бы твои заслуги. А то ведь и медаль «За отвагу» есть, можно и ею вместо Золотой Звезды наградить. Ты думаешь, эти четверо отважнее и сильнее других? Не-ет, ошибаешься. Много таких. Но одни на виду, одним везет, а другие в тени, их не замечают.
Ватолин вскочил.
— Выходит, героев начальники делают?! Да ты… Да ты знаешь…
Он задыхался от негодования, кипятился и размахивал руками. Павельев, наоборот, был спокоен, как человек, уверенный в своей правоте. Он терпеливо слушал, засунув руки в карманы. И когда Костя успокоился немного, тихо сказал:
— Допустим, я не знаю. А ты что знаешь? Откуда ты знаешь? Из газет, из кино? Не обо всем в газетах пишут, и пишут то, что велено писать. Подрастешь — сам убедишься.
Это «подрастешь» вызвало оживление. Кто-то фыркнул, кто-то откровенно рассмеялся. И Кира, опустив голову, улыбалась краешками губ. Костя с трудом дождался конца вечеринки и ушел с нее один.
В июне Павельев сдал выпускные экзамены и уехал в военное училище. Костя с Полей лето провели в деревне — у ее давнишних знакомых, а вернувшись, он узнал, что Кира перевелась в другую школу, поближе к дому. «Зачем понадобилось перед десятым-то классом?»— удивился и тут же подумал: «А мне какое дело, меня ее поступки не касаются». Но легче от этой мысли не стало.
Старая компания собралась встретить в складчину 1941 год. Костя принял приглашение и получил от Поли целых семь рублей: пять рублей — взнос, а два — на непредвиденные расходы. Пришел он в десять вечера и попал в обстановку таинственной торжественности: электричество было погашено, горели свечи, по углам — темно, огромные тени ползли по стенам, бутылки на столе поблескивали желтоватым колышущимся светом. Немудреный этот ритуал придумали специально, чтобы ознаменовать начало нового десятилетия. Хотелось в новом десятилетии чего-то необыкновенного…
Костя осмелился потанцевать и вдруг уверенно повел партнершу… Повернувшись в очередной раз, увидел прямо перед собой стоявшую в двери, только что, видимо, вошедшую Киру. В новом модном платье, с голубой лентой в волосах, в колеблющемся неярком свете, образующем легкие тени под чуточку раскосыми глазами, она казалась очень красивой.
Костя смутился, пробормотал: «Здравствуй», тут же столкнулся с другой танцующей парой и, когда танец кончился, прочно устроился на диване у затемненной стены. Вставал только раза два, когда провозглашались очередные тосты.
Кира подошла сама, села рядом и спросила:
— Куда собираешься поступать? Тоже в военное училище?
Костя сжался: «Почему «тоже»? Как твой Юрка, что ли?» Это было невыносимо — чувствовать ее рядом, думающую о другом.
— Не знаю еще, — ответил он, хотя его твердое намерение идти в артиллерию было всем известно.
Она коснулась пальцем его плеча и заглянула в глаза.
— Неужели передумал?
«Может, все не так, как мне кажется», — мелькнула мысль, но сразу же Костя увидел самого себя, размахивающего руками, заикающегося от возбуждения, и величественно-спокойного, насмешливого Юрку и опустившую голову, чтобы спрятать улыбку, Киру…
Патефон голосом Георгия Виноградова пел:
Вам возвращая ваш портрет,
Я о любви вас не молю…
Она поднялась, постояла несколько секунд, ее пригласили танцевать…
Когда началась война, отец написал Полине: «Костя пусть сейчас же просится в армию. В тылу с его образованием он никому не нужен, только на фронте и место здоровому парню. Если, паче чаяния, его не будут брать, можно обратиться к секретарю горкома, который хорошо меня знает».
Но Ватолина взяли без протекции. Через неделю поздно вечером он, чмокнув в мокрую щеку тетку, сел в поезд, а рано утром был на месте.
Еще через день Ватолин, помывшийся в бане, постриженный под машинку, обмундированный, стоял в толпе гудящих, неуклюжих в непривычном одеянии, абсолютно схожих юнцов. И внезапно услышал хорошо знакомый командирский голос: «Внимание, товарищи курсанты!» То был голос Юрки Павельева. Ватолин очень обрадовался. Встретить в чужом городе почти близкого человека — это ли не удача?
…Костя закончил письмо, свернул его, положил в конверт — один из тех, что прислала Поля, и сунул в карман. Сладко потянулся. Батарее осталось спать час. Скоро он прокричит: «Подъем!», сдаст дежурство второму дневальному, позавтракает и — на боковую, пока все будут мерзнуть на полигоне.
…Уезжать должны были Павельев, Ватолин и Синельников в одной теплушке. Однако накануне отъезда бывший старшина, ныне лейтенант Павельев объявил:
— Мне разрешили на три дня домой заглянуть. Стариков надо навестить. — Помедлив, добавил: — И Кира звала.
Поезд уходил метельной февральской ночью. Костя с Семеном грелись у железной печки, сидя на поленьях. Семен говорил:
— Ничего-о… После войны поедем ко мне домой в мягком вагоне. Я уступлю тебе верхнюю полку.
5
Мало что понял только что ставший командиром дивизиона лейтенант Ватолин из доклада своего начальника штаба. Фронт обороны, зона огневого обеспечения, ИЗО (неподвижный заградительный огонь), ПЗО (подвижной заградительный огонь), БК (боевой комплект боеприпасов)… Обо всем этом он знал, слышал в лекциях майора Впноградского, а сейчас с трудом представлял, где должны находиться участки этих ИЗО и ПЗО, и зачем они нужны, и какие конкретно выводы следуют из того, что от БК в дивизионе осталась едва треть.
В училище на эти вопросы он ответил бы, не раздумывая, и самый строгий преподаватель не смог бы найти изъяна в ответе, а тут надо командовать, давать четкие, не подлежащие обсуждению указания, вроде тех, что давал бывший командир дивизиона.
— В создавшейся обстановке, — продолжал начальник штаба, — считаю целесообразным четвертую батарею передислоцировать поближе к переднему краю, в район запасных наблюдательных пунктов. Здесь она может вести огонь с закрытой огневой позиции, а при нужде, выдвинувшись чуть вперед, стрелять прямой наводкой. Пятую — оставить на месте, шестую батарею — переместить правее, к урочищу, у нее остался всего один ствол.
— Так, так, — кивнул Ватолин, сдерживая вздох облегчения.
Хабаров поднял глаза от карты.
— Если вы утвердите мои наметки, я доложу их в штаб полка, получу «добро» и немедленно доведу ваше приказание до командиров батарей.
— Да, да… Конечно, — поспешно согласился Ватолин и, осмелев, счел нужным заметить: — Боекомплект следует пополнить.
— Обязательно. Вот боевое донесение. В нем все указано. Отправим, как только подпишете.
Ватолин взял карандаш, расписался против тщательно выведенного штабным писарем «Врио командира дивизиона» и вздохнул глубоко, не таясь. А начальник штаба не умолкал: