– Существуют линии так называемые спокойные и бурноточные, – мягко рассказывал Лешка, следуя впереди хозяйки. – Их вряд ли можно уловить приборами, мы их просто чувствуем телами – для этого и гимнастика, и медитация. В благоприятной зоне процессы жизнедеятельности организма протекают спокойно. В неблагоприятной зоне – бурноточной – процессы жизнедеятельности организма разритмизируются, что приводит к ухудшению здоровья. Болезни, находящиеся в зачаточном состоянии, при ослабленном иммунитете начинают прогрессировать. Простите, но у вас, кажется, артрит? Я не ошибся?
Женщина скривилась. В принципе, и Майя могла бы это сказать, заметив шишкообразные наросты на ее ступнях, бугрящие змеиную кожу дорогой обуви.
– Ничего, – успокоил Алексей, – исправим. Предки наши знали многое об этом. Сейчас эти знания в чем-то утрачены. Я уже составил сетку спокойных и бурноточных зон в этой квартире, включая геопатогенные области.
Женщина споткнулась и с досадой выговорила:
– Плохих, что ли? Так на кой ляд я эту хату покупала, если тут плохие зоны есть? Может, продать по-быстрому?! Все равно дом старый, я в другом хотела…
– Плохие зоны есть в каждой квартире, в каждом доме, – пожал плечами Лешка. – Не вижу смысла, Агния Андреевна… У вас есть собака или кошка?
– Есть. Персик. Пуши-истый.
– Завтра вам надо будет его принести. На денек. И мы проверим сетку по каждому квадрату. На перекрестьях линий расположены неблагоприятные для человека зоны – это излюбленное место отдыха кошек. В центре квадратов находятся благоприятные для человека зоны – излюбленное место собак. Собака у нас есть, мы протестируем квартиру по ней послезавтра.
Между тем Майя, изгибаясь привыкшим к такой муке телом, достала кончиками пальцев ног до мочек ушей и даже почесала левое ухо большим пальцем. Главное – не сбить дыхание. На выдохе она бормотала:
Трижды пукните в окошко,
Поцелуйте в морду кошку,
Громко дрыгните ногой,
И кричите: «Ой-ёй-ёй!»
Если есть-таки заботы,
Накормите их компотом,
Дайте после им касторки
И бегом во все закорки.
Агния Андреевна с подозрением посмотрела на полуголую девку. Ох, чует ее сердце, не тем, чем нужно, они будут в квартире этой заниматься! Хорошо, пока мебели нет. Наверно, как собаки будут – на полу.
– Что это ваша… помощница бормочет? – с подозрением спросила она.
– Это ритуал на запуск кошки. Квартиру надо очистить, пригласить кошку.
– Да раньше просто так за дверь бросали, кошку-то эту! – не выдержала дама. – Безо всяких хитростей.
– Раньше – да, – согласился Алексей. – Но раньше и квартиры не стоили триста тысяч долларов.
Дама возмущенно фыркнула. Тем временем Майя, заплетаясь на коврике в узел – теперь нужно голой подошвой потрепать себя по щеке, ласково и легко, как рукой, – бубнила:
Иди, тебя я посылаю
К свободе, солнцу, счастью и звезде.
Пусть путь тебе Луна укажет
Светящейся дорожкой на воде.
Агния Андреевна с завистью посмотрела на ее ноги – словно резиновые, обтянутые тугой розовой кожей, с пальчиками, гнущимися, как точный механизм, – и истолковала бубнеж почти правильно: ее посылают. Вспыхнула, развернулась на каблуках, проскрипев по бетону, и пошла к двери, переваливаясь. У выхода она недовольно сказала:
– Только вы, молодые люди, на ночь тут не оставайтесь. Я – женщина приличная, мне этого не надо!
Чего «этого» ей не надо, она не уточнила и вышла, зло зыкнув стальной дверью. Лешка со смехом раскрыл пластиковое окно почти полностью, впуская августовский вечер в квартиру. Рассмеялся:
– Ты ее специально выгнала, да?
Развязавшаяся Майя – она все-таки смогла ущипнуть себя за правое ухо пальцами левой ступни! – хихикнула тоже:
– Она меня достала. И тебя, кажется, тоже. Вот я ей и подарила Луну.
– Зря ты это сделала, родная. Она ж спать не будет.
– А что будет делать?
– Выть на Луну, – задумчиво подсказал Алексей, – по полной программе.
Майя представила, как толстая тетка, стоя на четвереньках, тоненьким голосом подвывает на бледный сырный круг светила, и расхохоталась, подскакивая на коврике.
– Ай, не могу! Точно! Ничего. Сбросит пару килограммов. Симорон не догма, можно и попакостить ради благого дела!
С их двенадцатого этажа хорошо было видно Обь и мохнатые шапки островов у Речного вокзала. В сумерках белели бока теплоходов, перемигивались огоньки машин на мосту.
– Ты думаешь, у нас получится для нее ВКМ-квартира? – спросила Майя, вставая с коврика и подходя к Алексею. Под пятками шуршал грубый необработанный бетон – линолеум тут сняли.
Девушка прижалась к телу парня.
– Ну, попытаемся. Самым трудным будет убедить ее сделать овальную кровать.
– В центре?
– Конечно. Здесь идеальное место. Бурноточные линии обходят центр по касательной, спокойные тоже охватывают правый край. Луч космического проникновения падает, как я смотрю, отвесно – он вообще проходит через все здание. Ей повезло – соседние квартиры этого лишены. У нее будут прекрасные, цветные сны.
– Она даже летать будет.
– Ага. С парашютом и памперсами. Боюсь, это будет слишком новое ощущение для нее. А она хочет двуспальную кровать в этот угол. Глухой, понимаешь?
– И что? – спросила Майя, нежно поглаживая родинку у него на шее.
– Что? Ужасно, вот что! Смотри, областью живота она будет лежать на эгрегоре Белого Тигра… тут у них пересечение каркасных металлоконструкций. А головой – к Голубому Дракону, – Алексей постучал по стене. – Тут проходит канализация, я смотрел. Получается, что средние чакры ее будет распирать Желанием, а из головы Намерение будет вымывать вода, Голубой Дракон. Ты представляешь?
– Может, посиморонить ей на Намерение?
– Это вряд ли. Она, когда тебя в трусиках и лифчике увидела, чуть язык не проглотила. Она про Желание и Намерение все поняла наоборот!
Они стояли у окна, и их было хорошо видно на фоне освещенной изнутри квартиры. Впрочем, у окон на двенадцатом этаже можно было стоять хоть нагишом – такие детали с земли были неразличимы.
– Меня вот что беспокоит… – начал Алексей.
Он перегнулся через подоконник, а Майя инстинктивно схватила его за джинсы.
– Осторожно! Ты что там высматриваешь?
– Да какое-то идет оттуда… снизу. Нехорошее, – рассеянно пробормотал он. – Ладно. Замнем. Ну что, давай собираться? Чтобы не шокировать соседей?
– Давай.
Лифт покорно спустил их на первый этаж. Майя открыла дверь своей двухместки, сняла ее с сигнализации и уселась за руль. Ступни ощутили привычную ребристость педалей – она специально поставила такие с пупырышками – забросила назад, в крохотное пространство-бардачок, туфли. Алексей сел рядом, он почему-то заинтересованно рассматривал окна дома.
– Поедем? Мы что-то забыли, нет?
– Нет. Поехали. – Он откинулся на спинку сидения.
Автомобильчик, мигая поворотниками, отъехал со стоянки. А на девятом этаже колыхнулась занавеска. Их проводили взглядом.
Если бы Алексей в эту минуту поднял голову и посмотрел вверх, то наткнулся б на прямой и острый, словно разящий клинок, выстрел яростного, безжалостного Зла.
ТекстыМирикла, Патрина и Зло
Это случилось в один из дней, когда все так же на втором этаже особняка пылал камин, диковинный и вроде как лишний в летний вечер, а Мирикла лежала на тахте в багровом шифоновом халате, смуглолицая, с распущенными черно-седыми волосами, вытянув к огню длинные, безупречно-оливковые ноги с браслетами, ловя пальцами пламенные тени. В волосах ее, глазами призрака, сверкали монисто – австро-венгерские монеты и двадцатидолларовки начала века. Роскошное тело цыганки, с крепкими еще грудями и гибкими бедрами, почти полностью просматривалось под нежной тканью халата, но никого это здесь не смущало. Патрина, в простеньком цыганском платье, пристроилась с краю тахты, сложив на коленях толстую книгу в переплете телячьей кожи, с медной застежкой, больно бившей по икрам. Она, как обычно, читала сначала про короля Ладислава и его воевод, но потом смолкла, запнувшись, а Мирикла не приказала продолжить. И девочка, понимая, что старая цыганка погрузилась в область каких-то других мыслей, подставила черную голову под худую, в мельчайших неприметных морщинах руку с тяжелыми серебряными украшениями.
– Мири! – проговорила девочка. – А у тебя много таких книг?
– Много! – Мирикла погладила девочку по голове. – Очень много. Весь дом забит ими. И их не унесешь с собой, Патри. Увы. А нам, наверно, скоро придется уезжать.
– Куда?
– Не знаю. Надо думать.
Девочка подумала. Поковыряла ногтем коричневую телячью кожу фолианта. Спросила снова:
– А почему ты сама себе не родила дочку, Мири, а взяла меня?!
Цыганка помедлила. Подперла рукой острый, гордый подбородок, устремила черные глаза в огонь за бронзовой решеткой. Под высоким потолком метались тени.
– На меня наложено заклятье, – хрипло ответила она, наконец. – Я не смогу никогда родить. А если рожу, то… то лучше мне не рожать. Мой муж, Георгий Антанадис, об этом знал.
– Кто на тебя наложил заклятье, Мири?!
– Это было давно. Мы еще жили в Греции. Антанадис был из рода жрецов храма Афины Паллады в Афинах… и то не смог ничего сделать. Он смирился. Потом… потом мы попали в Крым, затем – в ваш город. Как – это не интересно. Он торговал автомобилями.
– Автомобилями? Он же был цыган, да? Он любил лошадей, Мири?
– Он любил машины так же, как лошадей, – вздохнула Мирикла. – У него был большой гараж. И каждое утро он приходил и разговаривал с автомобилями. Гладил их. Сам мыл, не доверял никому. У него были помощники: говорили, мол, старик сумасшедший. А он все всегда продавал.
Теперь замолчала Патрина. Долго смотрела на пляшущие языки. А потом снова спросила, сдув со лба пушистый черный локон:
– Он… обманывал людей, да?