Осенью 1996-го в клуб ЛогоВАЗ однажды заехал Лебедь. Он был на вершине могущества – секретарь Совета безопасности, помощник президента и т. д. Мы с Борисом сидели у Березовского в кабинете. Пришедший помощник сказал: “Александр Иванович ждет”. “Пусть подождет”, – ответил Борис.
Минут через 10 он предложил мне пойти и посмотреть на ждущего генерала. Мы вышли из кабинета. Боря крадучись, на цыпочках, подошел к двери, ведущей в бар, где сидел Лебедь, чуть приоткрыл ее, заглянул в щелку и удовлетворенно повернулся ко мне: “Ждет. Пусть еще посидит. Лучше поймет, who is who”.
Я и сейчас не вполне понимаю, был ли этот спектакль разыгран для меня или Борис исполнял подобное для себя, просто удовлетворяя свое тщеславие.
В любом случае после выборов 1996-го он, как и некоторые другие капиталисты, чувствовал себя очень уверенно, справедливо считая, что успех Ельцина во многом его (и их) заслуга и власть обязана за эту заслугу платить.
Она и платила. Апофеозом стали залоговые аукционы и “назначение в миллиардеры” целой группы “спонсоров” выборов. Но не только. Гусинский получил НТВ и деньги “Газпрома” на его финансирование, а ряд бизнесменов решили непосредственно идти во власть. Наиболее громкими стали два назначения – Владимира Потанина первым вице-премьером и Березовского замсекретаря Совбеза.
Собственно, вся логика развития событий подталкивала к дальнейшим “раздачам”. Борис всерьез нацелился на “Газпром”, Потанин и Гусинский в союзе с Березовским и “Альфой” начали борьбу за “Связьинвест”. На самом деле боролись Березовский и Гусинский, а мы должны были частично финансировать сделку и управлять “Связьинвестом” в случае “победы”.
Однако в 1997-м два новых первых вице-премьера – Чубайс и Немцов – решили, что хватит. Хватит раздавать, надо возвращаться на либеральные рельсы, к честным конкурсам и открытым правилам игры. По мнению Чубайса, если раньше кулуарная приватизация в пользу “своих” была необходима для политического разгрома коммунистов, то теперь в этом не было никакого смысла.
Борис Немцов практически вырвал “Газпром” из рук Березовского и потом много лет считал это одной из главных своих заслуг. А попытка провести честный аукцион по “Связьинвесту” развязала войну между “олигархами” и правительством и в конечном итоге стоила работы Чубайсу, Немцову, Коху.
Когда стало ясно, что по “Связьинвесту” планируется честный денежный аукцион, Березовский и Гусинский не могли понять, почему честность начинается именно с них. Раньше раздавали, и вот… Борис при мне говорил Анатолию Борисовичу: “Хотите честно? Отдайте нам “Связьинвест”, а потом уже начинайте. А то у Потанина – “Норильский никель” и СИДАНКО, у Ходорковского – ЮКОС, а мы?” Чубайс, однако, был непреклонен.
* * *Хотя мы, не получив кусок “Связьинвеста” (а перед этим вовсе не допущенные до залоговых аукционов), и были в проигрыше, идеологически и практически я был полностью на стороне Чубайса. Во время залоговых аукционов, в реальность которых мы до конца не верили, я разругался со своими старыми друзьями-приватизаторами. А теперь – наоборот, я и мои партнеры были за них. С учетом отношений Чубайса и Немцова с Березовским наши отношения с Борисом неизбежно должны были охладеть. Что и случилось.
Владимир Гусинский при мне давал команды Игорю Малашенко и Евгению Киселеву на “уничтожение” силами НТВ руководителей правительства – позже из этого выросло “дело писателей”. Однако постепенно и Гусинский, и Борис осознали, что мы тут не союзники, напротив, скорее идеологические враги.
Мы по-прежнему виделись с Березовским, но явно реже. Перестали вместе отдыхать. У него появились новые, молодые друзья. Двое из них, Станислав Белковский и Демьян Кудрявцев, беседовали со мной в рамках моего проекта.
“Альфа” как бизнес-группа казалась ему маленькой – после получения им с Абрамовичем контроля над “Сибнефтью” и до приобретения нами ТНК так оно и было.
В разгар “дела писателей” мы однажды случайно встретились в ресторане “Сан-Мишель” на Тверской. Борис был с молодой компанией своих новых помощников и юными девушками. Я – с Альфредом Кохом, тогда еще вице-премьером. Алик с Березовским не здоровался. Атмосфера между нашими столами была напряженной.
* * *Мы стали вновь чаще встречаться с весны 1998-го, когда постепенно становилось ясно, что угроза серьезного кризиса вполне реальна. Борис активизировал встречи в клубе ЛогоВАЗа. Так как было понятно, что единственная возможность избежать шока – массированный приток западных денег, нужен был кто-то, кто возьмется их “вышибать”. Выбор, что естественно, пал на Чубайса.
Существует широко разошедшаяся по интернету фотография, где человек 10 бизнесменов и Чубайс отмечают его согласие стать спецпредставителем президента по связям с международными финансовыми организациями. Клуб ЛогоВАЗа, 10-е числа июня 1998 года. С Чубайсом до этой встречи Березовский жестко воевал, но с воодушевлением согласился именно ему поручить поиск денег. Как сказал тогда Бадри Патаркацишвили: “Надо было Чубайса выгонять из правительства, чтобы сегодня вернуть его на такой пост”. Как всегда, у Бориса – ничего личного.
Анатолий Чубайс сумел договориться с западными лидерами и МВФ о пакете помощи в 24 миллиарда долларов. 4 миллиарда были получены в июле. Но это уже не спасло – ни от девальвации, ни от дефолта.
С начала августа мы были всей семьей на Сардинии. В 10-х числах неожиданно начались звонки из Москвы – звонили Валентин Юмашев (в тот момент руководитель администрации президента РФ), Владислав Сурков (тогда работавший на ОРТ), коллеги из банка. Как я понял, у всех нарастало ощущение, что со дня на день что-то может произойти. Прежде всего говорили о девальвации, но никто, включая Юмашева, толком ничего не знал. Советовали вернуться в Москву. Мы поговорили с Фридманом (он отдыхал в Сан-Тропе) и решили, что ехать незачем – толку от нашего присутствия не будет, к разным неожиданностям Альфа-банк был более-менее готов.
Однако 16 августа позвонил Березовский. Он был на большом взводе и кричал, что мне надо ехать хотя бы потому, что все решения, которых ждут, готовят Гайдар и Чубайс, они никому ничего не показывают, а мне, как старому другу и коллеге, покажут. Тогда можно будет на что-то и повлиять. А так – полная неизвестность.
Мы с Фридманом решили лететь; на вертолете я добрался до юга Франции. В то время мы еще летали рейсовыми самолетами, и для того, чтобы нас доставили в столицу России, с рейса “Аэрофлота” Ницца—Москва беззаконно сняли двух пассажиров (Березовский тогда командовал “Аэрофлотом”) и посадили нас.
Из аэропорта уже ночью с 17 на 18 августа я приехал в Белый дом. В приемной у некоего кабинета толпились “олигархи”, а внутри Чубайс и Гайдар писали меморандум – заявление правительства. В кабинет к ним никого не пускали, но я вошел – Березовский оказался прав. Впрочем, толку от моего присутствия не было никакого – документ был уже написан и согласован с Кириенко, главой правительства, и Алексашенко, первым зампредом ЦБ. Я просто прочитал его раньше других.
Это был, однако, не конец истории. В результате кризиса Сергей Кириенко ушел в отставку, и Березовский начал активно поддерживать назначение Виктора Черномырдина вновь на позицию премьера. В июне Черномырдин был у Бориса в гостях на юге Франции, и Березовский очень смешно рассказывал, как, выйдя на пляж (не помню, в каком местечке) и обнаружив массу людей, Виктор Степанович спросил: “Боря, а это все отдыхающие?”
Теперь, в конце августа, Черномырдину нужна была поддержка. Первый раз его кандидатура на пост премьер-министра была внесена Ельциным, но не утверждена Государственной думой. Президент внес его же кандидатуру повторно. Теперь Березовский предлагал Виктору Степановичу помощь (голоса депутатов) в обмен на участие в формировании правительства.
На деле после первого провала Черномырдина в Думе Борис объехал всех “олигархов” и объявил, что в обмен на гарантии утверждения Виктора Степановича премьером тот согласен дать бизнесу практически карт-бланш на определение состава кабинета. Поэтому надо сформировать свой список, определить цели, правила игры, и – вперед. Фактически из того, что он говорил, следовало, что крупный бизнес отныне будет впрямую управлять страной.
Ранним утром в самом конце августа 1998-го в кабинете премьера в Белом доме собрались все крупнейшие бизнесмены страны – Ходорковский, Потанин, Березовский, Фридман. Кроме Черномырдина присутствовал его ближайший соратник Шеремет. “Вот, – сказал Борис, – как договаривались, мы готовы дать предложения по составу правительства и одновременно бросить все усилия на утверждение вас в Думе”. (Повторное рассмотрение кандидатуры планировалось через пару дней.) “А конкретный список вы подготовили?” – спросил Черномырдин. “Сделаем к вечеру и вернемся”, – ответил Березовский.
Когда мы вышли, кто-то спросил: “Боря, а он точно примет наши предложения?” “Конечно, мы же договорились. И без нас его не утвердят”, – был ответ Бориса.
Следующие часы были потрачены на согласование кандидатур, взаимные клятвы в честности и определение общей стратегии. Согласно достигнутым договоренностям, Борис Федоров должен был возглавить Центральный банк, Потанин – вновь стать первым вице-премьером, я – министром финансов. Остальных не помню.
С написанным списком мы вновь пришли к Черномырдину и расселись с двух сторон большого стола – Борис по левую руку от и. о. премьера. “Так, – сказал Черномырдин, – давайте ваш список”. Первым стоял Федоров – они с Виктором Степановичем были лютые враги. “Федоров Борис Григорьевич – председатель ЦБ”, – зачитал Черномырдин и… закрыл список, добавив: “А не пошли бы вы на ***” До меня (я шел в списке третьим) не дошли.