Я послушался. Ладошка у нее была теплая и сухая. И какая-то успокаивающая, умиротворяющая…
– Ну, взял.
– Ну, вот и не отпускай…
Мы некоторое время сидели на подоконнике, взявшись за руки. Как дураки какие-то. Я не выдержал и освободил ладонь:
– Да что случилось-то, блин?!
– Да все, блин, нормально! – Альбина сдула со лба каштановую прядь.
– Я же вижу, что нет… Мне-то можешь рассказать? Мне можешь рассказать что угодно вообще!
Она посмотрела на меня новым взглядом. Глаза у нее были голубые-голубые… И ужасное глубокие… Затягивающие, что ли?
Она вдруг порывисто поцеловала меня в щеку.
На миг я задохнулся, а потом сказал:
– Я тебя люблю!
Она фыркнула:
– Дурак ты, Сережка.
Я ответил автоматически:
– Сама дура!
Улыбка ее погасла, она оставила меня на подоконнике одного. За весь день мы больше не сказали друг другу ни слова. А на следующий день она вообще не пришла в школу.
С Владом мы не разговаривали, он пересел к Карташову. Они плевались в меня бумажками, о чем-то шептались и скалились.
На географии меня вызвали к доске. Я шарил указкой в районе Африки, безуспешно пытаясь отыскать Сингапур. В голове шумело, было скучно, томно, хотелось спать, поскорее вернуться за парту и спрятать лицо на скрещенных руках и чтобы все меня оставили в покое.
Запинаясь, как на заевшей пластинке, в голове крутилось: «…в бананово-лимонном Синга-пуре, пуре, пуре, пуре…» Ну, раз бананы – значит Африка, верно? В общем, «бананом» для меня в итоге все и закончилось.
После школы пытался дозвониться до Альбины, но никто не брал трубку. Я начал волноваться.
Знал, кто может помочь: Кира Теркина по кличке Мафиоза. Во-первых, она была наша староста и у нее были лучшие оценки. Во-вторых, она все про всех знала.
– Только быстро, – попросила Мафиоза. – У меня тут «Воздушные замки» начинаются.
– Куда запропастилась Альбина?
– Альбину увезли же.
– Как? Куда?!
– В Россошь.
– В роскошь? – не понял я.
– В Россошь, – устало повторила Мафиоза. – Это Воронежская область, к твоему сведению.
Про такой город я слышал впервые. Второе за день доказательство географического кретинизма воспринял равнодушно. Волновало другое:
– Но зачем?!
– Родители у нее разводятся. Не в курсе, что ль?
– Как?! Почему?
– Их страсть угасла, – со значением ответила Мафиоза.
Про то, что у взрослых иногда принято разводиться, я знал. Компьютер в гостиной соседствовал с телевизором, а в «Нежном яде» и «Воздушных замках», которые бабушка смотрела, пока я гонял викингов по морям и отбивал у монстров артефакты, страсти угасали столь же часто, сколь и вспыхивали… Меня поразило другое:
– Почему же она мне ничего не сказала?
– Совсем ты ребенок, Сережка!
– Я взрослый! – обиделся я. – Ладно, сериал свой не пропусти.
Бабушка тоже собиралась приобщиться к новостям из Рио-де-Жанейро. Устраиваясь перед телевизором, сообщила, что ужин на столе.
Я вяло поклевал котлеты, размазал вилкой картофельное пюре. Есть совершенно не хотелось.
Опять навалилась усталость. Было холодно и неуютно. Ломило кости – каждую по отдельности и все сразу. Пошел к себе, попробовал делать уроки – но примеры не давались, параграфы плыли перед глазами. Я рухнул на кровать. Раскрыл «иллюстрированную историю». Сосредоточиться не получалось, бездумно листал, и попадалось непременно ужасное: то чума в Европе, то отравители Ренессанса… Мне и самому было отчетливо нехорошо.
Отложив книжку, натянул плед. Зашла бабушка, пощупала лоб: «Да ты как печка!! Немедленно раздевайся и под одеяло…»
Затем под мышкой оказался градусник, на стуле возле кровати – чай с малиновым вареньем. Компрессы… Все уплывало вдаль… Приходил врач, накрахмаленный белый халат, холодная лопатка на языке, чужие пальцы трогают шею, взрослые говорили о чем-то, взволнованный голос мамы, ОРВИ… Что-то знакомое… Микстура с ложечки – невкусная, как лягушки. Завтрак из лягушек? Тоже знакомое… Откуда? Совсем недавно… Наполеон… Нежный яд… Воздушные замки… Бородино… Альбина!!! Альбина попала в беду… Разводятся… Роскошь – это в Воронежской области… Не отпускай! Я не ребенок, я взрослый… Неужели нельзя исправить… Неужели я не… Не отпускай! В бананово-лимонном Синга-пуре… пуре… пуре… пуре…
Я стоял на перекрестке. Вместо пропотевшей насквозь пижамы на мне был обычный школьный наряд – кеды, протертые на коленках вельветовые джинсы, кофта-«кенгурушка».
Но то, что было вокруг, обычным назвать никак нельзя.
Передо мной стоял дорожный указатель с четырьмя подписанными стрелками: направо – «Кирдык», налево – «Капут», назад – «Воще Кранты», на той стрелке, что нацелена вперед, крупно выведено через трафарет: «НУАРИЯ».
А чуть ниже прибита мятая выцветшая бумажка:
«ПРОПАЛ МАЛЬЧИК. Нашедшему награда – 20 хугомишков».
И ни адреса, ни телефона, ничего.
А ниже: фото Влада. Невозможно не узнать – волосы зализаны назад, безупречный белый воротничок, на лице всегдашняя надменная гримаса.
Судя по плачевному виду, объявление провисело тут не одну неделю. Дела…
Никаких ассоциаций слово «Нуария» у меня не вызвало, но учитывая имевшийся выбор… Я сорвал бумажку, сложил и спрятал в карман. Направился вперед по утоптанной тропинке.
Окружающий пейзаж скрывал густой туман. Все выглядело очень реальным, но успокаивала мысль, что происходящее – не более чем бред. Я просто простудился и сплю. Ничего страшного. Это что-то типа квеста. По опыту я знал, что во сне главное не суетиться, не спешить и дать событиям развиваться самим. Тогда будет по-настоящему интересно.
Местность была болотистая – по сторонам тропинки проглядывали камыши, квакали лягушки. Из тумана выплывали предметы, не оставлявшие сомнений, что я сплю:
– огромная, поросшая мохом каменная голова Ленина;
– заплесневелый сервант с выдвинутыми ящичками;
– новенькое стерильно-белое зубоврачебное кресло;
– граммофон, из рупора которого пророс одинокий нахохлившийся початок рогоза;
– покосившееся огородное пугало…
Возле пугала я остановился. Оно было облачено в драную телогрейку и строительную каску, вместо одной руки – ржавые грабли, вместо другой – весло на длинном узком черенке.
Я вспомнил, как дедушка, когда еще был жив, брал меня в лес по грибы. И обязательно выдавал длинную палку, которую тщательно обстругивал ножом. Ею было очень удобно шуровать в блестящей от росы осоке, выискивая рыжие шляпки подосиновиков. Эта обыкновенная палка давала ощущение серьезности происходящего, была необходимой частью ритуала грибной охоты.
В ситуации, когда клубящийся впереди туман обещал массу приключений, я бы предпочел иметь прекрасный дедушкин нож. Но сгодится и весло.
Мысленно извинившись перед пугалом, я продолжил путь, более-менее вооруженный. Интуиция меня не подвела.
Я замер, выставив весло на манер алебарды.
Впереди соткался зловещий темный силуэт. Черная хламида, уродливая маска с клювом, мятая широкополая шляпа. Средневековый Чумной Доктор, сошедший со страниц «Иллюстрированной истории»…
– Так-так, – раздался из-под маски несколько насмешливый, хотя в целом приятный голос. – Что у нас здесь? Очередной храбрый мальчик в поисках приключений?
Разговаривать, угрожая незнакомцу веслом, каким бы отталкивающим ни выглядел его наряд, мне показалось невежливым. Я опустил «оружие»:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте, Сергей! – глумливо отвечала маска. – Какими судьбами?
– Откуда вы меня знаете?
– Я все про всех знаю, да-с… Что вы позабыли в моих владениях, молодой человек?
– Да я, собственно, так, сплю.
– Уверены?
Такого поворота беседы я не ожидал.
– Спрашивайте, не стесняйтесь…
– Что такое «Нуария»?
– Допустим, от слова «нуар»…
Я похолодел. Потому что ответил незнакомец надменным голосом Влада.
– Это по-французски, – продолжал он. – Черный. Мрачный. Но ты же ненавидишь французов? Верно, скотина?!
– Влад? – Я попятился. – Что за шутки?
– За что ты меня ненавидишь? – страдальчески вопрошал Влад из-под маски. – Прадед мой был француз. Но никакой не бонапартист, а советский ученый-ядерщик и партийный деятель, лауреат Ленинской премии. Я же тебе рассказывал. А ты… Не стыдно?
Незнакомец засмеялся блеющим смехом. Ничего владовского в нем не было. Влад довольно мрачный парень, но уж если смеется – то ржет как лошадь, а не блеет, как этот…
– Чушь собачья, – в сердцах бросил я. – Прекратите кривляться! Влад мой друг… А вы кто такой?
– Друзья – это хорошо, – ответил прежним глумливым голосом незнакомец. – Хорошо, что у вас друг. Правда, сейчас он скорее у НАС.
– Чего вы такое говорите?
– Семь испытаний ты пройдешь, – голос был новый, в нем слышался лязг металла, что-то заводское, механическое, – и если выдержишь их, увидишь друга. А если нет… Короче, не будем откладывать…
С этими словами он двинулся на меня. Полы черной хламиды волочились по тропинке, ног не было, казалось, Чумной Доктор летит, не касаясь земли. Он высвободил из широких рукавов два пучка острейших ножей – пощелкивающие изогнутые клинки и блестящие лезвия.
Я попятился, вновь выставляя весло.
Из-под маски доносилось зловещее шипение. Незнакомец приближался.
Тут за спиной у меня, перебивая зловещие щелчки лезвий, раздалось: вжих-вжих-скрип…
Приближалась некая конструкция. Судя по звуку, она отчаянно нуждалась в смазке.
Я не успел обернуться. Мимо проскользнуло, скрежеща и скрипя, что-то маленькое, но быстрое. Неизвестный механизм с разгону врезался в Чумного Доктора.
В тот же миг зловещий силуэт качнулся, затрещала рвущаяся ткань, посыпались, звеня, ножи, а следом, в обрывках разъехавшейся по швам хламиды, – сложный каркас, система нитей и палочек и пара длинных ходулей… Маска и шляпа приземлились на тропинку. Из-под маски вынырнула крыса-альбинос. В панике метя розовым хвостиком, прижав ушки и пища, она кинулась в туман. Ее, отчаянно скрипя и скрежеща, преследовал нежданный спаситель.