Самое интересное в записке — предложение использовать угрозу советского вторжения как сдерживающий фактор. Пугать так пугать:
«Максимально использовать сдерживающий фактор, связанный с опасением внутренней реакции и международного империализма по поводу того, что Советский Союз может ввести в Польшу свои войска. Во внешнеполитических заявлениях подчеркивать высказанную товарищем Л.И. Брежневым на XXVI съезде КПСС нашу решимость не оставлять Польшу в беде и не давать в обиду»[1385].
Этот блеф надолго пережил те события. И многие годы спустя публицисты и защитники Ярузельского убежденно повторяли, что, введя военное положение, генерал избежал худшего — советского вторжения, которое будто бы было неминуемо. Вся совокупность документов Политбюро ЦК КПСС доказывает, что это не так.
Станислав Каня выступает с приветствием на XXVI съезде КПСС
25 февраля 1981
[РИА Новости]
В приложенном к записке «Польской комиссии» плане мероприятий «по оказанию помощи руководству ПОРП в организационном и идеологическом укреплении партии» содержались вполне традиционные предложения, не выходящие за пределы партийной фантазии: направить в Польшу рабочую группу отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС, принять в ответ в Москве делегацию орготдела ЦК ПОРП, направить в мае — июне делегации обкомов в Польшу, а из Польши принять на курсы и в партшколы польских партийных работников среднего и низового звена. И ряд аналогичных поручений по линии советских профсоюзов, ВЛКСМ, советских обществ дружбы, комитета ветеранов войны, творческих союзов. Редакциям газет «Правда», «Известия» и «Труд» направить в Польшу публицистов «для подготовки материалов, в том числе разоблачительного характера, о деятельности антисоциалистических сил»[1386]. Ну это последнее, пожалуй, могло быть важным только для внутрисоюзного использования.
Визит Войцеха Ярузельского в СССР
1 марта 1982
[РИА Новости]
Следом в ход пошла тяжелая артиллерия. В конце апреля 1981 года в Варшаву были направлены Суслов и Русаков. Они провели переговоры с членами Политбюро и секретарями ЦК ПОРП. Там Суслов и Русаков высказались резко критически о «нерешительности» польского руководства в борьбе с «Солидарностью» и о попустительстве так называемым горизонтальным структурам в партии. При обсуждении на Политбюро 30 апреля 1981 года Андропов тут же вставил: «Польские друзья, в частности т. Каня, поддерживают горизонтальные структуры, а это ведет, как известно, к развалу партии»[1387]. Суслов довольно скептически оценил польское руководство: «Правда, многому верить, что они обещают сделать, нельзя, но во всяком случае мы должны как-то их в этих вопросах поддерживать, подбадривать»[1388].
На заседании Политбюро 17 сентября 1981 года Брежнев сообщил о состоявшемся 11 сентября телефонном разговоре с Каней и о направленной об этом информации Хонеккеру, Кадару, Гусаку и Живкову. Руководители «братских стран» согласились с высказываниями Брежнева в разговоре с Каней. А относительно польского руководителя пришли к выводу, что «т. Каня проявляет недопустимый либерализм и на него нужно сильно нажимать». Хонеккер вообще предложил вынудить Каню подать в отставку[1389].
Переговоры Войцеха Ярузельского в Кремле
1 марта 1982
[РИА Новости]
В октябре 1981 года Каню освободили от должности, вся полнота власти перешла к Ярузельскому. Он теперь совмещал посты первого секретаря ЦК ПОРП, премьер-министра и министра национальной обороны Польши. У Кремля появился свой кандидат в польские диктаторы.
На заседании Политбюро 29 октября 1981 года Русаков докладывал об итогах своей поездки в ГДР, Чехословакию, Венгрию и Болгарию. Рассказав, как он беседовал с «руководителями братских стран», Русаков сообщил, что советскую помощь Польше они одобряют, а вот сокращение им поставок советской нефти в связи со срочной помощью Польше вызвало уныние, но все с этим согласились, кроме ГДР. Хонеккер заявил, что это «нанесет серьезный ущерб народному хозяйству», ударит по экономике ГДР, и попросил письменного ответа Брежнева на его запросы. Хонеккер жаловался: «…жизненный уровень немецкого населения сильно понизится, и мы не знаем, чем это объяснить»[1390]. Да, это действительно проблема, как объяснить восточным немцам, почему они живут несравненно хуже западных.
К.В. Русаков
[ГА РФ. Ф. Р-7523. Оп. 133. Д. 569. Л. 7]
Брежнев заметил: «Как известно, мы решили сократить поставки нефти нашим друзьям. Все они восприняли это тяжело, и до сих пор тов. Хонеккер, например, как вы видите, ждет ответа на письма, которые он направил нам»[1391]. Следом Громыко проинформировал о полученной им от советского посла информации о происходящем в Польше: «На многих предприятиях по существу хозяйничает “Солидарность”», речь Ярузельского на последнем пленуме ЦК ПОРП была «неплохой». Брежнев засомневался: «Я не верю, чтобы т. Ярузельский сделал что-то конструктивное. Мне кажется, он недостаточно смелый человек». Андропов согласился: «Ярузельский ничего нового по существу не сделал, хотя прошло уже некоторое время». Вновь вернулись к вариантам решения польского вопроса:
«Андропов. Польские руководители поговаривают о военной помощи со стороны братских стран. Однако нам нужно твердо придерживаться своей линии — наши войска в Польшу не вводить.
Устинов. Вообще надо сказать, что наши войска вводить в Польшу нельзя. Они, поляки, не готовы принять наши войска»[1392].
А дальше самое интересное. Брежнев спросил о выполнении поставок мяса в Польшу в качестве помощи. Ярузельский просил 30 тысяч тонн. Было принято решение выделить их из госрезерва. Брежнев задал вопрос: «Имеются какие-либо сдвиги о поступлении мяса в союзный фонд из республик после моей телеграммы». Присутствовавший на заседании заместитель председателя Совмина Иван Архипов с грустью ответил: «Пока что сдвигов каких-либо, Леонид Ильич, в поступлении мяса нет», но он уже переговорил и «повсеместно принимаются меры» для выполнения плана поставок[1393].
А потом на заседании разыгралась удивительная сцена. Брежнев размышлял вслух: «Я все думаю о том, хотя мы Польше и дали 30 тыс. тонн мяса, но едва ли поможет полякам наше мясо. Во всяком случае у нас нет ясности, что же будет дальше с Польшей. Никакой инициативы т. Ярузельский не проявляет. Может быть, нам надо подготовиться к беседе с ним.
Что касается бесед относительно поставок нефти, то меня особенно волнует ГДР. Вообще хочу сказать, что социалистические страны тяжело приняли это наше решение. А некоторые, как видно из выступления т. Русакова, прямо высказывают недовольство. Особенно недоволен т. Хонеккер. Он открыто говорит о том, что это решение для них неприемлемо, и он даже просит письменный ответ. Какое будем принимать решение, я просто не знаю»[1394].
Вопрос повис в воздухе, но вместо ответа Андропов, Суслов и Кириленко в один голос дружно молвили: «…надо согласиться с Вашим высказыванием, которое Вы сейчас сделали»[1395]. Ну понятно — согласиться. А решение-то где? Следом Архипов обрисовал удручающее положение в стране: угольщики недодадут 30 миллионов тонн угля, нефтяная промышленность не перевыполнит план, недостает полтора миллиона тонн сахара, его надо также покупать, и 800 тысяч тонн растительного масла. В итоге было решено: переговоры Русакова одобрить, комиссии Политбюро по Польше подготовить материал к беседе с Ярузельским, а Тихонову дополнительно рассмотреть вопрос о поставках нефти[1396].
Не прошло и месяца, как было принято решение Политбюро от 21 ноября 1981 года — пригласить в Москву для переговоров Ярузельского во главе партийно-правительственной делегации. Визит намечался на 14–15 декабря 1981 года. Разумеется, с советской стороны в предстоящих переговорах должны были участвовать Андропов и Устинов. Одновременно был утвержден текст устного послания Брежнева Ярузельскому для передачи через советского посла. В послании Брежнев сетовал на отсутствие решимости в борьбе с «антисоциалистическими силами» и давал весьма громкие, но традиционные рецепты, как выправить ситуацию: «…мобилизовать всю партию на борьбу за умы людей, идти в гущу народа с четкой и ясной программой выхода из кризиса, убеждать каждого в ее правильности. Другими словами, заново проделать ту работу по завоеванию доверия трудящихся, какая была проведена коммунистами в годы становления народной власти»[1397].
Брежнев верил в застарелые лозунги, полагаясь на их универсальность. В послании он выразил тревогу по поводу состоявшейся встречи и переговоров Ярузельского с руководителем «Солидарности» Лехой Валенсой и кардиналом Юзефом Глемпом и выдвинутой идеи создания «Фронта национального согласия». Брежнев высказал опасение, что ПОРП не будет играть руководящей роли: «На сколько далеко можно идти путем соглашений без угрозы потерять контроль за ситуацией?»[1398]. Главное, что заботило Кремль: «…приобретает принципиальное значение четкое закрепление руководящей роли ПОРП во “Фронте национального согласия”, признание его участниками Конституции ПНР, социализма, международных союзов Польши»