– И день российской печати, Пол.
– Две серии сразу, – рассмеялся Хлебников.
– Если не больше, – в тон ему подтвердил Новохатский. – Но у меня для тебя есть новость.
– На меня подает в суд мой герой?
– Еще нет, но всерьез собирается. По крайней мере, так говорят мои информаторы.
– Что ж, суд – цивилизованный путь разрешения споров. Рад, что Россия движется в правильном направлении, – сказал Пол.
– Я тоже. Но новость не в этом. Одна моя знакомая журналистка хочет увидеться с тобой.
– Взять интервью?
– Вряд ли. У нее есть кое-что интересное, специально для тебя, – сообщил Семён.
– А что именно?
– Секрет. По ее словам, это может касаться твоего лучшего друга… на букву «б».
– Да, любопытно, – Пол помедлил. – Ты ей доверяешь?
– По крайней мере, знаю дольше, чем тебя. Она точно не городская сумасшедшая.
Репортер Forbes заглянул в свой органайзер.
– Окей. Дай ей мой номер в отеле, я побуду здесь еще часа полтора. Пускай звонит.
Первая информация о Федотове поступила скоро. По данным из архива УКГБ по городу Москве, в 1987-1990 годах он находился в разработке как участник неформальных объединений, выступавших за демократизацию и гласность. После общества «Мемориал» и клуба «Перестройка» в его досье значилось движение «Демократическая Россия». Далее изучение жизни и деятельности Леонида Борисовича прекратилось по причинам общего характера, не зависевшим от разработчиков. Ныне он, как и в то время, трудился в НИИ опытного машиностроения на должности конструктора.
Всё это было познавательно, однако ни на шаг не приблизило к ответу на главный вопрос. Что могло быть общего между Федотовым и Бариновым, Литвиненко пока не мог понять. Сбежавший помощник депутата к неформалам конца восьмидесятых, а также партиям и движениям начала девяностых не имел никакого отношения. Во всяком случае, архивы романовских чекистов хранили на этот счет абсолютное молчание. Не доверять им у человека Березовского оснований не было: на периферии все малочисленные диссиденты в те годы находились под плотным колпаком.
От опытного, как и всякого другого машиностроения, Андрей был тем более далек. Даже имея буйную фантазию, трудно было представить, о чем могли беседовать вечерами два столь разных человека разных поколений. К тому же, где и когда они могли узнать о существовании друг друга?.. Не найдя ответа и на этот вопрос, подполковник перешел к информации о семье ценного специалиста.
– Ерунда какая-то, – пробормотал он, не слишком рассчитывая на успех.
Но тут некое подобие зацепки всё-таки появилось: помог отдел кадров НИИ. У Федотова, оказывается, была взрослая дочь, 1972 года рождения, не замужем, работавшая корреспондентом газеты МПС «Гудок». Позвонив в редакцию, Литвиненко узнал, что она является сотрудницей отдела социальной политики. На рабочем месте ее, по словам другой сотрудницы, пока не было.
– Подскажите, когда ей можно перезвонить? – спросил подполковник.
– Сегодня уже вряд ли, – огорчила дама из «Гудка».
– Какая жалость! А может, хотя бы к вечеру?
– Екатерина после обеда обычно не появляется. Она здесь на полставки, – развеяла его надежды сотрудница.
Сделав пометку в блокноте, Литвиненко затем принял доклад группы, которая вернулась из Пушкино. Дальние родственники понятия не имели о том, где находится Баринов. Их последняя встреча состоялась больше года назад, с тех пор они даже не перезванивались. Не поступало вестей и от сотрудников, наблюдавших за служебной квартирой депутата Кузина. Виртуозы из «Атолла» поставили «жучков» на телефоны в Госдуме, но ценность подслушанных разговоров пока тоже равнялась нулю.
В половине второго объявился Бадри.
– Ищем, – одним словом ответил ему Литвиненко, не успел он открыть рот.
– От суток меньше половины осталось, – напомнил друг олигарха.
– Речь была о двух.
– Ты говорил, двое – это максимум.
– Бадри, надо потерпеть, – твердо сказал подполковник.
– Ладно, ты специалист, тебе виднее. Борис места себе не находит, так что сильно постарайтесь, – и партнер Березовского тихо притворил за собой дверь.
Выпив еще кофе, Литвиненко вызвал машину службы безопасности «ЛогоВАЗа» и назвал водителю адрес редакции «Гудка» в Вознесенском переулке. Вторая машина с двумя людьми выехала в Коньково.
Вячеслав Игрунов, депутат Госдумы от партии «Яблоко», смотрел на Андрея с плохо скрытым оттенком презрения. Андрею на всё его презрение было плевать. Он повидал немало депутатов на своем коротком веку и не испытывал трепета ни перед кем из них.
– Двести тысяч долларов?
– И ни центом меньше. Торговаться не будем.
Депутат скривился.
– Вы имеете представление…
– Имею, – оборвал его Андрей. – Ваш ролик с плясками в народном стиле стоил не меньше, если учесть оплату эфира. А вреда принес гораздо больше35.
Екатерина дернулась, собираясь что-то возразить.
– Я был против него, – неожиданно мирно отреагировал Игрунов.
– Приятно познакомиться с умным человеком.
Все трое заседали в кафе, находившемся в переулке между Тверской и Большой Дмитровкой. С журналисткой Андрей встретился двумя часами ранее на Садовнической набережной. Там, в старинном здании со стенами, наверное, метровой толщины, арендовала помещение студия звукозаписи, хозяина которой знала Екатерина. Это был глубоко аполитичный человек, живший исключительно музыкой. Он, возможно, вполне серьезно полагал, что в Кремле до сих пор обитает Горбачев.
На его оборудовании были сделаны две неполные копии тайного разговора Лебедя и Зюганова, которые обрывались на словах главного коммуниста о ширме для банкиров. Сам музыкант интереса к кассете не проявил, рассеянно поблагодарив гостей за бутылку хорошего греческого коньяка. Ее на европейское Рождество вручил Екатерине предприниматель, друживший с авторской телепрограммой. «Моя инвестиция», – так она прокомментировала этот взнос.
Теперь одна копия лежала в портфеле у Игрунова и предназначалась для лидера его партии.
– Вячеслав Владимирович, – наконец, решила высказаться Екатерина, – вы политик. А политик руководствуется целесообразностью.
– Да, Катя, и мне в ряде случаев это глубоко неприятно. Сейчас тот самый случай, – вздохнул депутат. – Я прекрасно понимаю, кто победит, если проиграют и Зюганов, и Лебедь. Это не выход для страны.
– Зюганов заодно с Лебедем являются выходом? – спросил Андрей.
Игрунов печально поглядел на него.
– Они тем более не выход. Начнут с передела всего и вся, а закончат тем, что сцепятся друг с другом.
В кафе играла веселая музыка, в колонках пел, кажется, Агутин. Или Киркоров. Андрей плохо ориентировался в современной российской эстраде. Окна были украшены бумажными снежинками, над стойкой висели и переливались гирлянды. Новый год в предвыборной Москве продолжался несмотря ни на что.
– Я в июне ушел с телевидения, потому что не хотел врать, – вдруг сказал Андрей и сам удивился своему позыву.
Депутат, наверное, тоже удивился, потому что посмотрел на него с каким-то новым интересом.
– Я даже голосовал за Зюганова из чувства протеста, – продолжал экс-редактор. – А сейчас понимаю, что был не прав. Конечно, нас специально загнали в ситуацию выбора из двух зол. Но выбирать-то действительно надо меньшее, потому что большее еще хуже.
– Вами движут идейные соображения, кроме финансовых?
В голосе депутата Андрей почуял иронию, но не злую.
– Знаете, я всё пытаюсь их как-то совместить, – откровенно ответил он.
Смех, раздавшийся за их столиком, заставил журналистку вздрогнуть. Отсмеявшись вволю, ее старый знакомый принял невозмутимый вид.
– Катя, ваш отец порвал с политикой в октябре девяносто третьего. Он как раз не считал, что в ней все средства хороши. Я его уважаю и поэтому выслушал всё то, что мне говорил ваш друг.
– Вячеслав Владимирович, это на самом деле важно…
– Подожди, дай закончить. Черномырдин и Чубайс для меня почти ничем не лучше Зюганова и Лебедя. Эту новую пиночетовщину36 во имя светлого будущего я раскусил еще в девяносто первом. Но вашу просьбу я выполню, кассета сегодня же будет у Григория. Решение за ним.
– Спасибо, – сказала Екатерина. – Я сама вас найду.
Парламентарий из «Яблока» улыбнулся.
– Как диссидент со стажем, я вас понимаю. Звоните мне домой после девяти вечера или с семи до восьми утра. Если не застанете утром, связывайтесь с моей помощницей в Госдуме. Ее зовут Марина, она разыщет меня. Тогда просто наберете рабочий номер повторно, где-то через полчаса. Только этот вариант – крайний. Не очень я доверяю думским телефонам…
Расширенное заседание предвыборного штаба на Старой площади продолжалось второй час. Неугомонный Борис Абрамович терпеть не мог долгие доклады и прения, а сегодняшнее обязательное мероприятие, к тому же, напомнило ему пережитое в молодости. Он так и этак поворачивался на своем стуле, трогал себя на нос, приглаживал остатки волос на затылке, играл бровями и подкатывал глаза к потолку. В конце концов, исполняющий обязанности президента не выдержал и метнул гневный взгляд в его сторону, но ничего не сказал.
Докладывал член правления «Газпрома», прилежно читавший по бумажке. По его словам, организационная работа велась согласно плану-графику, поголовная мобилизация трудовых коллективов, а также членов семей была гарантирована. Березовский мысленно отметил, что поголовная мобилизация еще не означает поголовного голосования за правильного кандидата. Судя по выражению лица, премьер-министр думал примерно о том же. Олигарх успел хорошо изучить его мимику за период совместной деятельности…
За многословным членом правления настал черед контрольного управления. Эту часть президентской администрации сегодня представлял не руководитель, а зам. Блондин невысокого роста, с тихим голосом, заговорил без особого выражения и пафоса, но Черномырдин сразу перебил его.