Время Березовского — страница 35 из 84

“Олигархи” встали и молча вышли из кабинета. Выйдя, накинулись на Березовского: “Так о чем ты там договорился?” Растерянный Березовский оправдывался: “Он мне обещал…”

Дума Черномырдина не утвердила, премьером стал Примаков. Не знаю, помогла бы Виктору Степановичу обещанная помощь Березовского.

* * *

После этого мы встречались нечасто, на днях рождения друг у друга или у общих знакомых, иногда на встречах в ЛогоВАЗе, теперь более редких.

В августе 1999-го я навещал его в больнице. У Бориса был гепатит С, что не мешало ему активно руководить борьбой с блоком Лужкова и Примакова.

Однажды, встретив Березовского случайно в Кремле, я услышал от него, что он отличается от среднестатистического мужчины тем, что влюбляется не два-три раза за всю жизнь, а каждые два-три года. Вот и теперь – влюбился в Марьяну и уезжает с ней на Карибы. “А делать в Москве нечего – Путина избрали, денег полно, можно отдыхать”.

Борис в эту пору выглядел очень счастливым. Он, безусловно, не понимал сути происходящего. Он считал себя “олигархом”, хотя в истинном смысле этого слова не был им ни тогда, ни раньше. “Олигарх” – его самоназвание, миф; тот, кем он хотел быть.

Учитывая его желание, я так и назвал эту главу.

Олигарх1997–1999

Собеседники:

Анатолий Чубайс (продолжение разговора)

Владимир Григорьев (продолжение разговора)

Сергей Доренко (продолжение разговора)

Александр Гольдфарб (продолжение разговора)

Валентин Юмашев (продолжение разговора)

Александр Волошин

Михаил Фридман (продолжение разговора)

Демьян Кудрявцев

Станислав Белковский

Юрий Фельштинский

Хронология

1997 12 февраля – Аслан Масхадов избран президентом непризнанной Чеченской Республики Ичкерия.

26 марта – Владимир Путин назначен замруководителя администрации президента России (руководитель администрации – Валентин Юмашев).

25 июля – аукцион по “Связьинвесту”. На контроль за компанией претендует, с одной стороны, консорциум из структур Березовского, Гусинского и Фридмана и, с другой стороны, структуры, близкие к Владимиру Потанину. Стартовая цена – 1,2 миллиарда долларов. Потанин выигрывает аукцион, предложив 1,875 миллиарда против 1,71 миллиарда, предложенных другой стороной.

5 ноября – отставка Бориса Березовского с поста замсекретаря Совета безопасности.

12 ноября – начало “дела писателей”. В прессе появились сведения о получении Анатолием Чубайсом, Альфредом Кохом и их коллегами взятки под видом гонорара за якобы ненаписанную книгу о приватизации (книга вышла в издательстве “Вагриус” в 1999 г.). Считается, что уголовное дело было инспирировано по команде Бориса Березовского.

20 ноября – Анатолий Чубайс освобожден от должности министра финансов, но сохраняет должность вице-премьера. Борис Немцов освобожден от должности министра топлива и энергетики.

Декабрь – экономический кризис в Азиатско-Тихоокеанском регионе привел к резкому (на 35 процентов) падению цен на нефть.

1997 У Бориса Березовского и Елены Горбуновой родился сын Глеб – шестой ребенок Березовского.

1998 1 января – деноминация рубля. В течение всего года старые денежные знаки постепенно заменяются на новые в масштабе 1:1000.

23 марта – отставка Виктора Черномырдина с поста председателя правительства. Его сменяет 35-летний Сергей Кириенко. Неожиданность выдвижения его кандидатуры и молодой возраст премьера послужили поводом к тому, что это событие окрестили в прессе “киндер-сюрпризом”.

19 апреля – Борис Березовский назначен исполнительным секретарем СНГ.

25 мая – Владимир Путин назначен первым заместителем руководителя администрации президента России.

25 июля – Владимир Путин назначен директором ФСБ.

17 августа – дефолт России по долговым обязательствам ГКО.

23 августа – отставка Сергея Кириенко с поста председателя правительства. Исполняющим обязанности премьера становится Виктор Черномырдин, однако его кандидатура на этом посту не проходит утверждения Госдумой.

11 сентября – председателем правительства назначен Евгений Примаков.

19 ноября – создан блок “Отечество” под руководством Юрия Лужкова, впоследствии (21 августа 1999 г.) преобразованный в блок “Отечество – Вся Россия”, который возглавил Евгений Примаков.

1999 2 апреля – отставка Бориса Березовского с поста исполнительного секретаря СНГ.

12 мая – отставка Евгения Примакова. Председателем правительства РФ становится Сергей Степашин, бывший министр внутренних дел, ранее министр юстиции.

7 июля – сообщено о приобретении газеты “Коммерсантъ” иранцем Кия Джурабчианом. Месяц спустя Борис Березовский объявляет журналистскому коллективу, что фактически издание принадлежит ему.

7 августа – вторжение отрядов Шамиля Басаева в Дагестан. Этот день считается началом Второй чеченской войны.

9 августа – Владимир Путин назначен исполняющим обязанности председателя правительства России. В тот же день Борис Ельцин объявляет его своим преемником.

16 августа – Госдума утверждает назначение премьера.

Сентябрь – взрывы домов в Буйнакске, Москве и Волгодонске.

3–7 октября – учредительный съезд избирательного блока “Единство”.

24 ноября – Владимир Путин заявил, что поддержит на думских выборах блок “Единство”, возглавляемый Сергеем Шойгу.

19 декабря – выборы в Государственную думу третьего созыва. КПРФ получила 24 процента голосов, “Единство” – 23 процента, блок “Отечество – Вся Россия” – чуть больше 13 процентов голосов. 8,5 процента у СПС, чуть менее 6 процентов – у ЛДПР.

31 декабря – в новогоднем обращении Борис Ельцин неожиданно объявляет о своей отставке.

Анатолий Чубайс(продолжение разговора)

Банковские войны

А: Из-за чего вы поругались с Березовским в 1997 году? Давай сперва скажу, как я понимаю эту историю: вы поругались на том, что ты поменял правила. Раньше ты, раздавая собственность, был готов с кем-то договариваться. А затем была сделана попытка провести абсолютно честный конкурс. Березовский, который привык жить по другим правилам, в это не верил. Он увидел, что почему-то Чубайс раньше вел себя так, а с завтрашнего дня Чубайс решил вести себя по-другому. И началось подавление Чубайса.Ч: Да, примерно так. Суть картины простая: залоговые аукционы 1995 года были тактической жертвой ради того, чтобы не отдать власть Зюганову.А: Я знаю твою логику по поводу залоговых аукционов – что надо было побеждать коммунистов, и это было самое главное.Ч: Само решение по залоговым аукционам, конечно же, носило тактический характер. Правда, на том перекрестке, который был в России без преувеличения историческим. Я абсолютно убежден, что если бы в 1996 году победил Зюганов, эти выборы были бы последними в нашей новейшей истории, до следующих мы бы не дожили.А: Я, конечно, так не думаю.Ч: Я знаю, что ты за Зюганова, я в курсе. Я – против. У нас разные точки зрения по этому поводу.

Так вот, это не произошло благодаря тому, что власть вместе с бизнесом боролась с коммунистами. Я думаю, что без бизнеса у российской власти того времени не хватило бы ресурсов на победу. Я согласен с тем, что это было тактическое решение, но в тот момент решалась судьба страны.

А: В 1997-м ты уже не играл в эту игру?Ч: В 1997 году я считал, что хватит тактических уступок, нужно создавать прозрачные ясные правила, игра одинакова для всех. Я об этом раз 100 сказал и Березовскому, и Гусинскому, и они каждый раз меня слышали: “Да-да, да-да, да-да”. Я говорю: “Ребята, аукцион будет честный, по-настоящему, денежки готовьте”. – “Да-да, конечно-конечно”. – “Ребята, я всерьез говорю”. – “Да, конечно”. Это “конечно-конечно” повторялось много раз, пока где-то за неделю до аукциона они вдруг не осознали: механизм построен так, что даже если я захочу на него повлиять, я не смогу этого сделать. А я еще и не захочу, абсолютно точно.

Тогда была предпринята последняя попытка: ко мне приехал Березовский с некоторыми другими товарищами с предложением, чтобы я позволил им договориться об аукционе по “Связьинвесту”, а взамен тогда на следующий аукцион мы выставим РАО “ЕЭС”, его купит Потанин, и все будет прекрасно. На что я сказал: “Нет, ребята, так не получится”.

А: Они сделали такое предложение, да?Ч: Я уехал на неделю отдыхать во Францию, они приехали ко мне все вместе с этим предложением. Я сказал: “Нет, так не получится”. На это Борис мне сказал, что они забирают “Связьинвест”: “А если вы уж так хотите честный аукцион, то после этого вы начнете честный аукцион”.А: “Почему вы начинаете с нас?” Вполне естественный вопрос.Ч: Да, вполне естественный, просто ответ на этот вопрос один: “Пошел вон! Будем действовать так, и точка”. Я бы и сегодня действовал точно так же, хотя есть серьезные люди, которые считают, что это было неправильно.А: Проведя аукцион честно, тактически в тот момент вы проиграли: вас выгнали из правительства.Ч: Я считаю, что там была ничья, потому что мы выгнали Березовского из Совета безопасности. Но, конечно, это не было нашей главной победой. Более важной победой я считаю то, что мы не отступили, не дали им отменить результаты аукциона. Страна получила 1 миллиард 750 миллионов долларов[132].А: Всего на 100 миллионов больше, чем они предлагали. Разница была в 100 миллионов.Ч: Да, возможно, но ты сравни со стартовой ценой. Петь, есть очень простой способ определения честности аукциона: сопоставление стартовой цены и конечной цены.А: Мы с самого начала понимали масштаб цифр. Если ты помнишь, мы тоже в этом участвовали, просто “Альфа” не участвовала в беготне по поводу конкурса. Вообще-то предполагалось, что управлять системой будем мы, потому что с точки зрения управления бизнесом у Бориса с Володей[133] было не очень. Там было три партнера: “Альфа”, Гусинский и Березовский. Мы говорили: “Готовы дать деньги и управлять процессом, а цена должна быть честная”. Они побегали по цене, и из каких-то соображений было решено, что честная цена – 1 миллиард 600 приблизительно. После чего они пошли к Потанину договариваться и якобы его уговорили, что мы выиграем аукцион. Потанин сказал: “Хорошо, надо сделать честно. Цифра должна быть серьезная, чтобы у Анатолия Борисовича не было никаких замечаний, поэтому дайте 1 миллион 650, а я дам на 100 миллионов меньше. Вы выиграете, все нормально”. И разошлись. Мы дали 1 миллион 650, Потанин дал 1 миллион 750 (я могу слегка путаться в цифрах). Вот вся история.

Они, конечно, придумали теорию заговора, что Потанин договорился с Чубайсом. Если ты помнишь, в мэрии Москвы был вечер, когда Березовский и Гусинский устроили большое выяснение всей этой истории.

Ч: Во-первых, я с этим не спорю. Во-вторых, договоренности между вами – это договоренности между вами, которым я ни препятствовать, ни способствовать никак не мог.А: Вообще говоря, сговор с Потаниным – это тоже, конечно, сговор. Если два участника аукциона договариваются, это уголовное преступление.Ч: Ну так зачем вы его совершали? Давай всерьез: есть то, что правительство может сделать, и есть то, чего оно не может сделать. В тех реалиях и в тех условиях правительство могло создать самые жесткие условия, сориентированные на реальную, настоящую, живую конкуренцию. Ты можешь верить, можешь не верить, но я до момента объявления результатов не имел понятия, кто победит. Я не мог этого знать просто технологически. Вы обвиняете Потанина, я уж не знаю, согласится ли он с этим. Были какие-то взаимные претензии, но это то, что я в не состоянии был контролировать. Мы задали честные условия, заранее сказав о том, что будет так. Произошел ваш трагический проигрыш – в большей степени проигрыш Березовского. Кстати говоря, единственным человеком, который по-настоящему, по-мужски достойно отреагировал на это, был Михаил Маратович Фридман, который сказал: “Проиграли – ну значит проиграли”.А: Но при этом он еще и высказал Потанину все, что думает о нем, если помнишь.Ч: Допускаю. Но вы, по-моему, единственные не принимали участие в последующем.А: Мы и не могли принимать, у нас не было инструментов.Ч: Борис Абрамович, собственно, консолидировал всех, начиная от Ходорковского, кончая Виноградовым.А: Ходорковский тоже участвовал?Ч: Конечно. Береза[134] действовал очень грамотно. Борис Абрамович собрал и консолидировал всех против “преступного сообщества Чубайса и Потанина”. При этом он сделал так, что никто не мог выступить против, а некоторые вносили свои ресурсы, я это знаю достоверно. На этот момент я оказался в ситуации, когда мало того, что я враг номер один для коммунистов и враг номер один для спецслужб, я еще и оказался враг номер один для лидеров российского бизнеса. А это все-таки перебор некоторый. После чего состоялась первая банковская война, в результате которой меня и Борю Немцова выгнали из министров. Но мы остались вице-премьерами, а в ответ выгнали Березовского из замсекретарей Совета безопасности.А: Напомни, что такое “банковская война”? Что это было?Ч: Всё, начиная от “дела писателей” и кончая уголовными делами против меня, против Коха, против моих людей. Включая ежедневные передачи Доренко, плюс “Эхо Москвы” Гусинского, плюс все журналы, я уж не помню, какие тогда были основные. Короче говоря, все средства массовой информации эту тему держали главной в течение многих месяцев.А: Ты переживал это эмоционально или тебе было все равно? Или ты считаешь, что это нормальная борьба?Ч: Нет, ну конечно, это был тяжелый период, я был на волосок от посадки. Когда тебя вместе сажают вице-премьер по силовикам и бизнес, и еще телевидение подкрепляет, – это такая неприятная ситуация.А: Без президента нельзя было посадить.Ч: Не очевидно. Там не только обо мне шла речь, речь шла обо всей команде. Драка была тяжелая – пожалуй, одна из самых тяжелых, через какие мне пришлось пройти. Повторяю еще раз: я считаю, что мы в итоге сыграли вничью. Выиграть мы не смогли. Но война не была полностью проигранной.

“Асимметричный ответ”

А: Ты когда-нибудь разговаривал с Борисом Николаевичем о Березовском? Когда вы хотели убрать его из Совета безопасности, надо же было аргументировать решение?Ч: Да-да. Решение, которое некоторые наши друзья потом назвали “глубочайшей ошибкой”. Мы подготовили указ об увольнении, пошли к Борису Николаевичу.А: “Мы” – это кто?Ч: Мы с Борей Немцовым. А Валя Юмашев считал, что это страшная ошибка.А: Какие аргументы у вас были?Ч: Сейчас попробую воспроизвести. Очевидно, что он использует эту должность для своих деловых и политических интересов. Я уж не помню, говорили ли мы тогда про израильское гражданство. По всем законам страны это нарушение всего. Кроме того, было понятно, что Березовский с этой позиции и нас атакует, используя служебное положение. Аргументов было более чем достаточно.А: Интересно, как у Березовского складывались отношения со спецслужбами? Он по типу, по биографии, по всей своей эстетике не должен был нравиться спецслужбистам. Как он там, в Совете безопасности, существовал?Ч: Ну, во-первых, он покупал их в гигантских объемах – и ФСБ, и МВД, и прокуратуру. Во-вторых, кому-то он наверняка по-человечески помогал. А для многих это ценно.А: Все равно его поддерживали в общем.Ч: Когда нас атаковали, нас атаковал Борис Абрамович Березовский вместе со спецслужбами, которые делали все в полном объеме, начиная от слежки, обысков и прослушивания телефонов.

Одно из уголовных дел против Березовского – это дело компании Forus, которая аэрофлотские деньги переводила в Швейцарию. По нему в итоге, если я правильно помню, приговор был в 2000-х годах[135]. Вообще говоря, все эти данные были у меня в руках. Я лично эти данные передавал уважаемой Генпрокуратуре: “Ребята, разберитесь. Мне кажется, что здесь есть нарушения”. – “Анатолий Борисович, докладываем: все в порядке, все по закону”. Через 10 лет выясняется, что все наоборот. Вот тебе и спецслужба.

Но я думаю, что там все равно было какое-то глубинное противостояние, глубинная ненависть к Березовскому. Он, конечно же, воспринимался ими как чужой. Они прекрасно понимали, что они для него инструмент, и никакой близости там не было и быть не могло.

А: Когда вы пошли к Борису Николаевичу с указом – он особенно не спорил?Ч: Мы изложили все аргументы, которые у нас были. Он их слушал, слушал, слушал. По-моему, он не сказал ни одного слова – взял указ, подписал и отдал. Все.А: Юмашев сильно не заступался?Ч: Юмашев считал, что это страшная ошибка, что этого делать нельзя. Но он считал, что наше право – поставить вопрос, а право президента – его решать. В этом смысле он очень корректно действовал.

Что касается наших отношений с Борисом Абрамовичем Березовским, то дальше они развивались довольно забавно.

А: Ты с ним после этого разговаривал или нет?Ч: Какое-то время нет. Но когда драка закончилась, я для себя решил, что вот она закончилась. Я, вообще-то говоря, собирался уходить из правительства еще после выборов, в 1996 году летом. Собирался идти в бизнес, создал команду.А: Да, я помню, ты был у нас в банке, и мы это обсуждали.Ч: Обсуждали наш бизнес-проект, который мне очень нравился и сейчас нравится. У меня была идея антикризисного менеджмента на производственных предприятиях. Поскольку денег-то не было, была идея приходить на ваши бизнесы, требующие реструктуризации и выведения на доходность. Предполагалось наше участие в долях от стоимости бизнеса после того, как ты его вывел на доходность. Вот суть идеи. Эти блестящие идеи рассыпались после назначения меня в администрацию президента.

Администрация, потом драка с Березовским, потом правительство. И после этого я наконец понял, что драка завершена и можно наконец уходить.

Я очень хотел идти в реальный бизнес. Тогда появилась идея под названием “РАО “ЕЭС”[136]. С конца 1997-го – начала 1998 года я стал готовиться к переходу. В какой-то момент раздается звонок, звонит Березовский Борис Абрамович: “Здрасьте, Анатолий Борисович”. – “Здрасьте, Борис Абрамович”. – “Как давненько мы с вами не общались. Мне нужно подъехать, переговорить”. Я говорю: “Да, пожалуйста, приезжайте, поговорим”. – “Анатолий Борисович, вы запланировали в РАО “ЕЭС” переходить, я слышал?” Я говорю: “Вы отлично информированы, как всегда. Да, действительно, такой план есть”. – “Я хотел вам сказать, что это неправильно”. – “Почему?” – “Этого не надо делать, потому что, если вы переходите в РАО “ЕЭС”, это искажает баланс сил…”

А: В твою пользу.Ч: Да. В общем, какая-то концепция, как всегда, очень объективная, почему этого делать не надо. На что я ему говорю: “Борис Абрамович, а может, вы мне тогда списочек дадите, чего мне нельзя делать, чтоб я понимал, а то я вдруг по ошибке куда-то не туда вступлю?” – “Ну вот, вы всегда драматизируете, я же хотел по-хорошему”. Я говорю: “Борис Абрамович, по-хорошему не получится. Я в состоянии принять решение о том, где я хочу работать, где я не хочу работать. Я вам не рассказываю, где вам работать. Считаю это решение абсолютно корректным, не говоря уже о том, что компания государственная”. – “Ну, Анатолий Борисович, ну вы же умный человек, – последние слова я хорошо запомнил, – вы же прекрасно понимаете, что мы вас уничтожим”. Я говорю: “Ну хорошо. До свидания”.

Началась следующая волна достаточно серьезного мочилова, месяца полтора-два. И вдруг в какой-то момент оно прекратилось. Это уже февраль или март 1998 года. Я просто испытывал какой-то ужас. Я готовил очередное собрание акционеров, голосование и понимал, что сейчас Березовский должен перекрыть мне путь. Я пытаюсь объехать – и вдруг убеждаюсь, что он этого не сделал. Почему не сделал? Что такое? Следующего шага ожидаю от него – он опять его не делает.

Тут я понимаю, что он явно задумал нечто совсем ударное, что меня уничтожит до конца: РАО “ЕЭС” закроют, перейдут на солнечную энергию – в общем, что-то должно произойти эпохальное.

Последние недельки три-четыре перед назначением я работаю в режиме, когда Березовский уже совсем не сопротивляется. Происходит назначение. Через пару дней включаю телевизор: Борис Абрамович Березовский назначен секретарем СНГ.

Через две минуты после телевизионного сообщения – звонок. Я говорю: “Здрасьте, Борис Абрамович”. Он: “Сильный асимметричный ответ я вам придумал!”

А: Понятно…Ч: Он воспринимал это как продолжение противостояния и в этой логике действовал, что, на мой взгляд, было по существу неправильно. Реакция неадекватная.А: Болезненная какая-то у Березовского конструкция.Ч: Это подтверждает, что для него игра была важнее, чем суть.А: В середине 90-х Борис говорил о “семибанкирщине” – о том, что семь бизнесменов якобы управляют страной. Это был миф, придуманный им самим?Ч: Конечно же, объем власти у Березовского лично и у сообщества крупнейших бизнес-лидеров был колоссальный и избыточный. Это первое. Второе: конечно, неправильно считать, что они управляли страной.А: Какая у них была власть? Что они могли?Ч: Ну, скажем, ключевые кадровые решения правительства – по крайней мере при Черномырдине – часто проходили через особняк ЛогоВАЗа, что в моем понимании было безумием. Близость Бориса Абрамовича с целым рядом ключевых руководителей правительства была беспредельной.А: Например?Ч: Хорошо известен целый список людей, вплоть до вице-премьера и министра внутренних дел Анатолия Куликова.А: Я про Куликова не знал.Ч: А вот я очень хорошо знал. Особенно в то время, когда Куликов вместе с Березовским делал уголовное дело против меня. Я заседал в своем кабинете, готовя решение по пошлинам во взаимоотношениях с Украиной и тому подобное, а в кабинете напротив каждое утро с девяти заседали Куликов с Березовским и решали, какие материалы вчерашних обысков пойдут вечером в телевизионный эфир к Доренко, а какие будут дальше накапливаться.А: Это было после “дела писателей”?Ч: Это было на пике нашей драки, во время “дела писателей”. К сожалению, примеров таких масса, и они касаются не только меня.А: Можно сказать, что ты был один из немногих, кто в правительстве этому сопротивлялся.Ч: Нет, сопротивлялись многие. Но именно мы вместе с Борисом Немцовым начали не просто первое системное противостояние, а, по сути, процесс отторжения олигархов от власти.А: Тебе не кажется, что до сегодняшнего дня сохраняется совершенно беспрецедентная связь бизнеса и власти, которая, на мой взгляд, является фундаментальным, если не главным препятствием нормального экономического развития?Ч: Ты хочешь сказать, что именно залоговые аукционы и положили начало этой ситуации со сверхконцентрацией бизнеса и сверхконцентрацией влияния бизнеса на власть? Насчет сверхконцентрации бизнеса – соглашаюсь. Действительно, объем крупного капитала у нас в стране явно избыточен. Честно говоря, для меня это скорее свидетельство обратного: существуют какие-то системные причины. Если фамилии меняются, имена меняются, а явление воспроизводится – значит, есть что-то глубинное.А: Это из-за отношения элиты к тому, что можно, а чего нельзя.Ч: Можно и с точки зрения этики это трактовать. А можно исходя из принципа политической системы, которая действует в стране.А: Это связанные вещи.Ч: Да, конечно, – но разные. С чем я не соглашусь, так это с тем, что сегодняшний бизнес имеет какое-то беспрецедентное влияние на власть.А: Прямого влияния на фундаментальную политическую власть бизнес сегодня не имеет, это правда.Ч: Кстати говоря, начатая нами в 1997 году драка была на следующем этапе продолжена Владимиром Владимировичем Путиным с известными острыми решениями. Мы ее не смогли выиграть, у нас не хватило ресурса. Он ее выиграл.

Стало понятно, что уже всё

А: Расскажи историю про кризис 17 августа 1998 года и про реакцию Бориса. Как все происходило, помнишь? Борис же и меня вызвал в этот момент в Москву. Как там все развивалось?Ч: Ну, я не очень-то вижу его роль. Там был момент, когда бизнес-сообщество попросило меня отложить все дела и стать спецпредставителем президента в переговорах с МВФ.А: Если помнишь, он тебя всячески поддерживал, и именно он предложил сделать тебя переговорщиком с международными финансовыми организациями.Ч: Тогда была смешная сцена. В июне 1998 года меня позвали в ЛогоВАЗ.А: Я и несколько других бизнесменов там были с самого начала. Говорили о том, что кризис надвигается, решали, что делать. Березовский сказал, что надо пригласить Чубайса.Ч: Да-да, потом меня позвали, Миша Фридман сыграл Happy Birthday – это был день моего рождения, 16 июня. После этого ко мне обратился Березовский – с просьбой, чтобы я отложил РАО “ЕЭС” и взялся за переговоры. Охеревший Бадри Патаркацишвили, как сейчас помню, отвернувшись в сторону, говорит: “Надо же было год его мочить всеми способами, чтобы через год прийти и попросить его заниматься спасением от кризиса”.А: То есть Борис в тебя верил?Ч: Да, он был абсолютно прагматичен, если видел, что цели сближаются.

Это было в середине июня, у меня все горело в РАО “ЕЭС”, но, с другой стороны, я внутренне был согласен, потому что нужно было любым способом пробить этот пакет – 24 миллиарда. Ситуация была тяжелая: Дума в противостоянии, план реформ Кириенко через Думу не прошел, коммунисты заблокировали. Но нужно было все равно добиться какого-то плана, нужно было консолидировать Минфин, Минэк, Центральный банк, а потом Мировой банк, Международный валютный фонд. Нужно было сломать все их процедуры – потому что они не могут принимать решения в такие сроки – и в итоге выйти на принятие решения с политической компонентой.

А: Они в итоге дали 4 миллиарда долларов или сколько?Ч: Они подписались под 24 миллиардами долларов, полный комплект. И это само по себе было, конечно, удачей. Честно говоря, вот тут-то я и допустил главную ошибку. Я подумал: “Ну всё, пробили”. Так бывает, когда драка тяжелая, задача кажется нереализуемой, ты все-таки в итоге это сделал – и хочется выдохнуть. Я решил выдохнуть, и я взял отпуск и поехал в Ирландию, на машине. На четвертый или пятый день – это, наверное, 10–11 августа – звонок. Звонит Стэнли Фишер, замглавы МВФ: “Как дела?” Я говорю: “Я в отпуске”. – “А вы не в курсе, что происходит? Вы знаете, мне кажется, что все очень плохо”. Я говорю: “Что такое?” – “Ну вот рынки, капитализация, ГКО, цифры. Я считаю, что совсем плохо и вам нужно включаться”.

Шэннон, самолет, срочно назад. Прилетел, наверное, 15–16 августа. В общем, стало понятно, что уже всё.

А: Объясни, пожалуйста. Ну, было ясно, что все это катится, доходность ГКО перевалила за 60 процентов…Ч: Ну что-то такое, да. Был вопрос: переломит ли рынок кредит в 24 миллиарда или не переломит. Поверит рынок в то, что правительство способно рассчитаться, или не поверит? Ответ на этот вопрос не знал никто, но нам казалось, что 24 миллиарда – это же по тем временам деньги совсем большие, я в жизни таких займов не получал.А: А успели получить только 4, правильно я понимаю?Ч: Да. Они ничего не нарушили, оно же и не должно было переводиться одной суммой. Там сложная была конструкция, но как она была прописана, так они и реализовали. Расчет был, конечно, на психологический эффект: в России есть 24 миллиарда, значит, пытаться атаковать бюджет бессмысленно, она все равно защитится. Но не смогла.

Березовского в это время я как-то не особенно и видел. Я даже не помню, встречался ли я с ним в те трое суток, когда мы сидели и готовили документы.

А: На самом деле это ты, Егор[137] и Кириенко, наверное, все эти решения готовили.Ч: Да-да. И Центральный банк, Дубинин.А: В каком качестве ты участвовал в выборах 1999 года против Лужкова и Примакова?Ч: Я был в картинке, только в узкой части, которая называлась СПС. Мы пошли на выборы и с Березовским никак особо не взаимодействовали.А: По общему мнению, Березовский сыграл ключевую роль в парламентских выборах 1999 года, в создании антилужковского блока.Ч: Я тоже слышал, что историю про берцовую кость Примакова[138] придумал Борис Абрамович.А: Это придумал Доренко.Ч: Да, через Доренко это было реализовано, и я тоже слышал об этом, но я не участник событий, поэтому не готов рассказывать.

Владимир Григорьев