Лидер итальянских коммунистов Энрико Берлингуэр 13 октября 1983 года обратился к Андропову с предложением сделать шаг в направлении одностороннего сокращения советских ракет средней дальности, попытаться таким образом предотвратить появление в Европе «першингов». Но подобное не в правилах Андропова, и он ответил: «Где гарантия, что это удержит американцев от размещения ракет? Таких гарантий нет»[1849]. Позднее Горбачев рассказал о позиции советского лидера в то время: Андропов считал, что «Советский Союз не настолько наивен, чтобы предпринимать односторонние шаги»[1850].
Проекты интервью и заявлений Ю.В. Андропова, направленные ему и в ЦК КПСС
1983
[РГАНИ. Ф. 82. Оп. 1. Д. 28. Л. 39, 51, 67]
Берлингуэр вновь написал Андропову 27 октября с призывом сделать какой-то новый и конкретный жест и спасти переговоры в Женеве, «направить их в новое русло и способствовать их позитивному исходу». И вновь получил ответ о кознях американцев, которые ведут переговоры в «ультимативном духе» и преследуют цель «любой ценой разместить в Европе свои ракеты». Посетовал Андропов и на антивоенные выступления на Западе, которые «проводятся без указания конкретного виновника создавшегося положения», людям внушают, что давление нужно оказывать на СССР, «добиваться от него все новых односторонних уступок», тогда как надо «активнее выступать против истинных виновников гонки вооружений, то есть американской администрации»[1851].
В отчаянии, уже тяжело больной и не появляющийся на публике, Андропов пишет коллегам по Политбюро 15 ноября 1983 года, что, судя по всему, мы накануне размещения американских ракет средней дальности в Западной Европе, «которое существенно изменит мировую стратегическую (а значит и политическую) обстановку к невыгоде Советского Союза»[1852]. Политбюро, писал Андропов, некоторое время назад утвердило план мероприятий (оборонных, политических и пропагандистских). А теперь настало время дать «быстрый и чувствительный ответ» на размещение ракет, дискредитирующий политику правительств, «слепо повинующихся Вашингтону». Андропов предлагал, во-первых, со странами, где размещаются американские ракеты, «политические контакты демонстративно зажать (сохраняя, однако, в основном выгодные нам экономические связи в т. ч. с ФРГ)», а где ракет не будет, наоборот, активизировать контакты[1853]. Во-вторых, политические и оборонные шаги строить так, чтобы не ослаблять и тем более не подрывать антиракетное движение в странах Запада. В-третьих, оценивать в этом свете будущее всего комплекса переговоров по ограничению ядерных вооружений в Европе, как в новых условиях вести себя, ввести новые элементы в позиции на переговорах. Андропов предложил поручить Громыко, Устинову, Черненко, Пономареву, Русакову и Чебрикову подготовить соответствующий план действий[1854].
Б.Н. Пономарев
[Из открытых источников]
В опубликованном в газетах заявлении Андропова 25 ноября 1983 года явно сквозила попытка спасти лицо и переложить ответственность за провал переговоров в Женеве на США. Содержалась и угрожающая фраза о принятом Кремлем решении о размещении советских ракет на территории ГДР и Чехословакии и обещание развернуть советские ядерные средства «в океанских районах и морях»[1855]. Но это заявление уже никого и ни в чем не могло убедить, это был акт отчаяния и признание проигрыша.
Конечно, все ответы Андропова на вопросы корреспондентов и публиковавшиеся от его имени заявления в центральных газетах были плодом коллективного творчества. Для Андропова готовились проекты этих ответов и заявлений. Он лишь их редактировал, правил, после чего их выпускали в свет.
На сессии Верховного Совета СССР по докладу секретаря ЦК Бориса Пономарева от имени Комиссий по иностранным делам Совета Союза и Совета Национальностей 29 декабря 1983 года была принята специальная резолюция о международном положении и внешней политике СССР. Во всем винили Запад: «Человечество предупреждено о грозящей миру опасности, порождаемой безрассудной, воинственной политикой империализма. Эта политика проявляется прежде всего в стремлении США и их союзников по НАТО во что бы то ни стало сломать сложившееся военное равновесие, которое служит основой международной безопасности, в развертывании в Западной Европе новых американских ядерных ракет, что сделало невозможным продолжение переговоров в Женеве»[1856].
Позднее Корниенко признал допущенные Кремлем ошибки в истории с ракетами средней дальности: отказ сесть за стол переговоров, «пока не будет отменено решение НАТО», затем «пока не будет приостановлено его осуществление», потом «хлопанье дверью» на переговорах. Корниенко пишет: «Это было неразумно даже по меркам традиционного мышления»[1857]. Да и Устинов в разговоре с ним признал — зря тогда не попытались договориться со Шмидтом, добавив: «Но что же ты хотел от меня, если тебя не поддержал твой собственный шеф?»[1858].
Справедливо было замечено об истории появления «першингов» в Европе: «Близорукая политика советских стратегов фактически своими руками поднесла американский нож к собственному горлу»[1859].
А переписка Рейгана с Андроповым продолжалась. Она носила все более декларативный характер. Рейган записал в дневнике: «Я считаю, что Советы настолько одержимы идеей укрепления обороны и маниакально опасаются нападения, что, сохраняя прежнюю твердость, тем не менее мы должны показать им, что никто из нас и в мыслях не держит ничего подобного. Откуда они взяли, что кто-то хочет напасть на них?»[1860].
Ответ Рейгану был направлен в Вашингтон 28 января 1984 года. Это было последнее письмо Андропова. Его подпись на оригинале документа, ломанная и нетвердая, свидетельствовала о тяжелом состоянии генсека. Андропов сетовал, что в переговорах советская сторона делала максимум, но наткнулась «на глухую стену». Андропов упрекал американцев: «…не получается делать вид, будто ничего не произошло», но все же перечислил области — космос, подземные взрывы, в которых можно было бы вести переговоры, и выразил уверенность, что «есть материал и для диалога, и для того, чтобы шаг за шагом выправить наши отношения»[1861]. Рейган расценил полученное письмо как резкое[1862].
И все-таки Рейган уверенно смотрел в будущее: «Америка снова обрела силу духа и военную мощь, и, как я выразился, возвращение русских к столу переговоров — вопрос только времени. Ситуация напоминала мне слышанную ранее историю о двух русских генералах. Один говорит другому: “Ты знаешь, мне больше нравилась гонка вооружений, когда в ней участвовали только мы”. Теперь мы участвовали в ней вместе, и русские знали это. Вот почему я ожидал, что они вернутся в Женеву»[1863].
Болезнь и смерть
Слухи об ухудшении здоровья Андропова поползли в ЦК, а оттуда распространялись и шире уже в мае 1983 года. Говорили о том, что у него «совсем не работают почки», что раз в неделю ему «обновляют кровь»[1864]. Работники ЦК обратили внимание на его подпись под документами — ломаную, кривую. Очевидный признак болезненного дрожания рук. И эти слухи были обоснованными. Как отмечает Чазов, в начале 1983 года «у Андропова полностью прекратились функции почек. В организме катастрофически стало нарастать содержание токсичных веществ». В Кунцевской больнице был специально оборудован отсек, в котором размещалась искусственная почка, палата для Андропова, помещения для охраны и врачей. Андропов стал приезжать туда два раза в неделю[1865]. Устинову, пришедшему к нему в Кунцевскую больницу в феврале 1983 года для решения неотложных вопросов, Андропов с горечью сказал: «Вот видишь, Дмитрий, теперь бы только работать, а тут больница»[1866].
На заседании Политбюро 24 марта 1983 года обсуждали режим работы членов Политбюро. Докладывал Черненко. Он указал на принятое еще при Брежневе решение о щадящем режиме — рабочий день с девяти до пяти часов, а тем, кому за 65 лет, предоставлять еще и один свободный день для работы с бумагами в домашних условиях. Ну и, понятно, увеличенный отпуск. Только, подчеркнул Черненко, этот распорядок не выполняется. Андропов поддержал: «При перенапряженном режиме мы можем потерять гораздо больше, чем приобрести… Надо установить день каждому члену Политбюро, чтобы он мог работать в домашних условиях. В выходные дни надо отдыхать»[1867]. Старейший член Политбюро Арвид Пельше тут же откликнулся: «Главное, чтобы ты сам, Юрий Владимирович, точно этот режим соблюдал, берег себя и следил за собой»[1868].
И все же Андропов продолжал активно работать. Помощники советовали ему привлечь для исцеления экстрасенсов. Тогда была на них явная мода. Как пишет Чазов, «по просьбе Андропова КГБ собрал большой материал о возможностях функционировавших в тот период экстрасенсов, который еще больше укрепил того во мнении, что они ничем ему помочь не могут»