На обратном пути машины завернули к Балаклаве, подъехали к знаменитой высоте 96,4. Пограничники, обнажив головы, медленно поднялись на вершину. На ней сохранились остатки дота, траншеи заросли травой, но все же система обороны четко просматривалась.
— А это — воронки от разрывов авиабомб, — сказал Сахненко, указывая на огромные ямы, которые как следы оспы покрывали склоны высоты. — Досталось нам тогда.
…Три часа, израненный, контуженный, он продолжал один удерживать высоту. К вечеру фашисты, отказавшись от лобовых атак, решили обойти позицию с фланга. Сахненко вовремя заметил их. Он грудью развернул пулемет и, превозмогая боль, снова открыл огонь. В сумерках он видел, как метались из стороны в сторону гитлеровцы, как бежали они, бросив оружие…
Выскочил из коробки хвост последней ленты. Пулемет замолчал. Было тихо, но Сахненко ждал. Не верилось, что наступил конец долгому бою. Ему все еще чудилось, что вот-вот оживут эти камни на склонах. Да и камни ли это? В тусклом свете луны они казались притаившимися солдатами, ждущими только сигнала, чтобы еще раз ринуться в атаку. Но никто не давал сигнала, никто не стрелял, никто не бежал. Тогда Сахненко решил выйти из развалин дота, чтобы ракетами сообщить на командный пункт батальона, что он жив, ждет поддержки. Покачиваясь, прислонившись к бетонной стене, он достал ракетницу. И вдруг из темноты вынырнул человек. Луна осветила его широкое, заросшее щетиной лицо. Это был гитлеровский офицер. Сахненко запомнил его — он смело бежал впереди цепи, размахивая автоматом, призывно кричал.
«Значит, остался жив. Притаился в воронке. Дополз-таки…» — зло подумал Иван и медленно вытащил из-за голенища кинжал.
Фашист тоже заметил нашего бойца. Издав звериный рык, он кинул в него гранату. Взрывная волна бросила Сахненко прямо на офицера. Падая, он увлек гитлеровца за собой, изо всех сил вонзил в горло врага острое стальное лезвие…
Утром высота снова была в наших руках. Пограничники нашли Ивана Сахненко, лежавшего без сознания под заколотым фашистским офицером.
Перед отправкой в госпиталь к нему пришел Рубцов.
— Отвоевался я, товарищ майор, — чуть слышно прошептал Иван.
— Что ты, Ваня? — ободряюще сказал командир полка. — Гони эту мысль из головы. Мы с тобой разобьем эту сволочь и будем снова охранять нашу границу. Ты ведь прирожденный пограничник: кончишь училище, станешь офицером…
6
Одно из самых живописных мест Крыма — мыс Фиолент: разноцветные скалы окаменевшим водопадом падают в море.
Машина пограничного отряда подвезла Сахненко к бывшему монастырю. Потом он попросил оставить его одного и, прихрамывая, не спеша пошел к берегу.
Здесь был последний бой его полка… Здесь погиб его командир.
…Бойцы Отдельной Приморской армии, моряки, пограничники сделали все, что было в их силах. 30 июня 1942 года советское командование приняло решение эвакуировать защитников Севастополя. Полк Рубцова получил приказ держаться до последнего, прикрывая отход наших войск.
Сдерживая натиск врага, пограничники с боями отходили к мысу Фиолент. Под обрывистыми прибрежными скалами Рубцов организовал оборону. Фашисты орали в рупоры, уговаривали наших бойцов сдаваться, но израненные, голодные пограничники готовы были биться до конца.
В глубокой пещере был теперь штаб командира. Здесь он разработал свою последнюю операцию. Ночью по крутым тропинкам, по лестнице, спускающейся к морю, по отвесным скалам стали подниматься пограничники в атаку на врага. Рубцов шел в первых рядах, личным примером воодушевляя своих солдат.
Это был страшный бой… Многие фашисты нашли смерть в той беспощадной, жестокой схватке. Но слишком неравные были силы… Гитлеровцы ослепили прожекторами наших воинов, обрушили на них огонь орудий, пулеметов и минометов. Почти все пограничники погибли. Лишь немногим удалось прорваться к партизанам Крыма. Они-то и поведали миру о беспримерном подвиге пограничного полка и его бесстрашного командира…
Иван Петрович сидел на гранитном валуне. Волны били о скалы. Этим скалам тысячи лет. Они многое видели…
О чем думал ветеран?
Да, он не был тогда со своим полком. Он остался живым — война пощадила его. Прошли годы, и он выполнил наказ Рубцова: когда ненавистного врага смели с нашей земли, Сахненко стал офицером-пограничником. Он охранял рубежи Родины на самых ответственных участках: на Дальнем Востоке, в Средней Азии… До конца своей жизни он будет считать себя пограничником.
С гор набежали тучи, снова заморосил мелкий дождь.
Иван Петрович услышал чьи-то шаги. Он обернулся. Это был майор Подлесный. Начальник заставы подошел к Сахненко, молча укрыл его плечи плащ-накидкой.
— Спасибо, сынок…
Иван Петрович, опершись на руку офицера, поднялся с камня и вдруг увидел: по берегу шли три пограничника. Они зорко всматривались, чутко прислушивались к шуму волн.
Подлесный помахал им рукой.
— Видите, в середине долговязый парнишка топает, — усмехнувшись, сказал майор. — Ваш земляк. Он на заставе недавно. Это его первый наряд…
Вот солдаты подошли к пещере, где когда-то был штаб Рубцова. Они остановились и минуту молча стояли у входа. Затем наряд пошел дальше и вскоре, скрылся за скалой…
Прыжок
1
Когда на учебном пункте нас первый раз в сапогах вывели на физподготовку, я тут же вспомнил тренера. У него была своя метода: разминку мы проводили в специальных поясах, набитых дробью. Перед самым прыжком снимали их, и во всем теле мгновенно появлялось ощущение необычайной легкости, прямо-таки невесомости… А вот до сапог тренер не додумался, и я, усмехнувшись про себя, решил обязательно ему об этом написать.
Сержант, который проводил с нами занятия, дал команду:
— Бегом — марш!
Мы побежали вокруг спортплощадки. Сразу же некоторые солдаты захромали.
— Стой! — громко крикнул сержант. — Снять сапоги!
Он стал ходить вдоль строя и каждому показал, как правильно наматывать портянки, чтобы они не гробили ноги во время бега.
— Для пограничника это одна из самых важных наук… — поучал сержант.
— А я слыхал, что когда за шпионом бегут, то сапоги скидавают? — серьезно спросил белобрысый паренек, у которого на пятках уже появились мозоли.
— Это вот такие, как вы, умельцы и «скидавают», — в тон ему ответил сержант, и все засмеялись.
Когда подошла моя очередь, сержант окинул меня взглядом с ног до головы и строго спросил:
— А вы почему не разуваетесь?
— У меня все в порядке… — дружелюбно ответил я.
Это было действительно так… В тот день, когда меня провожали в армию, мама устроила вечеринку для «друзей и подруг». В самый разгар веселья раздался звонок — на пороге стоял тренер. После того рокового прыжка я не видел его полгода. Этот приход был для меня неожиданностью.
— Ну-ка, дыхни! — зло сказал тренер.
Я с детства привык ему подчиняться, поэтому не задумываясь исполнил его приказ. Хотя сейчас эта проверка не имела никакого смысла.
Убедившись, что от меня не пахнет вином, тренер обрадовался, но ничего об этом не сказал.
— Я тебе подарок принес… — он развернул сверток и протянул два куска белой байки.
— Что это? — изумился я.
— Портянки. Сейчас буду тебя учить. Береги ноги. Особенно толчковую.
— Зачем?
— Я знаю — зачем! — опять почти враждебно крикнул он. — Садись!
Через пятнадцать минут я уже мастерски пеленал ступни…
Сержант опять оглядел меня с ног до головы.
— Вообще-то я за вами наблюдал… — неуверенно сказал он. — Бежали вы легко. Только… как-то разболтанно, шаляй-валяй…
Я не знал, что отвечать. Видимо, физиономия у меня была довольно растерянная и жалкая, потому что сержант тотчас, чтобы меня успокоить, ободряюще сказал:
— Ну, ничего! Спорт из вас сделает человека! — И, уже обращаясь ко всем, энергично дал команду: — Становись!
Наш строй значительно веселее трусил по кругу. На ходу я все время думал над словами сержанта: «Как же так? Почему он так сказал?.. Конечно, фигура у меня своеобразная, но достаточно атлетическая… По крайней мере, я всегда так считал. Почему же он?..»
Я попытался проанализировать свои действия — и сразу же понял. Для прыгуна в высоту очень важно, чтобы работали только те мышцы, которые несут нагрузку. Остальные должны быть расслабленными. Это не так просто. Этому долго учат. Теперь, конечно, во время бега я расслабляюсь «автоматически». Видимо, с точки зрения армейской физкультуры, это считается разгильдяйством… Вот, значит, как!
Мне стало немного обидно, и я решил при случае проучить сержанта.
После разминки он дал команду начать прыжки через «коня». И тут я показал класс. Медленно разбежавшись, даже не касаясь руками снаряда, я поднялся в воздух, как самолет с вертикальным взлетом, а затем приземлился метрах в пяти от коня.
Сержант, открыв рот, изумленно смотрел на меня. Солдаты тоже притихли. Для них то, что сейчас они увидели, было явлением непонятным, прямо-таки космическим. Я скромно стоял на земле и наслаждался эффектом.
— Вы что… спортсмен? — проглотив воздух, наконец спросил сержант.
— Да… — спокойно ответил я.
— Какой вид?
— Прыжки в высоту.
— И разряд имеете?
— Мастер спорта…
— Вот это да! — Сержант немного помолчал и наконец, снова войдя в свою роль, строго сказал: — Почему значок не носите?
Этого я не ожидал. Значок лежал у меня в вещмешке. Я взял его из дома просто так, на память… Но сержант ждал ответа.
— Он у меня на парадном кителе.
— Это правильно, — мой первый командир одобрительно кивнул головой и еще раз повторил: — Это правильно…
2
Я люблю прыгать в высоту. И люблю смотреть, как прыгают другие. Конечно, если прыгают красиво. Когда я вижу спортсмена, перелетающего через планку, у меня что-то екает в груди, толчковая нога сама топает по земле, и я невольно кричу: «Опа!» В это время я переживаю все чувства прыгуна, поэтому получаю от соревнований тройную радость: и когда прыгаю сам, и когда сижу на скамеечке — отдыхаю перед очередной попыткой, и когда уже «схожу», становлюсь зрителем и наблюдаю со стороны, как другие перелетают через планку, до которой мне еще далеко… Или лучше сказать: высоко…