Время Андропова — страница 27 из 134

Андропов не был связан с «ленинградцами» ни развитием своей карьеры в прошлом, ни какими-то тесными контактами с ними же в текущий момент. Он замыкался в «карельском кругу», главной опасностью для него могли стать показания Куприянова на следствии. И он не подвел следователей. В 4-м томе архивно-следственного дела Куприянова в списке названных им «преступных связей» значится Андропов[376]. Показания Куприянова направлялись Сталину, и он решал — кого арестовать, а кого пощадить. Да, это была его прерогатива — казнить или миловать. Андропова помиловал. Просто мало его знал. Ну кто он — один из многих вторых секретарей компартий республик. Пусть пока живет. А показания на него Куприянова могут подождать. Компромат такого рода Сталин копил, вдруг пригодится. Если потребуется, это ведь готовый материал для ареста. Вот такие кошки-мышки.

1950 год мог закончиться плохо не только для Андропова. Как пишет в воспоминаниях Айно Куусинен: «Когда я снова была под следствием в 1950 году, однажды утром на Лубянке меня привели к генералу. Он на меня покосился, сказал: “В 1938 году вам удалось спасти вашего мужа. Но на этот раз никто не в силах ему помочь, теперь я имею все основания считать его британским шпионом, мы даже знаем, кто его завербовал…”». Тут уж не до помощи другим. Кто бы самому Куусинену помог?!

Время от времени министр госбезопасности докладывал Сталину о наличии компрометирующих материалов на партийную верхушку и прилагал списки руководящих работников с «характеризующим материалом». В большинстве случаев речь шла о тех, на кого были показания, выбитые у арестованных партийцев еще в 1937–1938 годах. Давшие эти показания давно были расстреляны, а протоколы их допросов заботливо сохранены и расписаны на карточки, пополнившие картотеку лиц, «скомпрометированных показаниями арестованных врагов народа».

И таких материалов — море. Вот, например, из МГБ в ЦК направлены агентурные материалы на академика Т.Д. Лысенко[377], 7 июля 1948 года справка на заместителя начальника управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Д.Т. Шепилова[378], 29 сентября 1948 года справка на работника аппарата ЦК Л.Ф. Ильичева[379], 14 февраля 1951 года — на работника аппарата Московского горкома партии П.Н. Демичева[380]. И множество других аналогичных справок с компрометирующими материалами на министров, академиков, писателей и поэтов, деятелей культуры. И все эти материалы долгие годы в ЦК заботливо хранили, они были в наличии еще и при Брежневе.

Можно понять состояние паники и тревоги Андропова накануне ареста Куприянова. Надо было самому спасаться. Главное — упредить события. Андропов 3 марта 1950 года написал в Комиссию партконтроля при ЦК большую и подробную записку с разоблачением Куприянова. В ней было все: от перечисления фактов личной нескромности и присвоения литературного труда других лиц, неумеренных трат на банкеты и подарки до неправильной кадровой политики, зажима критики и серьезной политической ошибки с «завозом в республику ингерманландцев», националистически настроенных. И главное, Андропов четко связал Куприянова с «ленинградцами». А вот это было в самую точку. То, что нужно! Андропов писал: «Куприянов, в бытность Кузнецова секретарем ЦК ВКП(б), неоднократно говорил о том, что он работал с ним вместе в Ленинграде, что Кузнецов, хотя и не имеет образования, но очень способный работник… Куприянов рассказывал нам (секретарям ЦК и другим ответственным работникам), что, бывая в Ленинграде, он заходит в Смольный к руководству, но с какой целью не говорил, объясняя это как старое знакомство»[381]. И все это Андропов пишет за две недели до ареста Куприянова. Вот, что называется помочь следствию.

Писал Андропов, но писали и на него. После письма Андропова в Комиссию партконтроля на следующий день, 4 марта, туда же отправилось письмо, подписанное просто и скромно неким Петровым. Да, без имени и отчества, без указания места работы и партийного положения автора письма. Письмо целиком было об Андропове. И было в нем много опасных намеков и обобщений. Помимо традиционных обвинений в подхалимаже и зажиме критики, было и обвинение в срыве выполнения государственных планов в рыбной и пищевой промышленности и в производстве стройматериалов. Конечно, не обошлось без цитат из Сталина о кадрах и вывода: «Андропов кадров не ценит и не умеет ценить… Практически на сегодня под его благословение, под видом большевистской критики, под видом пресечения ненормальностей, под флагом улучшения работы идет избиение людей без разбору». Да, «избиение кадров» было весьма популярным обвинением для руководителей, перегибавших палку в ходе кампаний чистки. Но был в заявлении Петрова и такой абзац об Андропове: «Да и в личном быту не все у него благополучно, как бы подобало руководителю ЦК Компартии. В самом деле, почему он платит алименты по исполнительному листу? Ведь доказанное то, что он бросил жену чуть ли не с тремя детьми. А как он, секретарь ЦК, будет учить советской коммунистической морали членов партии?»[382]

Казалось, вся партийная верхушка в Петрозаводске взялась за перо. В ЦК долго разбирались с заявлением Петрова. В конце концов в октябре 1950 года пришли к выводу: «…обвинения, выдвинутые в заявлении против т. Андропова, в основном не подтвердились»[383]. То есть обвинения посчитали незначимыми, но выяснять, кто скрылся за псевдонимом Петров не стали. Так кто же был автором этого заявления? Историк Юрий Васильев вычислил анонима, сличив почерк записки с автографами предполагаемого автора. Оказалось, это Михаил Королев, занимавший немаловажную должность заведующего отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК КП(б) Карело-Финской ССР[384].

Андропов устоял, а Королева в конце мая 1950 года за «непартийное поведение» на пленуме вывели из бюро ЦК компартии Карело-Финской ССР. На пленуме в ходе разбирательства выявилась любопытная деталь. Как утверждал Королев, после снятия Куприянова Андропов откровенно высказал ему следующее: «…сколько бы кадров ни поснимали, сколько бы ошибок новых ни наделали, все равно все это сочтут за старые ошибки. Пройдет время, когда старые ошибки сочтут за новые»[385]. Вот это мысль!

Королев ничего не понял, он сделал простой вывод, дескать, у Андропова после январского (1950) пленума ЦК компартии Карело-Финской ССР «не было твердой линии в вопросах критики»[386]. Нет, мысль Андропова была на удивление глубокой. Он продемонстрировал прекрасное понимание скрытого смысла партийной жизни и сменяемости скоротечных политических кампаний. Когда старое под влиянием привнесенных обстоятельств легко переходит в новое. Диалектика!

По «Ленинградскому делу» в 1949–1951 годах Военной коллегией Верховного суда и Особым совещанием при МГБ были приговорены 214 человек, из них 69 «основных обвиняемых» и 145 близких и дальних родственников обвиняемых. Два человека умерли в тюрьме до суда. По мерам наказания: 23 человека приговорены к расстрелу Военной коллегией, 85 человек — на сроки от 5 до 25 лет, один человек отправлен на принудительное лечение в психиатрическую больницу и 105 человек приговорены ОСО при МГБ к ссылке в отдаленные районы на сроки от 5 до 8 лет[387]. Среди них мог оказаться Андропов и члены его семьи.

Пересидев самый трудный для него год в Карелии, а может быть, даже и поседев, Андропов был рад пришедшему спасению. Его выдвинули на работу в аппарат ЦК ВКП(б). Переезд в Москву разорвал круг неизвестности. Забрезжили лучи надежды — жизнь вновь налаживалась.

Глава вторая

Инспектор ЦК

Должность, на которую был выдвинут Андропов, на слух воспринималась как нечто второстепенное и рутинное. Не заведующий отделом, а всего лишь инспектор ЦК. Но это впечатление обманчиво. Идею создать в ЦК ВКП(б) управление по проверке партийных органов Сталин выдвинул еще в мае 1946 года. По его мнению, делом проверки должны были заниматься инспекторы ЦК, инспекторами следовало назначать «лучших секретарей областных и краевых комитетов»[388]. Помимо этого, институт инспекторов ЦК превратился в важный трамплин дальнейшего выдвижения руководящих кадров. Такое своего рода депо, где «отстаивались» кадры в ожидании нового назначения. И действительно, поработав пару лет в аппарате ЦК, инспекторы выдвигались на более высокую ступень.

После реорганизации аппарата ЦК ВКП(б) в июле 1948 года инспекторы ЦК перешли в отдел партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б), подчиняясь непосредственно заведующему отделом, их число выросло вдвое. Всего по штату на август 1948 года значились 30 инспекторов ЦК, ранее их было 14 человек, входивших в штат управления по проверке партийных органов[389]. Каждый инспектор курировал партийные органы определенного региона страны. При реорганизации отдела в мае 1952 года аппаратный уровень и значимость инспекторов несколько понизились. Теперь инспекторы входили в соответствующий территориальный подотдел и подчинялись заведующему подотделом. А общее число инспекторов выросло до 37 человек[390].

С.Д. Игнатьев

[РГАСПИ]


Как принято при выдвижении кадров, вначале готовится записка о кандидатуре, предлагаемой на конкретную должность, после чего вопрос выносится на заседание Секретариата ЦК. В первой половине июня 1951 года записку о выдвижении Андропова подготовил заведующий отделом партийных профсоюзных и комсомольских органов ЦК Семен Игнатьев и направил ее Маленкову. Игнатьев писал, что Андропов характеризуется «как политически подготовленный, опытный и перспективный работник»