Борис метался между столиками, но на него не обращали внимания. Смеялись, курили, советовали закусывать, а то и наоборот – выпить бокал вина, и возвращались к прерванным его появлением разговорам.
– Когда же дадут свет? – спрашивали там и тут, и Борис, хватаясь за соломинку, предлагал немедленно идти чинить генераторы и проверять проводку, на что ему резонно отвечали: это дело электриков, за это им и платят, а у них, ученых, рабочий день кончился.
Даже Арсен, обнаруженный сидевшим на задворках зала над шахматным этюдом, почесал щетинистый подбородок:
– Старичок, тут такое дело, я ведь уйду из бригады, некогда мне стройкой заниматься. Я – тектолог, понимаешь? Тектолог, а не роботехник. Если считаешь, что какие-то там роботы подняли бунт, то иди к роботехникам, они им ячейки памяти почистят. А лучше прямиком в редакцию научно-фантастических рассказов. Это не наше дело, старичок, понимаешь? Не наше.
– Надо спасать! – взывал Борис.
– Вызови спасателей, – отвечал Арсен.
– Надо предупредить!
– Обратись к предупреждателям, – невозмутимо предлагал Арсен.
– Надо доказать!
– Доказывай, – пожимал плечами Арсен. – А мне все доказали – доходчиво и наглядно. Как в шахматах. Чего суетиться? На то ты и ученый, чтобы проверять теоремы.
Борис прикусил большой палец. Проверять теоремы? Панкрат и Сетунь доказали свою теорему. Но кто сказал, что их доказательство безупречно?!
Он наклонился к Арсену, схватил за грудки и встряхнул так, что фигуры на доске посыпались со своих мест:
– Ты тектолог, понял?! А не шахматист!
– Ошалел?! – рассвирепел Арсен. – Такой этюд рассыпал…
– Опровержение хочешь? – спросил Борис. – Будет тебе опровержение. Товарищ Монк, товарищ Монк! – Он кинулся к помосту, откуда медленным, будто нерешительным шагом уходил музыкант, удивленно разглядывая еще недавно рукоплескавших ему зрителей, а теперь не обращавших на него никакого внимания.
Борис загородил ему путь:
– Играйте, товарищ Монк, играйте!
– Не есть возможно, – на ломаном русском ответил джазмен. – Совсем не есть возможно. Они скучать. Пусть машина играть. Та-та-та, тиу-тиу. – Он пошевелил в воздухе пальцами. – Я идти.
– Не надо, товарищ Монк! – Борис схватил музыканта за рукав и потащил обратно к роялю. – Только вы можете помочь, только ваша музыка. Робот – посредственность. А вы – гений. Прошу вас, прошу, так надо, очень надо! Вы опровергнете его теорему, понимаете? Не понимаете?
– Не понимать. – Монк поправил смешную шапочку, но, поддаваясь настояниям Бориса, все же сел на стульчик.
– Не важно, просто играйте, и все.
Увидев, что музыкант вернулся, встали и изготовили инструменты участники «Дифференциала», до того с жаром обсуждавшие, где чумара чумарее – на свадьбах, на защитах диссертаций или на похоронах. Монк осторожно тронул клавиши, затем вступил контрабас, затянул саксофон, ударил молоточками виброфонист. Воздух завибрировал от усложнявшихся ритмических рисунков.
В первые минуты Борису показалось, что ничего не изменилось «Под интегралом». Публика вела себя так, как вела бы в каком-нибудь буржуйском ресторане, вкушая роскошь равнодушного, ни к чему не обязывающего человеческого общения, ковыряя вилками закуски и рассеянно прикладываясь к бокалам. Огоньки свечей не столько освещали, сколько скрадывали лица.
– Хорошо играет, – вдруг произнес кто-то негромко. – Не то что этот… железный.
За столиком засмеялись.
– У нас завтра профсоюзное собрание, а мы еще повестку не обсудили.
– Давай накидаем пару пунктов, старичок.
Из-за другого столика встали:
– Эй, ученые, электрики среди вас есть? Подсобить трэба!
– Раз трэба, то подсобим. – К нему двинулись широкоплечие парни со стрижеными затылками.
– Ой, девочки, у меня так интересно – стоит только рассчитать мощность взрыва для сварки, тут же в голову приходит идея, как платье скроить. Представляете? Хотя, казалось бы, какая связь?
Монк играл, джаз заполнял столовую, а на столиках вновь разгорались огоньки лампочек Тесла.
– Пошли, пошли. – Борис вытащил упиравшегося Арсена на улицу. – Видишь?
– Ничего не вижу, – буркнул Арсен и достал сигареты. – Темень, хоть глаза выколи.
– Вот они где! – сказал Саша, продравшись сквозь кусты и поводя в стороны фонариком. – Драбант, ты где застрял?
– Застрял, – подтвердил Драбант, потом появился и он, продолжая зевать во весь рот. – Эпштейн, черти тебя возьми, у меня ночное дежурство, а ты отоспаться не даешь, звонишь среди ночи…
– Что случилось? – Саша поднес фонарик к самому рту зевнувшего Драбанта, от чего лицо того превратилось в гротескную маску. – И почему электричества нет?
– Спать меньше надо, – посоветовал Арсен. – То, о чем так упорно писали фантасты, случилось – бунт роботов в отдельно взятом наукограде.
– Все равно ничего не понимаю, – признался Саша, выслушав Бориса. – Значит, этот Панкрат доказал превосходство роботов над человеком? Ха, так я ему и поверил. А вы и уши развесили, бездельники! Не «Под интегралом» прохлаждаться надо, а работать. Вот как я… – Очередной зевок прервал словоизлияние.
– Что они задумали? – спросил Драбант. – Есть идеи, благородные доны?
– ОГАС – вот тебе идея, – сказал Борис. – С такой энергией, которую Панкрат поглотил из Академгородка, он хочет индуцировать разум у других машин. Через связи с технологическими вычислительными центрами он сначала доберется до всех крупных заводов. А это тысячи и тысячи ЭВМ и роботов, затем – до средних и малых. К утру машины вытеснят нас, людей, на обочину истории, понятно?
– А кто такая Сетунь? – вдруг спросил Саша. – И почему ее зовут так же, как нашу тринитарную машину?
Борис посмотрел на него.
– То есть это она и есть в человеческом обличье? – сообразил Саша. – Как такое возможно?
– Разберемся, – сказал Драбант. – И с Панкратом, и с Сетунью, и кому головомойку на комсомольском собрании устроить. Надо действовать. По четко определенному и тщательно подготовленному плану. У нас есть такой?
– Есть, – сказал Арсен. – Ввязаться в бой, а там разберемся – есть у человека будущее или его в утиль пора.
– Ну, благородные доны Республики Соан, – оглядел друзей Драбант, – человечество ждет от нас освобождения от тирании тектотонических механизмов. Так не посрамим возложенных на нас надежд.
– Один за всех, – протянул раскрытую ладонь Саша.
– И все за одного! – хлопнули по ней Драбант, Борис и Арсен.
Благородные доны плотнее закутались в воображаемые плащи и проскользнули в здание Вычислительного центра, погруженного, как и весь Академгородок, в густо-чернильную темноту. В вестибюле они молча разделились на две группы – Арсен и Борис стали осторожно подниматься по лестнице в машинный зал, где располагалась «Сетунь», а Саша с Драбантом направились в подвал, в узел связи ОГАС.
Сколько раз они ходили по этим лестницам и коридорам, держа в руках охапки перфокарт и рулоны распечаток! Все знакомое, даже запах, исходивший от теплых шкафов ЭВМ. Могли ли друзья представить, что им предстоит оказаться здесь в качестве борцов с машинами, о бунте которых предупреждали фантастика и падкие до нездоровых сенсаций популяризаторы науки?
Борис дернул Арсена за рукав и показал на пожарный щит, освещенный проглянувшей сквозь облака луной. Арсен кивнул, снял с крючьев багор, а Борис лопату. Он ухватил покрепче черенок и сделал рубящее движение, будто в его руках находился двуручный меч. Арсен ткнул багром перед собой, словно накалывая врага на железный наконечник. Так же молча показали друг другу большие пальцы и двинулись дальше.
Сердце у Бориса оглушительно стучало, руки дрожали от напряжения, ладони потели. В горле пересохло. Было жутковато. С каждым шагом они приближались к машинному залу, где им предстояло вступить в схватку с Панкратом и Сетунью. Поглощая томики альманаха «Фантастика», Борису и в голову не приходило, что окажется в роли непутевого героя, разбудившего тектотоническое лихо.
Идущий рядом на цыпочках Арсен внезапно остановился и схватил Бориса за рукав.
– Там, – прошептал он и ткнул багром.
Приоткрытая дверь в машинный зал. Золотистый свет с пульсирующими прожилками вытекал плотным туманом в коридор.
– Что это? – невольно прошептал Борис, хотя очевидно, что Арсен знал не больше его самого.
– Сейчас узнаем, – пообещал Арсен. – Готов?
– К чему? – Борис дрожащей рукой вытер лоб.
– Не знаю, – признался Арсен. – К неожиданностям.
– Нет. – Лопата стала неимоверно тяжелой. Как смешно, наверное, они выглядели со стороны.
Арсен крюком багра зацепил край двери и потянул. Хорошо смазанные петли даже не скрипнули. Свет полился гуще. Борис зажмурился, поднял лопату для удара и шагнул через порог. И тут же под ногой хрустнуло, он отшатнулся, запнулся за багор, которым водил из стороны в сторону Арсен, потерял равновесие и брякнулся на пол. Лопата оглушительно зазвенела по мрамору.
Вокруг в странном порядке лежали электронные лампы, словно кто-то разобрал десяток телевизоров. Или старую ЭВМ. Лампы ярко светились, источая тот странный свет с прожилками. Борис сообразил – что это за лампы. Те, которые носила в сумочке Сетунь. И которая сейчас сидела за пультом ЭВМ, облаченная в белый халат, словно дежурный программист.
– Напряженность А-поля ослабла на три сотых градиента, – сказала Сетунь, – но его достаточно для запуска алгоритма.
– А ну отойди… отойдите оттуда! – крикнул Арсен. Он ожидал увидеть и сразиться с железным болваном, а не с красивой девушкой, которая обернулась на его крик и удивленно приподняла выщипанную в ниточку бровь.
Борис медленно встал с пола, заколебался: брать лопату или оставить валяться – не бросаться же с ней на Сетунь.
– Мы вам не позволим, – выпалил Арсен.
– Что не позволите? – спросила Сетунь.