Наш клуб «Хунта» оказался столь полезным и все мы столь высоко его ценили, что иные пожелали ввести в его состав своих друзей, но это значило бы превысить число членов, которое мы сочли наилучшим, то есть двенадцать. С самого начала мы взяли за правило держать свой клуб в тайне и в общем это правило соблюдали; целью нашей при этом было избежать просьб о приеме в члены со стороны неподходящих людей, иным из которых, возможно, было бы нелегко отказать. Я тоже был против увеличения числа членов, но вместо этого составил в письменном виде план, чтобы каждый из членов попытался основать клуб, ответвленный от нашего, с такими же правилами касательно обсуждения разных вопросов и т. п. и не сообщая членам этого нового клуба о его связи с «Хунтой». Это сулило следующие преимущества: воспитание участием в этих кружках еще многих и многих молодых граждан; возможность лучше узнавать настроения жителей города касательно любых событий (члены «Хунты» могли бы подсказывать, какие вопросы мы считаем желательным ставить на обсуждение) и докладывать «Хунте» о том, как прошли эти обсуждения в том или ином клубе; содействие нашим интересам в деловой жизни и усиление нашего влияния в общественных делах, а также возможность делать добро, распространяя взгляды «Хунты» во всех этих новых клубах.
План мой был одобрен, и все члены взялись основать по клубу, но не всем это удалось. Было учреждено всего пять или шесть новых кружков, получивших такие названия, как «Лоза», «Союз», «Отряд» и др. Каждый из них оказался полезен для своих членов, а нам доставил множество развлечений, обогатил нас множеством сведений и в большой мере содействовал нашему намерению влиять на общественное мнение в определенных случаях, примеры чего будут приведены по ходу моего повествования.
Моим первым успехом на служебном поприще было избрание меня в 1736 году на должность секретаря Законодательной Ассамблеи. В том году избрание прошло без малейшего противодействия, но в следующем, когда меня снова выдвинули (секретаря, как и членов Ассамблеи, переизбирали ежегодно), один из новых членов разразился длинной речью против меня, в пользу какого-то другого кандидата. И все-таки выбран оказался я, что было мне тем более приятно, так как эта должность, не говоря уже о жалованье, обеспечивала мне больше внимания со стороны членов Ассамблеи и мне поручали печатать отчеты о заседаниях, законы, бумажные деньги и проч., а работа эта обычно бывала очень выгодной.
Поэтому мне пришлось весьма не по душе противодействие этого нового члена, господина богатого и образованного, к тому же наделенного талантами, благодаря которым он мог со временем забрать большую силу в Ассамблее, что и произошло. Но я не намерен был перед ним лебезить, домогаясь его благосклонности, а пошел по другому пути. Прослышав, что в библиотеке его имеется одна очень редкая и любопытная книга, я написал ему письмо, в котором выражал желание прочесть эту книгу и просил дать ее мне на несколько дней. Он тотчас прислал ее мне, а я через неделю ее возвратил, с новым письмом, на сей раз благодарственным. Когда мы после этого встретились в Ассамблее, он заговорил со мной (чего раньше не бывало), причем весьма учтиво; и еще раз выразил готовность выручать меня по мере сил, так что мы стали друзьями и дружба наша продолжалась до самой его смерти. Это еще одно подтверждение старой истины, которую я уже давно усвоил, а именно: «Тот, кто один раз оказал тебе услугу, скорее окажет тебе и другую, нежели тот, кому ты сам услужил». И это показывает, насколько выгоднее оставить враждебный выпад против тебя без внимания, нежели обидеться, затаить зло и платить той же монетой.
В 1737 году полковник Спотсвуд, бывший губернатор Виргинии, а затем начальник почтового ведомства, будучи недоволен работой своего подчиненного в Филадельфии, чьи отчеты поступали нерегулярно и страдали неточностью, отстранил его от должности и предложил ее мне. Я охотно согласился и не пожалел об этом, ибо хотя жалованье было невелико, мне стало легче вести переписку, что пошло на пользу моей газете, увеличило число подписчиков и помещаемых на ее страницах объявлений, и газета стала приносить мне изрядный доход. Одновременно с этим газета моего соперника стала чахнуть, и я был удовлетворен, хотя сам и не отплатил ему за то, что он, когда был почтмейстером, не разрешил, чтобы мою почту возил конный рассыльный. Он от этого сильно пострадал, запустив свою отчетность, и я упоминаю об этом в назидание молодым людям, выполняющим порученные им дела: писать отчеты и пересылать деньги должно с неукоснительной аккуратностью и точностью. Такое поведение – лучшая рекомендация для получения новых должностей и продвижения по службе.
Я стал подумывать об участии в общественных делах, но начал с малого. Прежде всего я счел нужным внести порядок в службу охраны города. Осуществляли ее по очереди констебли городских кварталов; каждый констебль назначал себе в помощь на данную ночь некоторое число домовладельцев. Те из них, которые желали раз и навсегда избавиться от этой службы, платили ему 6 шиллингов в год, и считалось, что на эти деньги он нанимает им замену; на самом же деле столько денег для этого не требовалось, так что пост констебля был весьма прибыльным. За выпивку констебль часто набирал в охрану таких проходимцев, что почтенные домовладельцы не хотели и близко к ним подходить. К тому же эти бродяги, вместо того чтобы ходить дозором, часто проводили всю ночь за бутылкой. Я сочинил и представил на обсуждение «Хунты» документ, в котором отмечал эти неполадки, но особенный упор делал на том, что констебль взимает со всех одинаковый налог в 6 шиллингов, так что неимущая вдова-домовладелица, у которой и добра-то, требующего охраны, найдется всего на какие-нибудь пятьдесят фунтов, платит столько же, сколько самый богатый купец, у которого склады ломятся от товаров, стоящих тысячи фунтов.
В общем, я предложил для более действенной охраны нанимать на постоянную работу надежных людей; а для более справедливого способа добывать на это деньги взимать с каждого домовладельца налог сообразно его собственности. «Хунта» мой план одобрила, его сообщили другим клубам так, будто он от них и исходил; и хотя новый порядок не сразу привился, все же наш план подготовил почву для перемен, а через несколько лет, когда члены наших клубов стали влиятельнее, был проведен в жизнь законодательным путем.
Примерно в это время я написал сочинение (сперва для прочтения в «Хунте», но позже опубликованное) о различных случайностях и небрежности, приводящих к пожарам, предостерегая против них и предлагая меры для борьбы с ними и для их предотвращения. Статью эту много хвалили, и на основе ее был составлен и скоро осуществлен план создать команды для быстрейшего тушения пожаров и взаимной помощи в спасении оказавшегося в опасности имущества. Вскоре подобрались и члены команды, числом тридцать. По нашему договору каждый обязывался постоянно держать в порядке и наготове определенное количество кожаных ведер, а также крепких мешков и корзин (для упаковки и переноски товаров), с которыми являться на каждый пожар; и еще мы договорились встречаться раз в месяц и вместе проводить вечер, обмениваясь мнениями на ту же тему о пожарах и о том, как принести наибольшую пользу в борьбе с ними.
Полезность этого начинания очень скоро стала очевидной, и нашлось столько желающих присоединиться к нам, что мы сочли такое количество неудобным для одной команды, и посоветовали им основать вторую, что и было сделано; так оно и пошло – новые команды создавались одна за другой и вскоре их сделалось столько, что в состав их вошли чуть не все горожане, владевшие собственностью; и сейчас, когда пишутся эти строки, – хотя с тех пор, как я основал ту первую команду «Пожарную команду «Союз», прошло уже более пятидесяти лет, – она все еще существует и процветает, хотя из первоначальных ее членов в живых остались только я и еще один, на год меня старше. Небольшие штрафы, которые члены платили, если не присутствовали на ежемесячных встречах, пошли на покупку пожарных машин, лестниц, багров и прочего инвентаря для каждой команды, и вряд ли есть в мире город, лучше подготовленный к тушению пожаров сразу же по их возникновении. В самом деле, со времени наших нововведений город наш ни разу не терял одновременно больше одного или двух домов, а часто огонь удавалось сбить, не дав ему уничтожить даже того первого дома, откуда он мог перекинуться дальше.
Глава VIII
В 1739 году к нам прибыл из Ирландии его преподобие мистер Уайтфилд, уже прославившийся как странствующий проповедник. Сначала ему разрешили читать проповеди в некоторых наших церквах, но вскоре священники, невзлюбившие его, отказали ему в этом праве, и он был вынужден проповедовать под открытым небом. Слушать его стекались огромные толпы людей всевозможного толка, и я, бывая в их числе, спрашивал себя, как объяснить восторг и уважение, которые он вызывал у слушателей, притом что ругал их последними словами, утверждая, что они от рождения полузвери, полудьяволы. Поразительно было наблюдать, как переменились нравы наших прихожан. Раньше многие из них относились к религии равнодушно или с небрежением, теперь же, казалось, все поголовно уверовали в бога, и вечером, проходя по улице, было слышно, как чуть ли не в каждом доме поют псалмы.
И вот когда обнаружилось, что собираться под открытым небом мешает погода, и было предложено построить молитвенный дом и назначены сборщики пожертвований, очень быстро были собраны деньги на покупку земли и строительство здания длиною в сто футов и шириною в семьдесят, то есть размером примерно с Вестминстерское аббатство, и работа велась с таким воодушевлением, что была закончена намного раньше, чем предполагалось. Дом вместе с землей был передан совету попечителей с правом предоставлять его любому проповеднику любой веры, какой пожелал бы что-нибудь поведать жителям Филадельфии, так как целью строителей было угодить не одной какой-нибудь общине, но всему населению; так что даже если бы константинопольский муфтий прислал к нам миссионера проповедовать ислам, помещение было бы к его услугам.