Темнело… Дня больше не было, серая, без единого луча солнца хмарь дня переходила в черную, сатанинскую ночь. Со свинцово-серого, низко нависшего над Лондоном неба падал снег, тая на человеческой коже и превращаясь в обжигающе холодные капли. Этот снег шел уже четыре дня – останавливался и снова начинал идти…
– Ты кое в чем не прав.
– В чем же, Умник?
– Все это дерьмо происходит не из-за меня. Оно происходит из-за нас. Временно живых. Господь оставил нас в живых, чтобы мы увидели деяния рук своих. А потом подохли…
Лейтенант помолчал
– И от чего мы сдохнем… нет никакой разницы…
Впереди, где-то в районе цели тишина взорвалась суматошным треском выстрелов… но тут же все оборвалось. Могильная тишина – опять повисла над Лондоном…
…
– Альфа ноль, на прием…
– Оверлорд, позицию занял…
– Дельта, на прием…
– Позицию занял…
План переменили в самый последний момент: они, группа Альфа – оказались на острие наступления. В районе был пулемет калибра 12,7, предполагали, что он прикрывает наиболее вероятное направление прорыва – по дороге, от постов йоменри. Когда еще одна группа бывших САСовцев и пехотинцев выдвинулась на разведку – оказалось, что пулемет установлен в парке за импровизированной баррикадой из перевернутых машин, парковых скамеек и прочего барахла. При наступлении со стороны парка, по намного более короткому маршруту – основные силы обрекались на гибель под огнем крупнокалиберного пулемета. Его могла бы подавить бронетехника – но ее выдвижение в район могло привести к самым тяжелым последствиям: танков не было, а все остальное хорошо подбивалось из гранатометов, которые у исламистов тоже были. Поэтому – вектор наступления сдвинули на фланг – группа исландцев должна была пройти вперед, сколько возможно, по пути посадить снайперов на господствующие точки – и только после выхода ирландцев к школе и во фланг обороняющимся – начинала наступать основная группа…
Стемнело. Они сидели за баррикадой, нахохлившись, сжавшись комком от холода, стараясь не двигаться, чтобы не улетучилось то мимолетное тепло, которое скопилось под одеждой. Ждали точки отсчета – она была назначена ровно на полночь.
Когда часы на руке Стирлинга показали полночь – он первый, подавая пример остальным – поднялся из-за баррикады. Махнул рукой, приказывая остальным следовать за ним. И двинулся вперед, ежесекундно ожидая пули в спину или от снайперов, которые оставались прикрыть их бросок от баррикад, или от шлепающих позади него террористов, внезапно вознамерившихся стать хорошими…
От снега – почва раскисла, бежать было тяжело. Он перебежал дорогу и побежал по тротуару, стараясь не спешить, чтобы не пропустить растяжку или засаду противника. Растяжка тут вряд ли будет… желающему установить ее, пришлось бы это делать на виду у йоменри, а те не преминули бы попрактиковаться в стрельбе по живой мишени. А вот засада вполне может быть…
Когда дорога свернула за угол, примерно градусов на тридцать, и он понял, что пост йоменов больше не виден – он подал команду остановиться. Затем – стал смещаться влево, чтобы укрыться домами и не идти через улицу…
Это был пригород, причем пригород, носящий следы массового и внезапного бегства населения. Распахнутые двери, кое-где и форточки, выброшенные на улицу вещи – это уже оставшиеся порылись в поисках того, что пригодиться. Кое-где следы огня и пуль – грабить начали уже во время исхода, хотя большая часть грабежей приходится на передвижение по дорогам, вне города. Армии не хватает на все… да и вообще армии ни на что не хватает, больше половины ее разбросаны по пескам, пустыням и горам и метрополия осталась беззащитной именно в тот момент, когда она больше всего нуждается в защите…
Потом он услышал магнитофон. Какой-то заунывный арабский напев… такие в последнее время продавались очень хорошо, появились даже британские певцы, исполняющие на арабском…
Он осторожно продвинулся вперед. Выглянул из-за угла…
Они сидели в переулке у большой, двухсотлитровой бочки, в которой горел огонь. Несколько человек, закутанных кто во что – один, кажется, набросил себе на плечи одеяло и так и сидел у костра – грелся, получается. По переулку плыл густой, тяжелый дым краски и горящей солярки, смешиваясь с легким, сладким дымом конопли. Самокрутки были у каждого, кто курил обычную «козью ногу», кто через бутылку один и семь литра36 с прожженными там дырками – для того, чтобы конопляный дым успевал охлаждаться, этакий самодельный вариант кальяна. Рядом с ними, у стен, как на складе – стояли хорошо знакомые картонные упаковки: видеотехника, телевизоры, дернули при грабеже магазинов и сейчас не знают, что с этим всем делать, потому что нет ни сигнала, ни электричества. Все были уже в астрале, один заунывно перепевал куплет какой-то мелодии на чужом, но хорошо знакомом Стирлингу языке…
Гоняешься за ними по горам, по пустыням, гоняешься, потом возвращаешься домой – а они уже тут!
Капитан не стал спешить, потому что знал – спешка это прямой путь в могилу. То, что рассказал командир лондонской йоменри на посту – совершенно не стыковались с несколькими обкурившимися молодыми полудурками, путешествующими по орбите в сотне метров от йоменского поста. При первом же патрулировании – двоих новобранцев йоменов похитили без единого выстрела – они сунулись проверить какой-то дом. Позднее – их головы подбросили к посту – ночью…
Подсадная утка? Скорее всего. Тогда где – охотник?
Охотника, а может быть и охотников он нашел по тонкой, тонкой как лезвие ножа полоске света, пробивающейся через трещину в ставнях. Ставни были закрыты, причем наглухо – но тот, кто их закрывал не позаботился о том, чтобы заклеить их бумагой или подставить высокий шкаф, чтобы ничего не было видно. Оно и так не было видно – невооруженным глазом. Но прибор ночного видения – очень чувствителен к малейшему свету…
Отступив в тень, Стирлинг объяснил ситуацию ирландцам. В этом переулке – ловушка, сам он – как простреливаемый насквозь коридор, очередью на весь магазин – положат всех без вариантов. Засаду обезвредит он один, им же пока – следует занять позицию, не шуметь и вызвать сюда снайперов…
Ирландцы согласно покивали головами, а один из них – хлопнул его по плечу. Одно из значений этого жеста в Ираке было – удачи, парень. Она ив самом деле – лишней не была…
Ослепленные костром, одурманенные марихуаной бандиты – даже не заметили, как в темноте что-то проскользнуло. Перебежав опасное место, лейтенант прижался к стене, к кирпичной кладке, прислушался… услышали? Нет, не услышали… Можно двигаться дальше.
В дом, где он обнаружил засаду можно было попасть с двух сторон – с улицы, через парадный вход и со дворов, через черный. Стирлинг не пошел ни тем ни тем – если бы он ставил здесь засаду, он и тот и тот прикрыл бы растяжкой. Закинув винтовку за спину и зажав в зубах старый штык от АК-47, который он нашел в Афганистане, зачернил и теперь носил как нож – он подпрыгнул и уцепился за верхний сегмент пожарной лестницы – он специально был на большой высоте от хулиганов и воров. Подтянулся, стараясь не шуметь, перехватился выше, потом еще выше…
Как он и ожидал – на чердак этого дома, построенного в начале прошлого века, вел люк, и люк этот заминирован не был. Распластавшись по какой-то дряни, которой был засыпан весь чердак для сохранения тепла – от любого неосторожного движения внизу с потолка может посыпаться пыль, и те кто внизу поймут что на чердаке кто-то есть – он пополз к люку, ведущему вниз, видимо на лестничную клетку. От люка слышались голоса…
– О, Аллах, это худшие дни в моей жизни, брат…
– Не следует так говорить, ведь Аллах покарал неверных!
– Да, брат, но за что он покарал и нас впридачу…
– Весь этот мир принадлежит Аллаху, и он сделал так, как захотел…
Сколько их там? Двое? Трое? В Ираке он сбросил бы вниз гранату, а сейчас что?
Стирлинг внимательно всмотрелся в люк – снизу сочился свет, получалось как бы черный квадрат в тоненькой желтой каемке. Он всматривался в эту каемку изо всех сил, чтобы не пропустить тонкую тоньше человеческого волоса тень от струны или лески растяжки. От этого зависит его жизнь и смерть: если люк заминирован, граната разорвется в метре от его головы. С другой стороны – от проникновения с улицы должны спасать эти самые дятлы, которые курят коноплю, а они сами – получается стоят с гранатой над головой. Станут ли они это делать…
Он достал пистолет. Глушитель был уже навернут: нажал на клавишу – и красная точка побежала по потемневшим от времени стропилам…
Все решил случай – снизу послышался какой-то шум и он решил действовать. Дернул на себя люк – и тут же увидел обмотанную чем-то голову. Выстрелил прямо в макушку… одного раза хватит, такие условия для стрельбы попадаются раз в жизни. Вывалился из люка, стараясь не выпасть совсем – и тремя выстрелами снял еще одного. Тот тяжело повалился на узкую лестницу…
Теперь – обратной дороги нет. Надо действовать быстро – этих хватятся через несколько минут.
Удерживаясь руками, Стирлинг прыгнул на труп того, кого он застрелил первым – шума не было никакого, не то что прыгаешь на плитку с двух метров высоты. На маленькой, убогой лестничной площадке было всего две двери, он попробовал одну из них, та не поддалась, вторую…
Вторая открылась, и он шагнул в квартиру…
Негромко играет музыка. Пахнет жратвой, подгорелой и еще трупом… точно трупом, только начавшимся разлагаться. От этого запаха – волосы поднялись дыбом…
Один из них сидел на кухне, что-то жрал. Отреагировать не успел – и повалился с шумом на стол. Капитан в два шага преодолел коридор, чтобы предстать перед изумленной публикой – публики было немного, всего двое, и на всю гостиную – раскорячилась тренога пулемета. Он пристрелил и их, израсходовав все, что было в магазине, шагнул в сторону еще одной двери, сброшенный магазин стукнул об пол, сброшенный с задержки затвор, с лязгом загнал патрон в патронник, удар ногой в дверь – чисто… Кровать – большая, двухспалка, сильно воняет, кислый запах застарелого пота и мочи, медный – крови. Он осветил стены – дверей нет, луч скользнул по кровати – кровь. Немного, но есть. Он резко развернулся, держа перед собой пистолет – двое в гостиной были мертвы, но в квартире мог быть еще кто-то. Надо проверить ее всю и только потом идти вниз.