Андрей ГрачёвВременные трудности
Золотые лучи играли на свалявшейся грязной соломе маленькой камеры смертников, пока я спешно вспоминал заклинание ускоренного старения. Может, оно мне было уже и не надо, после целой-то ночи напряжённого шёпота я наверняка уже выглядел на двадцать лет старше. Тут главное не перегнуть палку, в обратную сторону может никогда и не повернуться!
Ну всё, время вышло – я слышу шаги. И не узнать мне, не проверить никак – получилось ли? Огрубевшие от кандалов дрожащие руки не помогают мне разобраться – углубились ли морщины, впали ли глаза? Выбора нет, придётся играть свою роль вслепую. Сегодня особенный день, единственный, такого в здешних краях точно никто не помнит, и я должен придумать, как использовать сие событие в интересах собственного спасения. В отчаянном положении человек становится очень внимательным, примечая и анализируя самые несущественные детали. Тюремщик, вот, не возился долго со связкой ключей, а решительно ворочал в замке первым же. В открывшемся дверном проёме сгрудилась, толкаясь и мешая друг другу, целая делегация. Они рассматривали меня как жука на конце булавки, со смесью любопытства и брезгливости. Но не только лишь это читалось на лицах, ещё недоверчивое удивление – ага, сработало! Разодетые в цветное тряпьё как на парад они одним своим видом говорили мне о верности прогноза – Его Сиятельство лично изволит присутствовать на казни. Я сдержал улыбку, протягивая сморщенные руки к вошедшим.
– Скорее же, меня ведите к королю, он встречи нашей судьбоносной ждёт, – с максимально озабоченным видом нараспев обратился я к ним, изо всех сил напрягая состаренные связки в поисках верного тона, как учили в Академии. Замешательство конвоиров усилилось, они часто заморгали – внушение кое-как работало. Я бросался на каждого, хватаясь грязными руками за напомаженные лацканы, дико вращал глазами и в суете умудрился стащить серебряную булавку. Рука крепко ухватила моё запястье, внушение подействовало не на всех:
– Шарлатан, имей же совесть умереть достойно, никто здесь не поверит в этот спектакль. Я всю жизнь отвожу людей из этой камеры на последнюю прогулку к помосту. И, поверь уж мне, каждый второй изображает безумца, мочится в штаны, лопочет бессвязно в надежде на снисхождение. Кому-то даже везёт, но это точно не твой случай, – на освещаемом огнём факела грубом лице тюремщика промелькнула тень сочувствия, – раз уж сам король пришёл посмотреть, как катится твоя голова, то так тому и быть.
Я решительно подался к выходу, расталкивая опешивших от такого стремления к топору стражников. Они едва поспевали за мной, натягивая волочащуюся цепь, чтобы придержать бегущего к своей погибели безумца. Нигде нельзя было ошибиться, потратить мгновение впустую – залитая беспощадным солнцем сцена либо станет триумфом моих талантов, либо последним позором. Я всё держал под контролем – впереди почётная стража со стоящим по струнке палачом едва только оборачивалась на нашу суету, стоя шагах в тридцати дальше от выхода, как я уже нашарил взглядом ложе короля, убедившись, что он и правда здесь. Резко прибавив ходу, я сбросил оковы под ноги преследователям и воздев руки к небу бросился на колени у края деревянного помоста.
– Великий владыка Иоган, у твоих ног я прошу слова прежде, чем случится непоправимое! Не губи, пока я не закончу свою речь, посмотри на меня внимательно и поймёшь, что не безумец я! – протараторил я руками творя гипнотические жесты с большим усердием.
Сильные руки ухватили меня за шиворот и потащили к новенькой плахе, ещё не напившейся сполна крови, я едва не запаниковал, собираясь уже погибнуть в бою прямо здесь, как услышал королевский рожок, и хватка ослабла. Зеваки затаились в ожидании – сегодня я им явно предложу кое-что получше дико вращающей глазами отрубленной головы. Поймав инициативу, я снова бросился на колени, обратившись к роскошному шатру короля:
– Милорд, тот, кого вы собирались казнить сегодня уже не сможет ответить за свою ошибку! Я скажу за него, пусть вы больше с ним не свидитесь никогда. Ведь его преступление состояло в самонадеянности и непонимании размеров беды, нависшей над вами. Жук-суховей, от которого он пытался избавить ваши посевы – лишь предвестник! Я не могу сеять смуту на виду у всего честного народа, но отлагать беседу попросту невозможно! Я вернулся из будущего, чтобы спасти вас, мой король!
Толпа взорвалась многоголосицей возмущения, где была и радость неожиданному представлению безумца, и страх пророчества, и нетерпение в ожидании кровавой расправы. Драматическая пауза не затянулась надолго и зрительный контакт с озадаченным королём закончился тремя сигналами рожка. Разочарованная отменой казни толпа бесновалась, стражники теснили зевак к выходу с площади, а меня уже намного деликатнее подняли с помоста. Здесь и сейчас я перевернул часы, но песок продолжил убывать и мне лишь дана передышка для подготовки к следующему акту самой дерзкой аферы, какую только видывало это захолустье. Пусть я не был силён в колдовском искусстве, но с тем малым знанием я мог управляться куда изобретательнее более даровитых коллег.
Я настоял на туалете и мне не отказали, посему на приёме я был чисто вымыт, острижен и одет в свои лучшие наряды. Висящие на мне сегодня как мешковина на скелете. Контраст моего нынешнего состояния со вчерашним был столь разителен, что вся прислуга глазела на внезапно состарившегося завсегдатая приёмов во все очи. Ну и я не разочаровывал их ожиданий, припадая на одну ногу и старательно сотрясаясь в старческой судороге. Я вошёл в зал, где за накрытым столом нетерпеливо ожидали двое. Сам король и его куда более смышлёный дерзкий советник Орам. По кислому лицу короля я точно читал их беседу до моего прихода – наведённые утром чары вот-вот падут, и я расстанусь с жизнью, не покидая этих стен. Не выказывая никакой тревоги, я уверенно занял своё место у стола и простёр руки к самодержцу. Мой увядший волшебными силами желудок взмолился о роскошной, лоснящейся жиром печёной утке, сервированной к королевскому столу, но он её ещё не заслужил.
Как я и думал, слово взял Орам, по местным невысоким меркам учёный муж и мой главный оппонент при дворе, нашептавший королю мою погибель.
– Не думал вновь увидеть тебя здесь, Молест. Я слышал, тебя судили на смерть за обман доверия и доброты нашего дражайшего монарха. И вот ты снова здесь, дерзнув повторно туманить разум святейшему. А ведь мог бы отделаться быстрой смертью. Теперь же придётся за хамство ответить намного строже. Но мы всё же послушаем твою последнюю речь, раз уж ты устроил для этого столь яркое представление.
Он поднял бокал красного как кровь вина, ехидно улыбаясь, и кивнул. Не поведя и бровью, я повторил его жест. Смочив горло столь сладким напитком, я вперил взор в надувшегося и прячущего глаза короля.
– Милорд. Взгляните на меня, вы можете узнать во мне того, кого вчера вы бросили в темницу? Смотрите мне в глаза – я в вашей власти весь и без остатка. Лишения я испытал за время странствий столь тягостные и печальные, прожив судьбу гибнущего народа и схоронив последнего мужчину рода человечьего, что не страшит меня твой скорый суд. Я снова здесь с одной лишь целью – спасти вас, покуда это можно, от смерти и забвения.
Король, всё ещё сидя вполоборота и смотря в сторону, явно внимательно слушал. Он был очень впечатлительной натурой, искренне скучающей в своём печальном захолустье, где до последнего времени смерть коровы считалась событием. Мне было очень легко втереться в доверие и поначалу убедить даже Орама в своём колдовском мастерстве лишь парой простых фокусов, которые было бы стыдно на иной ярмарке окраин Персиваля показывать. Провинциалы столь податливы до чудес! Я продолжил обрабатывать его сиятельство, играя голосом и словом, как никогда не удавалось на экзаменах по гипнотическому искусству.
– Сказанное далее не должно покинуть этих стен ни при каких обстоятельствах. Нарушив тонкую вуаль, разделяющую прошлое от будущего, вы грозите обрушить небеса на землю ещё раньше, чем в скорости им суждено упасть без всякого влиянья и преград. Я вам откроюсь наконец – пронзив иглою знания ткань времени, я ворвался в будущее, прожил его и вернулся к вам, милостивый государь, чтобы позвать с собой. Не только лишь потому, что хочу спасти вас от страшной гибели в муках, а потому ещё, что в покинутом короной будущем нужна ваша рука и ум. Готовы ли вы услышать правду, от которой не будет возврата?
Теперь уж оба лица жадно смотрели мне в рот, убаюканные сладким ядом волшебных речей. Король весь подался вперёд, нависнув над нетронутыми яствами. Кивнув себе и скрыв улыбку, я продолжил работу:
– Из-за хребта идёт поганый мор, от которого на ваши поля и бежали паразиты, спасаясь. Безмозглые создания поедают ваш хлеб, милорд, не понимая, что уже к ночи сего дня здесь останется мрачная пустыня. Пустыня, усеянная телами мужчин. Никто, уродившийся мужем, не спасётся, как бы быстро ни несли его лошади на восток – закрывшее Солнце моровое облако догонит и вытравит жизнь. По злой иронии, лишь женщины унаследуют этот мир. Одни, растерянные и страждущие мужского плеча, совета и мудрости, алчущие делить ложе и рожать детей они обречены на одинокое старение и смерть. С последней суждено прерваться роду нашему людскому. Попав в этот страшный умирающий мир, я едва не был растерзан изголодавшимися и растерянными женщинами. Я долго скитался и всюду встречал лишь одну и ту же картину – мир без мужчин угасал в унынии и печали.
Орам наконец сглотнул слюну и нашёлся с вопросом:
– Вы утверждаете, кудесник, что обратились до будущих времён и вспять? Но как же это всё случилось, немыслимое колдовство от человека, что не сумел спасти посевы от жука!
Мои старческие потрескавшиеся губы растеклись в самой искренней отеческой улыбке, на какую я был только способен. Настоящее мастерство внушения всегда перекладывает большую часть работы по убеждению на саму жертву.
– Дражайший Орам, я сам никак не мог поверить в свою удачу, когда вдруг прямо из темницы я очутился на её поросших мхом руинах. Однако, и здесь не было сакральной тайны, ведь всё лишь след