[1533]. И кто-то посмел забыть об этом?
Дело было сделано, Рахманину пришлось отступить. И теперь уже Андропов высказал Рахманину, что он «ведет себя неправильно», и если ничего не изменится, «придется подыскать ему какое-то другое место». А своему помощнику Шарапову, который был давним и закадычным другом Рахманина, Андропов сделал внушение: «…или ты будешь выполнять свои обязанности помощника как полагается, или придется тебе уйти из аппарата»[1534].
Это был серьезный сдвиг в изменении отношений СССР и Китая. Пропагандистская антикитайская риторика постепенно сходила на нет. А уже в следующем 1983 году в Москве появились китайские продукты. Особым спросом пользовались консервированные сосиски, нежные на вкус (по 80 копеек банка), в которых процент мяса не зашкаливал, но все же был. И, о чудо, на Московской международной книжной выставке-ярмарке в сентябре 1983 года открылся китайский павильон, в котором были выставлены книги на русском языке и даже тома из собрания сочинений Чжоу Эньлая.
Визит в Ташкент. Слева направо: А.Я. Рябенко, Л.И. Брежнев, В.Т. Медведев и Ш.Р. Рашидов
Март 1982
[Из открытых источников]
О.Б. Рахманин
[Из открытых источников]
В.В. Шарапов
[Из открытых источников]
Андропов жаловался в своем кругу, что при его появлении на Старой площади тут же нашлись недруги, взявшиеся копаться в его прошлом и выяснять его происхождение. Позднее сам Андропов поделился с Чазовым: «Недавно мои люди вышли в Ростове на одного человека, который ездил по Северному Кавказу — местам, где я родился и где жили мои родители, и собирал о них сведения. Мою мать, сироту, младенцем взял к себе в дом богатый купец, еврей»[1535]. Да, эта тайна вновь обретала актуальность. И неудивительно. Посудачить о темных сторонах биографии нового кремлевского выдвиженца в ЦК любили. Тем более что Андропов сразу проявил себя деятелем, склонным к принятию жестких кадровых решений. В этом отношении прохладное лето 1982 года стало жарким. Своей должности лишился видный брежневский фаворит первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС, член ЦК Сергей Медунов. Он чувствовал нависшую над ним опасность, в крае работала бригада следователей прокуратуры, расследовали многочисленные факты взяточничества в высших эшелонах власти и хищения в торговле. Прибывший на пленум ЦК Медунов звонил в Приемную Брежнева 20 мая 1982 года, просил записать на прием[1536]. Брежнев, скорее всего, уклонился. В журнале Приемной генсека не зафиксировано их встречи.
Почва уходила из-под ног Медунова. Он понимал, с Генеральной прокуратурой ему не справиться, и дело, все нити которого вели к нему — хозяину края, погасить не удастся. А тут еще и сотрудники КГБ подключились к расследованию взяточничества и хищений в крае. Надо было рубить концы. В июне 1982 года после разговора с Медуновым исчез первый секретарь Геленджикского горкома партии. Как в воду канул. Искали долго, объявили даже во всесоюзный розыск, но так и не нашли. Его судьба неизвестна до сих пор[1537]. Этот случай переполнил чашу терпения в Москве. Мыслимое ли дело — последний раз первые секретари исчезали бесследно в эпоху Сталина. Но тогда-то всем было понятно — кто и куда…
До публичной политической дискредитации Медунова оставался почти год, но решение о его понижении и отстранении от партийной работы было принято при самом активном участии Андропова. Он 19 июля в три часа дня принял секретаря ЦК Капитонова и прилетевшего тем же утром из Гаваны Виталия Воротникова[1538]. Помимо Андропова в кабинете был и Горбачев. Аудиенция продлилась полчаса.
Обращаясь к Воротникову, Андропов без предисловий сразу заговорил о деле: «Речь идет о рекомендации вас первым секретарем Краснодарского крайкома партии. Медунова мы отзываем в Москву — 17 июля был с ним разговор. В крае сложилась пренеприятная ситуация (Андропов кратко обрисовал обстановку). Медунов, наконец, понял, что дальше там оставаться ему нельзя. Взяточничество, коррупция среди ряда работников различных сфер, в том числе среди партийного актива. Арестованы и находятся под следствием более 200 человек. Понятно, вина и ответственность за такую обстановку в крае ложатся и на первого секретаря крайкома. Об этом и шла речь на Секретариате ЦК, где решался вопрос об освобождении С.Ф. Медунова от работы. Вашу кандидатуру поддержали Л.И. Брежнев и К.У. Черненко»[1539].
На следующий день — во вторник 20 июля на заседании Секретариата ЦК КПСС решение было принято, и 22 июля Воротников в сопровождении Капитонова вылетел в Краснодар, где 23 июля состоялся пленум крайкома, сместивший Медунова. Воротников вспоминает, что после пленума Медунов в беседе с ним «держал себя довольно уверено. Внешне никак не выдавал переживаний, не высказал и несогласия с решениями ЦК»[1540]. Капитонов провел пленум мастерски, был лаконичен, предложил одного снять с должности, другого назначить, не комментируя ни то, ни другое, быстро свернул работу пленума[1541]. Правильно, зачем допускать обсуждение, вдруг начнут говорить о наболевшем, и все выйдет из берегов.
Ну да, Медунов был уверен, что Брежнев не оставил его и не лишил покровительства. Да и Брежневу это решение далось нелегко. Как заметил Андропов в разговоре с Воротниковым: «А серьезно, пришлось объяснять Л.И. Брежневу ситуацию. Надо сейчас в Краснодаре активно поработать»[1542]. На тот момент в крае по обвинению во взяточничестве уже были арестованы 152 человека и еще под следствием находились 99 человек, коим также грозил арест[1543].
Медведев, охранявший Брежнева, стал очевидцем звонка Андропова и их разговора по громкой связи. Андропов предложил арестовать и отдать под суд Медунова. Генеральный секретарь, взяв паузу, с тяжелым вздохом ответил: «Этого нельзя делать, Юра. Он — руководитель такой большой партийной организации, люди ему верили, шли за ним, а теперь мы его — под суд?»[1544]. И тут же Брежнев предложил перевести Медунова «куда-нибудь… Заместителем министра, что ли»[1545]. Так и случилось, Медунова назначили заместителем министра плодоовощного хозяйства.
С.Ф. Медунов
[Из открытых источников]
В.И. Воротников
[Из открытых источников]
Оставив КГБ и переместившись на Старую площадь, Андропов продолжил борьбу со Щелоковым. Разгром МВД был полным, а сам министр висел на волоске, оберегаемый лишь отблеском былого особого отношения к нему Брежнева. Как же, они — днепропетровские друзья еще с довоенных времен. Но удар, нанесенный престижу Щелокова и его ведомству, был мощным и неотразимым. В 1982 году закончилось расследование дела об убийстве в декабре 1980 года офицера КГБ работниками отдела милиции на станции метро «Ждановская». Это громкое дело взбудоражило общественное мнение. Конечно, в газетах ничего не писали, но слухами земля полнилась. Летом 1982 года состоялся суд над убийцами: четверых приговорили к расстрелу, остальных подсудимых к длительным срокам лишения свободы. Следом состоялась еще серия процессов по делам сотрудников милиции по обвинению в тяжких преступлениях, злоупотреблениях и сокрытии преступлений сослуживцев. Более 80 работников были осуждены и свыше 400 уволены из МВД[1546].
Расследование затронуло болевые точки милиции. Арестованные работники оказались «обыкновенными бандитами в милицейских мундирах»[1547]. И это уже вовсе не «кто-то кое-где у нас порой…». Вырисовывалась система приписок в оперативной отчетности и сокрытие преступлений. Были проверены морги судебно-медицинской экспертизы Мосгорисполкома. Результаты ошеломили:
«В 1979 и первой половине 1980 года в бюро скопилось около сотни подлинных актов вскрытия трупов с явными признаками умышленного убийства, свыше сотни — с тяжкими телесными повреждениями, где можно было предположить любой механизм их образования, и около 150 актов по случаям автодорожных происшествий. Все это означало, что ни по одному из этих фактов не возбуждались уголовные дела, не велось расследование, и лица, совершившие эти преступления, остались безнаказанными. Все эти преступления были укрыты и не нашли отражения в статистической отчетности»[1548].
Щелоков был напуган и нервничал, он попросил Генерального прокурора проинформировать его подробнее о судах над милиционерами и, главное, просил не афишировать результаты следствия: «Огласке не предавать!»[1549]. Тем не менее о положении дел в МВД заведующий сектором органов внутренних административного отдела ЦК КПСС Альберт Иванов готовился доложить запиской для рассмотрения в Политбюро[1550]. Не успел.
Тело Иванова обнаружила приехавшая с дачи жена в половине четвертого дня 17 июля 1982 года. На правом виске — входное пулевое отверстие (выходного отверстия не было), а рядом с телом испанский пистолет марки «Старлет» калибра 6,35. Этот пистолет был подарен Иванову министром внутренних дел Афганистана Саидом Гулябзоем 30 марта 1982 года в Кабуле, где Иванов был в командировке. Экспертиза установила, что его смерть наступила за сутки до момента обнаружения тела. Прокуратурой было возбуждено уголовное дело по факту смерти Иванова. К делу приобщили газету «Правда» за 15 июля с какими-то неясными пометами Иванова шариковой ручкой на первой странице. Предсмертной записки он не оставил, а по собранным следствием сведениям выходило, что после возвращения из Афганистана весной 1982 года Иванов болел и часто выпивал. Следователь прокуратуры сделал вывод о самоубийстве, и 9 августа дело закрыли