Ким Филби
[Из открытых источников]
Андропов откликнулся на просьбу без энтузиазма. В записке 8 января 1970 года он указывал на «большую сложность обеспечения необходимой конспирации» и до окончательного решения вопроса полагал необходимым выяснить у О’Риордана «его реальные возможности по обеспечению необходимой конспирации при передаче оружия и сохранению в тайне источника его получения»[1120]. И через четыре месяца Андропов продолжает сомневаться. Он пишет в ЦК 7 апреля 1970 года: «Тов. Риордану было сказано, что прежде чем решать такой вопрос, необходимо тщательное изучение всех его аспектов. В частности, следует серьезно взвесить, какова будет вероятная польза от поставки оружия и каков может быть ущерб в случае провала операции». Казалось бы ясно, и О’Риордан «с пониманием отнесся к осторожности, с которой мы подходим к решению данного вопроса»[1121].
Но просьбы повторялись, Андропов сдался и сообщил 21 октября 1970 года в ЦК: «Комитет госбезопасности разработал принципиальный план передачи в нейтральных водах ирландским друзьям имеющихся у нас в настоящее время 100 трофейных автоматов, 9 пулеметов и 20 пистолетов с боеприпасами. Гранатометов, гранат, винтовок и другого мелкого оружия иностранных образцов у нас нет»[1122]. Но дело так и тянулось. В мае 1972 года О’Риордан специально приехал в Москву, чтобы как-то ускорить выполнение своей просьбы, считая, что СССР «является единственным источником конспиративного получения оружия». 21 августа 1972 года Андропов представил в ЦК план операции «Всплеск», согласно которому предполагалось в ночное время затопить трофейное немецкое оружие в 14 пакетах в иностранной упаковке со смазкой в районе банки Стантон в 90 километрах от побережья Северной Ирландии и установить в месте затопления рыболовецкую веху[1123]. Как пишут в заслуживающих доверия источниках, операция состоялась и оружие было передано[1124].
Через три-четыре года работы в КГБ Андропов освоился и вполне вник в дела разведки. Положение обязывало. Председатель КГБ должен был лично давать санкции на проведение вербовок иностранцев и «острых» мероприятий, связанных с шантажом и предъявлением намеченным для вербовки компрометирующих материалов, добытых с помощью оперативной техники[1125]. Теперь Андропов даже давал советы по вербовочной работе и предложил разработать программу по переманиванию офицеров западных спецслужб на советскую сторону: «Она должна была включать в себя обещание крупных сумм денег, комфортабельной квартиры и дачи, полную свободу передвижения в пределах СССР и Восточной Европы»[1126]. Интересно, понимал ли Андропов малую привлекательность этих посулов в глазах западного человека. Как даже большие деньги могут скрасить жизнь человека при социализме, какая может быть свобода передвижения — в пределах социалистического лагеря?
А хорошо ли жилось тем, кто когда-то не за деньги, конечно, а за идею перешел на сторону Советского Союза? Олег Калугин описывает свой визит к Киму Филби в начале 1970-х. Впечатление у него осталось тяжелое: «От хозяина дома несло перегаром, он едва стоял на ногах и, не успев познакомиться со мной, стал изрыгать бессвязные ругательства по адресу власти, КГБ и всех на свете. Я стоял ошарашенный, не зная, как себя вести. Щемящее чувство жалости овладело мной. Передо мной стоял несчастный человек, и никто бы меня не убедил, что это результат его беспробудного пьянства»[1127].
В 1972 году центральный аппарат разведки переместился в новый комплекс зданий за чертой Москвы — в район Ясенево. Андропов «зарезервировал там для себя рабочий кабинет. Он непосредственно руководил разведывательной деятельностью, по меньшей мере два дня в неделю»[1128].
Юбиляр
Через семь лет после назначения председателем КГБ Андропов вполне освоился на Лубянке и закончил формирование своей команды. От «не своих» он постепенно избавлялся. Единственное, что он не мог себе позволить, так это тронуть брежневских выдвиженцев. Но он с ними сработался и даже привык к их наличию. Это тоже был своего рода знак «генеральному» — подтверждение преданности и уважения. Вопреки своему же правилу, Андропов не торопился сразу избавляться от неугодных работников. Лишь в 1970 году приступил к решающим переменам.
С 1967 года у Андропова было два первых заместителя — Николай Захаров, назначенный еще при Хрущеве в 1963 году, и Семен Цвигун, занявший должность в 1967 году. Захаров, поначалу пользовавшийся расположением Андропова, стал замечать охлаждение отношений с председателем КГБ. Причину перемен он понимал: «Первое, это по поводу раздувания дел о диссидентстве, с чем я был не согласен, а Андропов под влиянием Цвигуна создавал такую ситуацию, которую общественность страны резко осуждала»[1129]. О Цвигуне Захаров составил дурное мнение, о чем не преминул заметить в мемуарах: «Но близость Цвигуна к Брежневу по работе в Кишиневе, интимная близость жены Цвигуна к Брежневу, сделали свое негативное дело»[1130].
Распределили между первыми замами нагрузку по курированию подразделений центрального аппарата КГБ. Андропов старался никого из них не обидеть. Цвигуну достались 3-е управление (военная контрразведка), 5-е управление (борьба с «идеологической диверсией»), 7-е управление (наружное наблюдение) и 10-й (учетно-архивный) отдел. У Захарова оставались 2-е Главное управление (контрразведка), Главное управление погранвойск, Следственный отдел и Мобилизационный отдел[1131].
Захаров вспоминал: «Отношения с Цвигуном у меня не сложились с самого начала. Он хотел быть первым из первых. И злился, когда в отсутствие Андропова заседания коллегии поручали вести мне. Бывший начальник секретариата предупреждал меня, чтобы я не конфликтовал с Цвигуном. Крючков был доверенным лицом Андропова, и все тонкости назначения к нам Цвигуна он понимал. Я сказал, что голову склонять перед ним не намерен. Я знал, что Цвигун не пользуется авторитетом среди сотрудников и болеет черной завистью ко мне. Пользуясь расположением Брежнева, бывая у него в доме, Цвигун злоупотреблял этим доверием. Все зампреды ездили на “ЗИМах”. Цвигун, как только стал первым замом, пересел на “Чайку”. Я по-прежнему ездил на “ЗИМе”, хотя мне как-то Андропов предложил взять “Чайку”. Цвигун вообще был нечистоплотен в поведении и в быту. Он по-прежнему ел белугу из Каспия и пил непомерно азербайджанский коньяк»[1132].
Андропов умело балансировал между двумя первыми замами. Ситуация его до поры до времени вполне устраивала. Пусть активность Цвигуна замыкается не на фигуре председателя.
Началось перетягивание каната. В июле 1968 года у Захарова забрали из сферы курирования Мобилизационный отдел и передали Цвигуну, но при этом у него изъяли 7-е управление и 10-й отдел (переданы другим замам — Ардальону Малыгину и Виктору Чебрикову соответственно). Цвигун ревностно отнесся к тому, что Захарова часто приглашали для чтения докладов в Высшую партийную школу, он попросил текст доклада, с которым выступал Захаров, и позднее на его основе, разумеется, переработав и добавив с помощью шефа пресс-бюро КГБ новые материалы, выпустил под своей фамилией в виде книги[1133].
В конце концов Захаров устал, у него начались сердечные приступы. После очередного недоразумения с Андроповым он в апреле 1970 года запросился на пенсию. Андропов с облегчением принял его отставку и даже посодействовал трудоустройству в другое ведомство. Не поленился и вместе с Захаровым отправился на встречу с Дмитрием Устиновым, где они вдвоем уговорили Захарова перейти на должность заместителя министра машиностроения[1134].
Захаров вспоминал:
«На прощанье я зашел к Андропову. Пожелал ему здоровья и успехов в работе, сказал, чтобы его заместители честно помогали ему без всякой конъюнктуры. Последняя фраза взбесила Андропова и, к моему великому изумлению, он вскочил с кресла и изрек:
— А ты знаешь, что без конъюнктуры нельзя?
Я был ошеломлен такой реакцией будущего генсека и сказал:
— Ну, вам виднее, — протянул руку, пожал и вышел»[1135].
Легко понять раздражение Андропова. Он, вынужденный подстраиваться в своей кадровой политике под мнение и желания Брежнева, был уязвлен, когда Захаров рубанул со всей прямотой свое пожелание.
В том же, 1970, году 28 июля заместителем председателя КГБ был наконец-то назначен Георгий Цинев (ранее с 1967 года возглавлял 2-й главк). Курирование подразделений, ранее осуществляемое Захаровым, перешло в основном к Цвигуну, а Цинев как новый зам принял курирование подразделений, ранее входивших в сферу Цвигуна. Начальником 2-го главка был назначен Григорий Григоренко. Его можно рассматривать как человека Андропова, кого он знал еще со времен своей работы в Будапеште. Григоренко с 1954 по 1956 год работал заместителем старшего советника КГБ при МВД Венгрии[1136].
Важнейший для Андропова — 12-й отдел (прослушивание телефонов и помещений). В ноябре 1967 года занимавшийся этой деятельностью 2-й отдел Оперативно-технического управления был по инициативе Андропова выделен в самостоятельный отдел, получивший номер 12, курировать его взялся лично председатель КГБ. Еще бы — это самое тайное тайных. Начальником отдела был утвержден Алексей Кривошеев, тоже назначенец Андропова, принятый в КГБ с должности инструктора отдела организационно-партийной работы ЦК. В октябре 1970 года 12-й отдел получил нового начальника