(продолжение разговора)
Огонь в пузе
П:
У меня с Березовским был очень интересный разговор. Как раз когда он мне предлагал программу, он спросил: “Владимир Владимирович, а сколько бы вы хотели бы иметь денег?” Я говорю: “Вообще?” – “Да, вообще”. – “Ну, миллионов 10”. Он говорит: “Это вам только кажется”. Я говорю: “Борис Абрамович, меня не интересуют яхты, личные самолеты. Мне кажется, что 10 миллионов хватит”. Он говорит: “Когда у вас будет 10, вы захотите 100”. Я говорю: “Да нет, не захочу”. Он говорит: “В таком случае у вас и 10 не будет”. И, может быть, он был прав.А:
В этом он абсолютно прав. Для того, чтобы заработать 10, надо думать о 100, это правда.П:
Вот еще что я заметил: его не любили другие, будем их называть “бывшие олигархи”. Я ни одного не встречал, кто бы о нем сказал хорошо. Это странная вещь. Они, может быть, его лучше знали с деловой точки зрения. Я его с этой точки зрения вообще не знал, если не считать моего фиаско с циклом телепрограмм.Мне кажется, что Березовский в какой-то момент уже счел себя в большей степени политическим деятелем, чем бизнесменом.
А:
Как вы считаете, Березовский был демократом?П:
Нет, конечно. Я вам расскажу: у меня было замечательное интервью с Ельциным, которое запретили. Это когда он баллотировался в президиум Верховного Совета Российской Федерации.А:
В 1989 году?П:
Да[236]. Баллотировались Николай Иванович Рыжков (председатель Совмина), директор ЗИЛа и Борис Николаевич. Мне было предложено взять у него интервью. Я поехал на Новый Арбат. Он вышел – розовощекий, яркие голубые глаза, серебристые волосы, костюм как будто на нем сшит. Замечательно. Я ему: “Борис Николаевич, у меня полчаса, я вас очень прошу отвечать коротко. Скажите, вы демократ?” Он говорит: “Нет, конечно. Вы же знаете, в какой стране я родился и вырос, членом какой партии я был. Как я могу быть демократом? Может быть, общаясь с людьми демократическими, я чему-то обучусь, но я, конечно, не демократ”. Это, во-первых, был очень умный ответ и, во-вторых, очень откровенный и справедливый. Я всегда говорю: “Послушайте, если у вас не было никогда демократического опыта, если вы это не кушали, то как вы можете быть демократом? Вам может нравиться идея. Но внутренне-то вы не демократ”.Поэтому, конечно, Березовский не был демократом. И вообще, я думаю, что люди, возглавляющие крупные финансовые компании, конечно, не демократы.
А:
Это неправда. Я могу сказать честно, что в “Альфе” есть гигантское делегирование полномочий и вполне демократический режим. С очень четким разделением ролей и, конечно, с безусловным лидерством. У Ельцина в общем тоже были правила, но внутренне, мне кажется, он был человеком достаточно демократичным. Ельцин совершенно не был хамом. Никогда не ругался матом, даже несмотря на свой образ жизни и не всегда абсолютную трезвость. У Ельцина было уважение к человеку.П:
Я вам скажу более. Когда это интервью было завершено и сдано, его запретили. Через два дня звонит телефон: “Алло, Владимир Владимирович?” – “Да”. – “Это Ельцин”. – “Да, Борис Николаевич”. – “Наше с вами интервью украли и показали в Свердловске и в Ленинграде. У вас не будет неприятностей?”Понимаете, да? Я ему говорю: “Да нет, Борис Николаевич, не я же украл”. – “Владимир Владимирович, если что, вы мне, пожалуйста, позвоните”.
А:
Вот это на самом деле основа демократического сознания – уважение к другому человеку. У Ельцина это, безусловно, было. У Березовского – в значительно меньшей степени.П:
Конечно. Нельзя даже сравнивать. Даже у Горбачева меньше.А:
А были какие-то вещи, которые вас поразили в Березовском? Эпизоды, которые вам запомнились?П:
Однажды у нас с ним возник спор о том, бывали ли до Кеннеди ирландцы и католики президентами Соединенных Штатов Америки. И я сказал, что не бывали, что Кеннеди был первым. Я был прав только отчасти – по поводу католиков. Мы поспорили. Через несколько дней я получаю по электронной почте список ирландцев, которые были президентами Соединенных Штатов. То есть ему надо было все-таки доказать свою правоту.А:
Конечно, конечно…П:
И еще: жажда жизни. Хотя бы посмотрите на то, как человек ел. Вы знаете, я ем очень быстро. Моя мама, французская буржуазная дама, всегда говорила: “Я тебя прошу, когда ты бываешь в гостях, не начинай есть, пока все почти не закончили. Тогда ты закончишь со всеми вместе и все будет нормально”. Но Боря ел быстрее меня. Это вечный огонь какой-то. По-английски есть такое выражение: fire in the belly – огонь в пузе. Вот у него горел этот огонь, совершенно очевидно.Борис был человеком необыкновенно ярким, очень интересующимся. Если я говорил, что прочитал такую-то книгу и она замечательная, – он говорил: “Ну-ка, запишите, как называется эта книга”. И он потом ее читал. В нем это было. Он был, конечно, как мне кажется, поверхностным человеком. Не мыслитель, но такой быстрый ум. Думаю, совершенно лишенный совести, такое у меня было ощущение. Лишенный сострадания, когда речь шла о бизнесе. И, как мне представляется, пришедший к выводу, что он действует безошибочно и все понимает лучше всех.
А:
Да, у Бориса была твердая уверенность в этом.П:
И кстати говоря, в этом причина того, что произошло потом на суде, который он проиграл, что, по-видимому, все-таки и привело к его смерти. При его абсолютной убежденности, что английское правосудие – настолько великое и правильное, что он не может проиграть, – он все сделал сам для того, чтобы проиграть. Он все сделал сам. Вплоть до того, что хотел обязательно сам говорить по-английски. Хотя ему говорили: “Да, ты хорошо говоришь, но не в этой ситуации”. Нет! Когда он обратился к этой даме, судье: “Такая опытная женщина, как вы…” – все, это был конец.“Наконец-то вы поняли!”
А:
Вы говорите о Березовском с большой симпатией на самом деле.П:
Так он у меня и вызывал симпатию, несмотря на то, что он меня чуть не погубил.А:
А такое качество, как отсутствие совести, для вас не является абсолютным тормозом, который делает симпатию невозможной?П:
Вы знаете… если бы он был предателем – да. С другой стороны, как я понимаю, в бизнесе совершенно другие отношения, и, наверное, я поэтому не преуспел в этой сфере. Он, в конце концов, ничем мне не был обязан. Я и сейчас считаю, что это было нехорошо с его стороны, но это не отменяет того, что он мне был симпатичен. Более того: его смерть не то что меня огорчила, но мне стало его жаль. Так не должен был кончить такой человек, как Березовский. Это неправильно. Я-то считаю, что он покончил с собой.А:
Я тоже так считаю.П:
Вот. А чтобы Борис покончил с собой, это же должно быть такое крушение всего… И хотя я уверен, что многие от него пострадали, все равно мне его жаль.А:
Что бы вы еще хотели сказать про Борю и его время?П:
Пожалуй, вот что: как я сожалею о его смерти, так я сожалею и о том времени.А:
О чем бы вы с ним сейчас говорили, если бы он остался жив? Когда яркий человек уходит, всегда есть ощущение недоговоренности.П:
Я бы наорал на него, наверное. “Наконец-то вы поняли!” Мы же были с ним на “вы”, кстати. Он не “тыкал”, этого в нем не было.Владимир Воронов(продолжение разговора)
Системная ошибка
А:
Какие главные изменения ты увидел в Борисе, когда он приехал в Англию?В:
Прежде всего, приехав в Англию, первые годы он все время жил Россией. Он до конца жил Россией, но степень этого постепенно снижалась. Это очень характерно для людей, которые занимали какие-то позиции, имели деньги, имели возможности себя реализовать, потом достаточно резко передвигались из России – по разным негативным обстоятельствам. Первые годы эти люди живут Россией. Они заходят с утра в интернет, смотрят ленту. Разговаривают о российских делах. И Борис совершенно так же. Он твердо считал, что Россия как государство идет по неправильному пути, что исторический выбор России должен быть другой.А:
Он считал себя ответственным за то, что активно участвовал в выборе этого пути?В:
Это, конечно, один из диалогов, которые мы с ним вели неоднократно.А:
И?В:
Я тебе скажу так: его мнение трансформировалось. В начале он не так сильно считал себя ответственным.А:
И виноватым.В:
И виноватым, да. Но постепенно все больше и больше.А:
Что Борис на эту тему говорил? По поводу собственной ответственности?В:
Я не очень хотел бы переходить на личности крупных политиков.А:
Ну, в выборе Путина он на самом деле активного участия не принимал. Это уже была не его игра, это уже были Таня, Валя, Рома, Волошин.В:
Но это была не четверка, это была пятерка все-таки.А:
Он считал, что это была ошибка и в совершении этой ошибки он участвовал.В:
Он сначала не считал, что это была ошибка, но постепенно пришел к выводу – Борис любил это выражение, оно как бы все объясняло, – что это была “системная ошибка”. Не личностная, а системная. Но он не сразу пришел к этому, далеко не сразу. Он все время защищался от аргументов и обвинений, и защищался вот чем: “А какой выбор?” Альтернативный вариант был единственный: Примаков— Лужков.А:
Угу.В:
Мы стояли перед абсолютно диким выбором. Но постепенно взгляды Бориса трансформировались. И да, он стал считать, что несет определенную ответственность за бурные 90-е, лихие 90-е.А:
Когда я знал его, было трудно себе представить, чтобы у Бориса было сильное чувство вины по какому-то поводу. Он прошлое вообще забывал довольно быстро. Может быть, так, по мелочи, но чувствовать себя глобально виноватым он не мог. Знаешь, есть люди, которые занимаются самоедством, – это было совершенно не про него.В:
Нет, абсолютно не про него. Но вообще, честно говоря, Петь, я не считаю, что он прямо во всем абсолютно виноват. И он сам себя таковым не считал.“Меня никто не знает”
А:
Я так понимаю, что когда Березовский переехал в Англию, вы стали еще больше общаться?В:
Да, мы стали больше общаться просто по географическому признаку, потому что жили в одном городе. Он не уставал подчеркивать, что именно я его соблазнил Лондоном и за 1990-е годы убедил его, что именно Лондон – это место, где классно жить.А:
Все считают, что Борис выбирал между Парижем и Лондоном, и ты его уговорил именно на Лондон.В:
Да, так и было.А:
Почему?В:
Я Париж очень люблю, но Лондон – это центр Европы уж точно и центр мира в каком-то смысле. Там все сконцентрировано: экономика, финансы, традиции, история, культура мощнейшая. В подтверждение своих слов я говорил ему: “Ну, Боря, возьми любой день, открой журнал Time Оut – я тебе даю гарантию, что в этот день где-то в Лондоне выступают пять-шесть звезд мировой величины в разных областях – рок, опера, балет, театр, какая-нибудь лекция”. Это всегда оказывалось правдой.А:
А он ходил?В:
Ходил, да. Ну, понятно, что он был небедный, поэтому, если ему надо было пойти в Ковент-Гарден и он решил только утром последовать моему совету, а там, конечно, полный аншлаг – он покупал за три цены прекрасные билеты, и мы шли. И на симфоническую музыку ходил, не очень часто, но ходил. И на джаз. Он вообще был культурным человеком, просто не был в культурно-информационном потоке, поэтому ему надо было посоветовать. Я часто это делал.А:
Да, он вникал, но глубоко ни одно направление искусства не знал.В:
Глубоко не знал, пожалуй, но в целом ему было очень в кайф. И потом он рассказывал, делился эмоциями очень активно.А:
Борис всегда очень любил рассказывать. Когда что-то его задевало, он это тут же на тебя выплескивал.В:
Звонил иногда. Среди ночи редко, но тоже бывало. Обсуждал какие-то вещи и даже не столько обсуждал, а именно, как ты правильно сказал, выплескивал.А:
Когда ты его уговаривал жить в Лондоне, было ощущение, что это навсегда или на короткое время? Когда я с ним встречался в начале 2000-х, когда приезжал в Лондон, он мне всегда рассказывал, что еще год-два, и он вернется. Какое было у тебя ощущение с самого начала – вернется или не вернется?В:
Петя, я хочу немножко сделать шаг в сторону. Борис мне говорил несколько раз в довольно откровенных беседах: “А вот ты понимаешь, что меня по-настоящему никто не знает?” И он так смотрел на меня и произносил это – может быть, всего было два-три раза – достаточно глубоко. Поэтому – да, в течение 2000-х у него был повторяющийся рефрен: “Сейчас вот-вот в России все изменится, будет реальная смена власти”. Ему говорили, что это заблуждение, нет предпосылок для таких выводов, наоборот, ситуация стабилизируется. Но он говорил: “Нет-нет, вы не понимаете, какие процессы происходят, сейчас будет реальный взрыв”. Но я не зря начал с того, с чего я начал: не исключаю, что внутри себя, никому об этом не говоря, он в это не верил.А:
Как ты считаешь, когда Борис так смотрел и говорил: “Ты меня не знаешь, и никто меня не знает” – о чем он думал? Когда человек так говорит, он какие-то свои свойства имеет в виду. Что он имел в виду, способность на какие поступки?В:
Петя, я не знаю… Я не знаю… Может быть, он хотел этим сказать, что за всем существует какой-то тонкий слой, очень интимный, который абсолютно недоступен для других. Не было ощущения, что он имел в виду: “Я умнее, тоньше и глубже, чем вы все думаете”. Нет. Но что он имел в виду, не могу тебе сказать.Тяжелый период
А:
Ты считаешь, в Лондоне Борис стал лучше понимать Запад?В:
Он продвинулся сильно.А:
А вообще, какое место в его мире занимал Запад? Одна из версий, когда мы обсуждали самоубийство Бориса, состояла в том, что Запад его не принял. Это было такое крушение мира. Английский суд во многом у него ассоциировался с Западом. И быть отвергнутым институцией, которую ты больше всего на свете уважаешь, для него оказалось большой трагедией. Запад для него в какой-то момент стал олицетворением добра, а английский суд – олицетворением Запада.В:
В целом эта формулировка соответствует действительности. Он, конечно, сильно продвинулся в понимании западного менталитета. Но он не вышел до конца на полное понимание, как Запад вообще устроен и как Великобритания, в частности, устроена.А:
Одна из причин успеха Березовского в России в том, что он глубоко понимал механизмы, которые управляют нашей жизнью здесь. Он их просто чувствовал на кончиках пальцев. Есть правила, которые написаны, есть правила, которые не написаны. И вот систему писаных и неписаных правил в СССР, а потом в России, он понимал фантастически четко, да?В:
Вот как ты сейчас сформулировал – ничего не прибавишь. Так оно и есть. И конечно, повторяю, Запад ему нравился. Ему очень нравился Лондон, Великобритания. Он как-то полюбил эти традиции, полюбил английский характер, отношения такие – то, что называют reserved – не слишком теплые. Он вникал и говорил об этом. Но я считаю, что Борис не вышел на полное понимание. И, к сожалению, суд это ярчайшим и трагическим образом показал.А:
Для него это было полное крушение. Раньше все суды он выигрывал: он выиграл у нас, он выиграл экстрадицию…В:
Он выиграл у Forbes!А:
Он выигрывал совершенно все, пока не проиграл самый главный суд в своей жизни. Это большая трагедия. Он сразу потом изменился, как я понимаю. У него была большая ломка, правильно?В:
Он стал другим человеком после 31 августа. Это был самый большой удар в его жизни, безусловно. И вопрос – это очень важно понимать – не в деньгах или как минимум не только в деньгах. Деньги, конечно, были для него важны…А:
Деньги, может, ему были и не нужны, но он очень любил роскошь, и в последние годы, конечно, ему это было необходимо – широко и красиво жить.В:
Он любил хорошо, красиво, комфортно жить, делать массу подарков и так далее, да. Он стал достаточно состоятельным человеком уже в начале 90-х, поэтому можно было привыкнуть. Но, конечно, его абсолютно убили моральные характеристики, личностные характеристики, которые пренебрежительным тоном – и я сейчас говорю не про устный тон, а про тон написанного – дала ему судья. То есть морально она его просто, пользуясь русским выражением, опустила.А:
Непонятно, зачем это было делать… Это ведь нетипично для британского суда?В:
Это нетипично. Это был, Петя, чистый факультатив. Это ее прерогатива – сказать что-нибудь от себя или вообще ничего не говорить. Вынесли решение, закрыли заседание, bye-bye. Нет, она решила сказать по полной программе. Это, я уверен, оттого, что он ей просто дико не понравился как личность.А:
Чем, ты считаешь, он не понравился?В:
Она же продукт своего общества. В течение всех этих последних 20–25 лет она тоже читала газеты.А:
Ну, про Абрамовича там тоже ничего хорошего не пишут.В:
Начиная с 2003 года пишут в основном только хорошее, не скажи. А Борис там мифологизирован. Он мифологизирован во всем мире, мне кажется, в Тимбукту поедешь, и там тоже слышишь миф про Березовского. Град пошел в Северной Африке – виноват Березовский.А:
Почему все же судья так нетипично его принизила?В:
Я долго над этим думал и могу попытаться сформулировать. Представь себе: английская леди, Кембридж, много поколений, 500 лет траву подстригаем. Она просто не воспринимает этот тип – тип нувориша. Быстрые деньги, не старые деньги – новые деньги. Она не понимала про эту приватизацию, но она понимала, что все это сделано отвратительно, закулисно, не по правилам, не по тем принципам, на которых она воспитана. Это такие люди, которых, ты знаешь, Алексей Толстой называл в письме жене “короткопалые молодчики” – которые вот хвать, хвать, хвать, такие хваткие. Этот тип для нее был абсолютно неприятен. И тут она видит Бориса, который, конечно, никакой не короткопалый молодчик, но в принципе…А:
Суетливый.В:
Да, говорит немножко скороговоркой, на английском говорит прилично, но, честно говоря, не для суда. Надо было ему, конечно, говорить по-русски под перевод, но он отказался, сам выбрал такой вариант. И рассказывает в своей манере немножко, так сказать. Где-то перескакивает, где-то ошибается, потому что не помнит деталей. А для нее не помнит – значит, скорее всего, обманывает.А:
Ужасная небрежность, это правда. Березовский вообще был человеком небрежным.В:
И если бы он еще выстраивал стройнейшую систему аргументации – но этого тоже не было, потому что это не была бы манера Бори, к сожалению. И еще, поскольку он был политик и считал себя политиком – “политик в изгнании”, как сказал один человек, – он часто отвлекался от темы и говорил о политике в России, что, конечно, ей было глубоко чуждо и по барабану.А:
Да, у него был такой “антропоморфизм”: он считал, что другим интересно то, что интересно ему. И безусловно, разговоры о России, о Путине совершенно никого там не занимали, это правда.В:
Судья все время говорила: “Господин Березовский, прекратите делать политические заявления”. А это было частью его, для него это было очень натурально…А:
Да, он считал, что всем интересно то же самое, что ему. А это не так. Это ему казалось.В:
Ему казалось – я от самого Бориса знаю, что он так думал, – что все классно, что она с большим уважением все это воспринимает. Это было не так.А:
Видишь, судья тоже была обработана мифами о Березовском. Почему в Англии он стал таким мифом? Только из-за того, что он делал в России?В:
Конечно же, в основном все это Россия, потому что в Англии он ничего такого не делал. Я думаю, не специально, но его жизнь там в каком-то смысле развеивала миф.А:
У него появились серьезные британские друзья? Бизнесменом его там точно не считали, воспринимали как политическую фигуру. Правильно я понимаю? Он построил себе связи в политическом истеблишменте? Кто бывал у него дома?В:
Нет, он не построил. У него было несколько друзей-англичан. Один из них стал его хорошим другом – кстати, их Мердок познакомил. Человек крайне умный, интересный, опытный. Я могу сказать, собственно, кто это, – это лорд Белл. В свое время он был политическим консультантом высочайшего класса.А:
Да, я знаю. Надо сказать, что среди англичан у него очень противоречивая репутация.В:
Да, потому что не все англичане любят Тэтчер, а лорд Белл сыграл колоссальную роль в приходе Тэтчер к власти, обеспечивая ей пиар. Но это, конечно, человек выдающийся. С ним Боря дружил, они много разговаривали на разные темы. Белл как раз много ему рассказывал о том, как устроена Великобритания. И это, конечно, не розовые истории.А:
Общественное устройство – действительно не розовая история… Хочу спросить тебя о самоубийстве Бориса: ты считаешь, что сделать было ничего нельзя? Ему же не с кем было поговорить, оставались несколько близких людей вокруг, единицы. Ты один из них. И вот то, что произошло, – с этим уже нельзя было ничего сделать?В:
Я совсем не знаю. Дело в том, что Борис последние месяцы очень мало с кем встречался.А:
С тобой тоже?В:
Со мной тоже гораздо меньше, чем раньше. Мы говорили по телефону достаточно регулярно, обменивались эсэмэсками. Но одна фраза меня ранит до сих пор, такая она была горькая-горькая. Он сказал: “Володечка, я не хочу, чтобы ты меня видел в таком виде”. Это был тяжелый, тяжелый период. Тяжелейший. А что тут можно было сделать?А:
Борис переживал предательство людей, которые были рядом? Он считал, что от него многие отвернулись, и поэтому стал отворачиваться сам? Он вообще не любил ни на кого жаловаться.В:
Совсем не любил. И он переживал, но люди есть люди. Он понимал, что основная масса людей легко предает, отворачивается, ты на коне – они с тобой, ты в опале – их нет… Вот знаешь, что интересно? Это была его черта: он прощал, он забывал. Он прощал там, где я бы, может, совсем не простил.А:
Он и себе сколько всего прощал, и остальным, это правда.Дружба и любовь
А:
Было что-то, что тебя в нем явно раздражало? Или ты, в общем, до сих пор им очарован, его любишь?В:
Я его просто любил по-настоящему, как можно любить друга, товарища. Мне было с ним крайне интересно. Поэтому я с большим удовольствием всегда проводил с ним время. Это время никогда не было скучным, никогда.А:
Тебе приходилось защищать его от нападок?В:
Я тебе так скажу: почти ежедневно. И совершенно от разных людей: американцев, англичан, русских. У меня есть один товарищ, который со злостью о нем говорит, я бы сказал даже – с горечью. Ему не нравится то, что происходит в России. И он говорит, что виноват Березовский. Все это создал Березовский, конкретных людей привел Березовский. А потом он, значит, встал, развел руками и сказал: “Ну, ошибочка вышла”. В принципе я не могу не признать: я понимаю, что имеют в виду эти люди.А:
Березовский тоже понимал, как ты говоришь.В:
Понимал, да. У него не было такой смены парадигмы: в понедельник лег, а во вторник встал – и совершенно по-другому смотрит на вещи. Он, как некоторые говорят, “прозревал”. В общем, это было постепенно.А:
Мы с тобой еще одну тему важную не обсудили – Березовский и женщины. В его жизни, конечно, женщины играли колоссальную роль. Три жены и шесть детей – уже немало. Но кроме того, было еще много романов, это не секрет. Как он относился к женщинам, как тебе кажется?В:
Прежде всего я хочу повторить известную его фразу: “Одна из самых больших ошибок, которую я совершил, – это то, что развелся с первой женой Ниной”.А:
Да, и я так считаю. У них была замечательная семья. И развод, на мой взгляд, был трагической ошибкой. Хотя я хорошо отношусь и к Гале тоже.В:
Я их всех троих люблю, и Борис их любил, безусловно. У него было большое сердце. Но дальше этого я бы не хотел, Петя, обсуждать эту тему.А:
Да, окей. Просто он был широкий человек. Шикарные делал подарки, безусловно, умел в себя влюбить, очень красиво ухаживал. Это тоже важная часть человека, много о нем говорит.В:
Я только могу сказать, что это правда.А:
Единственная проблема разговора с тобой – ты фантастически положительно отзываешься о Борисе. Ты, на самом деле, даже Юлика Дубова переплюнул. Учитывая, что многие из моих собеседников критически относятся к Березовскому, такой голос, как твой, немного это балансирует.В:
Понимаешь, вот я упоминал брата, с которым за всю жизнь ни разу не поссорился. И с Борей я тоже не только никогда не ссорился, но и никогда не обижался на него. Мы спорили иногда, да. Даже орали.А:
Ты на него никогда не обижался?В:
А он ничего для этого не сделал, вот как. За все наше 20-летнее общение ни разу у меня не было с ним проблемы, где бы он меня кинул, подставил, ну, не дай бог, предал – это вообще не хочу говорить. И когда он что-то делал неправильно и я понимал, что это делается неправильно, – я пробивался к нему, и он врубался и делал правильно.Я помню, как он чуть не отменил в последний момент поездку на “Формулу-1” в Португалию. Самолет под парами стоял, с Экклстоуном я договорился, и вдруг Боря все отменяет. Я начинаю орать, как безумный. И он говорит: “Окей, да, все, виноват, убедил, поехали”. То есть у меня нет негативного опыта.
А:
Больше ничего сказать не хочешь? Кроме того, что ты его просто любил.В:
Хочу, пожалуй, добавить. В 2000-е годы было обидно, что трансформация Бориса как личности была немножко негативная. Он постепенно переставал слышать других. Тебе многие скажут, и я тебе скажу, что одна из его расхожих фраз в 2000-е была: “Ты не понимаешь”.А:
Да, это у него было любимое. Он это и раньше так говорил. А в последнее время, видимо, чаще.В:
Я уверен, что многого не понимаю, но это была такая расхожая фраза. Борис был убежден, что он понимает лучше, тоньше, глубже. Это было, возможно, не всегда так. И это было, конечно, немножко обидно, просто хочется быть услышанным. А чувствуешь, что не пробиваешься.А:
И закончилось все это самоубийством.Галина Бешарова