Ю.В. Андропов, официальный портрет
1981
[Из открытых источников]
Весной 1982 года Андропов предложил Кеворкову выбрать новую должность. Кеворков после раздумий сообщил, он хочет работать в ТАСС. На самом деле это вовсе не означало, что Кеворков расстанется с работой в КГБ. В мае 1982 года в качестве офицера действующего резерва КГБ он занял должность заместителя генерального директора ТАСС. Теперь он числился не по ведомству контрразведки, а был сотрудником 14-го отдела печально знаменитого 5-го управления КГБ, того самого, боровшегося с инакомыслием и диссидентами. Основной смысл его работы остался прежний, в его задачи по-прежнему входили агентурно-оперативные мероприятия и слежка за журналистами, а также проведение дезинформационных мероприятий. Здесь у него был многолетний опыт. Еще в январе 1974 года Кеворков по линии «тайного канала» по поручению Андропова прощупывал почву, примут ли в ФРГ писателя Александра Солженицына в случае, если Кремль решит выслать его за границу[898].
Многие годы, когда Кеворков служил в контрразведке, ему активно помогал журналист Виктор Луи. Кеворков был, если так можно выразиться, его куратором. Давал ему задания. За всеми тогдашними «подвигами» Виктора Луи стоял Кеворков. Здесь и издание за рубежом фрагментов мемуаров Светланы Аллилуевой, о чем уже говорилось, и мемуаров Никиты Хрущева[899]. Точно так же Луи переправил для издания на Западе роман Солженицына «Раковый корпус», что дискредитировало Солженицына и помешало планам журнала «Новый мир» опубликовать этот роман[900].
А вот попытка установить тайный, наподобие немецкого, канал с Вашингтоном провалилась. Андропов, воодушевленный удачами, рассуждал: «Были бы у нас способные люди с солидными связями в Америке, в Израиле, и все стало бы куда проще. Контакты нужны — не только гласные, но и негласные — и люди, умеющие их заводить»[901]. Но тут выбор пал не на того журналиста. Андропов, решивший развивать и дальше «тайную дипломатию», промахнулся. В Вашингтон отправился Виктор Луи. Ему удалось встретиться накоротке с госсекретарем Киссинджером. Выслушав Луи, госсекретарь моментально разобрался в иносказаниях и уловил все прозрачные намеки. Киссинджер напрямую спросил: «…кто стоит за вами? Если Андропов, то это серьезно…»[902]. Предложение наладить тайный обмен конфиденциальной информацией Киссинджера не вдохновило, он вежливо обещал подумать над этим. Да и только. Продолжения не последовало. Причина проста. За Луи по пятам следовала дурная слава «небезызвестного журналиста», который «приобрел на Западе репутацию человека, выполняющего деликатные поручения Кремля»[903].
Андропов неоднократно встречался с Луи и его куратором Кеворковым на конспиративной квартире КГБ. После смерти Андропова Кеворков, находясь в действующем резерве по линии 5-го управления КГБ, активно включился в борьбу с «идеологической диверсией». И в помощь ему — все тот же Луи. И опять речь шла о том, чтобы переправлять на Запад и размещать в прессе или «продвигать», если говорить языком отчетов КГБ, нужные материалы. Теперь их жертвой стал Сахаров, но об этом речь пойдет позже.
Но вернемся к Ледневу и пересохшему немецкому «тайному каналу». В своих мемуарах Вячеслав Кеворков участливо рисует картину постигшего Леднева разочарования, когда после закрытия канала в 1982 году он оказался как будто не у дел и впал в депрессию[904]. Он сохранил свои позиции в редакции «Советской культуры», но в сравнении с былой значимостью, свободой и романтикой тайного служения газетно-журналистская работа означала прозябание. Довольно странно, но Кеворков пишет о Ледневе, будто он не получил «ни орденов, ни славы»[905]. Можно ли это объяснить авторской забывчивостью или своего рода литературной красивостью — неизвестно. За свою деятельность на «тайном канале» и Кеворков, и Леднев были осыпаны орденами. Правда, указы о награждении по большей части были секретными и не публиковались.
Помимо первого ордена «Знак Почета» в 1970 году, Валерий Леднев был удостоен орденов Трудового Красного Знамени (21 июня 1972 года), Красной Звезды (13 декабря 1977 года) и «Дружбы народов» (26 июня 1982 года). Последний орден был приурочен к 60-летию Леднева. Мало кто из советских журналистов мог похвастать награждением орденом по индивидуальному указу к юбилею. Это была привилегия занимавших высокие посты, а Леднев числился на малозаметной работе и не в первой по значимости газетке. Его друзья и сослуживцы могли только строить догадки по поводу постоянных и частых поездок Леднева за рубеж. А он жил на широкую ногу, ведь поездки за границу для советского человека — это источник благополучия.
Леднев трижды был женат. Его последней женой стала актриса Театра Сатиры Зоя Зелинская. Привозимых Ледневым подарков из-за границы хватало всем. Актриса Зелинская, зная слабость своей подруги по театру Ольги Аросевой к шляпкам, дарила ей привезенные модные заграничные шляпки. Обе актрисы были заняты в популярной юмористической передаче «Кабачок 13 стульев», и на телеэкране пани Моника появлялась в очаровательных шляпках, подаренных ей пани Терезой. В 1980 году телевизионный «Кабачок» закрыли как неуместное напоминание о Польше, где рабочая «Солидарность» являлась опасным примером для СССР. Но шляпки-то остались. И вот в 1982 году все рухнуло, яркая и благополучная жизнь сменилась для Леднева серыми советскими буднями.
Леднев умер 7 апреля 1987 года. Кеворков пережил его на 30 лет и умер в Бонне в 2017 году. С 1991 года он работал заведующим бюро ИТАР-ТАСС в Германии, выбрав себе не только место работы, но и место жительства.
«Тайный канал» стал хорошей школой для Андропова в постижении науки закулисной политической борьбы. Особо ценным было доверие Брежнева, но не менее важным — усвоение скрытых от публики азбучных истин и особенностей отечественной внешней политики. А она имела богатые самобытные традиции и преемственность. В ней явно прослеживалась склонность к тайным договоренностям, интригам и приверженность к манипулятивным техникам с использованием конспиративных методов.
При всей своей вере в объективные законы общественного развития и материалистическую философскую базу Андропов, да и остальные советские лидеры верили в существование и эффективность тайных механизмов и пружин, приводящих к тем или иным изменениям международной обстановки. Более того, судя по всему, верили в различные конспирологические теории о наличии широко разветвленных заговоров против СССР. Это отчасти объясняет склонность Кремля к тайной активности на «идеологическом фронте». Однако советская дезинформация выступала и как средство создания более приемлемого и «гуманного образа» СССР и применялась советской внешнеполитической пропагандой уже с середины 1920-х годов.
Цели и задачи советской дезинформационной политики предельно ясны. Джон Баррон посвятил этой теме целую главу своей нашумевший книги[906]. Выводя советское понятие о дезинформации из принципов ленинизма, Баррон вспоминает слова советского вождя о допустимости любого вида «коварства, интриг, хитрости», а также об использовании «нелегальных методов для сокрытия правды», если это на пользу коммунистическому движению[907]. Помимо формирования улучшенного образа СССР в глазах Запада, советская дезинформация преследовала и другую глобальную цель — разжечь противоречия между «империалистическими странами» и подорвать доверие наций к их руководителям. Если же говорить о конкретных задачах тех или иных дезинформационных кампаний, проводимых СССР на Западе, то здесь и дискредитация отдельных западных политиков, и оказание влияния на внешнеполитический курс той или иной страны, и создание ложных представлений о советской внешней и внутренней политике, и сокрытие провалов и неудач в разведывательной деятельности КГБ, и т. п. Причем арсенал методов, используемых советской разведкой для достижения этих целей, включал не только распространение через зарубежных агентов различного рода слухов или печатание лживых репортажей, но и подделку документов, фотографий, шантаж и даже убийства неугодных и опасных для СССР людей.
Участие КГБ в германской политике Брежнева имело разные преимущества. Во-первых, для тайных контактов следовало выбрать фигуру достаточно незаметную. Во-вторых, требовались свободный выезд за рубеж и длительное присутствие в стране назначения, что явно ограничивало круг возможных кандидатов в условиях советской несвободы передвижения за границу и тотального контроля за поведением граждан. В общем, только одно ведомство в СССР могло предоставить своим эмиссарам возможность относительно свободно часто пересекать границу и длительное время находиться в других странах.
Закрытый характер ведомства и специфика работы, кажется, определили своеобразную профессиональную деформацию сотрудников КГБ. Свою организацию они рассматривали как «государство в государстве», где действуют собственные, самобытные и отличные от других министерств и ведомств правила. С другой стороны, и высшее партийное руководство СССР, не стесняясь и без обиняков, публично поощряло чекистов не церемониться в выборе средств. Так, крылатой в чекистской среде стала фраза из отчетного доклада Брежнева XXV съезду КПСС о том, что «нравственно в нашем обществе все, что служит интересам строительства коммунизма»[908]. И что особенно важно — в КГБ органично сочетались функции разведки и внешнеполитической дезинформации.