Теперь я смог разглядеть его: это был механический котенок!
Пока я пытался отдышаться и прийти в себя, погоня закончилась. Неудачно – появившийся из тумана механокот выглядел разочарованным.
Он переваливался с боку на бок, шагая на скрипящих суставчатых лапках. Бока и мордочку его тронула ржа, изогнутый хвост напоминал рычаг, какими заводили допотопные автомобили. Подрагивали проводки усов-вибриссов. Лампочки, заменявшие коту глаза, моргали на два цвета – зеленым и синим.
– Как тебя зовут, котенок?
Кот остановился. Грохотнув деталями, сел на тропинку. Но сел не так, как обычно садятся коты, – отклонился назад, задние лапы разъехались, приподнял хвост-рычаг, приземлился на пятую точку, обхватив передними лапами клепаное пузо.
Кот дважды моргнул глазами-лампочками:
– Я не котенок. Я – кот! Извольте говорить со мной как с равным.
– Откуда вы взялись? – растерялся я.
– Вам, без сомнения, требовалась помощь.
– Очень вам благодарен. Я сам… Как-то растерялся.
– Вернее, испугался?
Тут было не поспорить:
– Да.
– Страх подчиняет наш разум, – рассудительно сказал кот. – Поэтому всегда надо смотреть ему в лицо. Надо дать страху пройти сквозь себя.
– В следующий раз я так и постараюсь! Ну, просто… это было неожиданно. Что это было?
– Псевдочеловек.
– Что это значит?
– Это значит, он похож на человека, но нет.
Я достал из кармана объявление с портретом Влада:
– Вы случайно не видели моего друга?
Кот со скрипом помотал головой.
– Понятно, – сказал я, хотя ничего не было понятно. – Что мне теперь делать?
Кот заскрежетал сильнее обычного. Я догадался, что он так смеется:
– Псевдочеловек же вам все объяснил. Семь… Теперь уже шесть испытаний. Со страхом-то справились?
– Вроде… А что за испытания?
– Не знаю. Я же просто кот.
– Как мне вас звать?
– Придумайте сами, – шутливо мигнул лампочками кот.
Я попытался вспомнить клички, но ни одна механокоту не подходила. Почему-то в памяти всплыл кабинет литературы…
– Лев Николаич? – бросил я наугад.
Кот заскрежетал еще громче. Я испугался, что какой-нибудь из болтов отлетит от его сотрясающихся боков.
– Александр Сергеевич?
Кот закрыл мордочку лапами в приступе хохота.
Бакенбарды и крылатка никак не лезли из головы… Как там? Я же учил… Меж сыром лимбургским живым и ананасом… Нет… С пармазаном макарони, да яичницу… Не то… Надев широкий боливар, Онегин…
– Евгений! – в отчаянии бросил я.
Кот со скрипом махнул лапой:
– Пусть будет Евгений. Пока вы всю школьную хрестоматию не перебрали. А вам еще шесть испытаний проходить!
– Меня Сережа зовут.
– Приятно. – Кот поднялся, ухватившись лапой за хвост, старательно раскрутил. – Завод коротковат, – проворчал он под нос. – Да и смазать бы не помешало…
– Куда же дальше, Евгений?
– А тут все дороги ведут в одно место, – сообщил кот, отпуская хвост и прислушиваясь к мерному постукиванию внутри себя. – В Рось-Кошь…
– Россошь? – переспросил я, наученный прежними географическими неудачами.
– В Рось-Кошь! Поселок тут такой, городского типа. Я сам туда иду.
– Проводите меня?
Кот раздумчиво поскрипел суставами:
– Пожалуй… Только не думайте, что мы вот так сразу сделались друзьями. Просто нам по пути. Я сам по себе… Я, знаете ли, кот.
– Договорились, Евгений.
Рось-Кошь внезапно выступила из тумана и сразу же ослепила блеском огней, оглушила звуками.
Городок походил на смесь ярмарки с парком культуры и отдыха. Туман держался на его границах, сдерживаемый невидимым заслоном.
Над Рось-Кошью царили сумерки, рассекаемые множеством пестрых рыбок, сновавших туда-сюда в воздухе. Взрывались фейерверки и шутихи. Мигали яркие вывески над шатрами, голосили зазывалы, вращалось чертово колесо, визжали пассажиры русских горок.
– Куда теперь? – спросил я у Евгения.
– В справочную, это на центральной площади.
Прямо над головой пронесся мальчишка на летающем скейтборде. Я лихорадочно пригнулся:
– Ты чего, слепой?!
– Они вас не видят, Сережа, – проскрежетал кот. – Повредить, впрочем, тоже не могут. Это Рось-Кошь, место, где оживают мечты. Здесь каждый думает, что он один, что город – только для него.
– А откуда они тут?
– Ну, как же… спят, мечтают…
– Почему я их вижу, а они меня нет?
– Вы же здесь по делу, верно?
Народу тут было предостаточно. Мальчишки и девчонки бродили от палатки к шатру, от шатра к развалу, но каждый держался наособицу, не замечая присутствия остальных. А палаточные зазывалы и клоуны надрывались на все голоса. Я невольно посматривал по сторонам. Возле одной палатки замедлил шаг.
Кот предупреждающе заскрипел, но я не стал слушать. Шагнул под расписной полог шатра.
Взгляд приковали выложенные на столах канцелярские принадлежности. Чего тут только не было! Почувствовав мое приближение, цветные карандаши и фломастеры выстраивались рядами. Величаво маршировали ножницы и циркули. Скакали кисточки всевозможных форм и расцветок. В нетерпении подрагивали, будто вот-вот взорвутся, баночки с красками и тушью…
Появился продавец, умудряясь оставаться в тени, как-то ненавязчиво, мягко всунул в мои руки фломастер, подвел к мольберту: «Попробуйте…»
Фломастер заскользил по ватману сам собой: несколько штрихов – и у меня получился выразительный портрет Евгения. Мигнули глазки-лампочки, крутанулся хвост-рычаг… рисунок ожил!
Сквозь хор голосов, крики зазывал, треск шутих, протяжные трели каллиопы и грохот аттракционов я услышал где-то знакомое «вжих-вжих-скрип…», мельком подумал про Евгения – того, настоящего.
Но тотчас забыл, во-первых, потому что он был слишком занудный и ржавый, а во-вторых, потому что поверх мольберта за горами «канцелярки», красок и кистей я увидел книжный отдел…
Там были КНИГИ. Сотни, тысячи… Многоцветье переплетов. Золотой и серебряный блеск тисненых заглавий. Книги манили, требовали – раскрой, листай, читай, говори с нами! Будто под гипнозом я побрел к книжным полкам, на ходу возвращая фломастер незаметному торговцу, забыв даже про собственное творение – нарисованный кот кривлялся и размахивал хвостом-рычагом, пытаясь привлечь внимание.
– Чем могу помочь? – прошелестел продавец. – Что-нибудь подсказать?
Я наконец-то впервые посмотрел ему в лицо – добродушное, бородатое, такое открытое. Он был похож…
Я вспомнил, как мы с дедушкой смотрели сериал про техасского рейнджера с Чаком Норрисом в главной роли. В каждой серии Чак – в ковбойской шляпе, казаках и куртке с бахромой – ввязывался в приключения, сталкиваясь со множеством негодяев. И со всеми расправлялся в конце, используя коронный двойной удар ногой с разворота. Дедушка был ветеран, и мне всегда хотелось смотреть с ним фильмы про Великую Отечественную, потому что он мог бы рассказать много интересного. Но их он не очень любил, как и рассказывать про войну, а вот про рейнджера не пропускал ни одной серии.
– Такого вы не прочитаете нигде, – сообщил Чак Норрис. – Только у нас. Полнейший эксклюзив! Вы станете первым… Прикоснитесь к страницам, которых не касался ни один читатель… Беспрецедентная серия: неизданное и… ненаписанное!
У него было такое располагающее лицо, что хотелось слушать, внимать, подчиняться ему во всем. Он настойчиво и убедительно рекомендовал ассортимент своего шатра: «Незнайка и марсианские коротышки» Николая Носова, «Возвращение Вия» Гоголя, «Обратно в Парк Юрского периода» Майкла Крайтона, «Что-то страшное грядет… опять!» Рэя Брэдбери, «Наутилус: реставрация» Жюля Верна, «Золотой шар» братьев Стругацких…
– Ой! – вздрогнул я.
Кто-то пребольно укусил меня за ногу.
Кот Евгений, уцепившись за штанину обеими лапами, скалил мелкие острые зубки.
– Вы… чего ж ты делаешь, животное?!
– Забыл, зачем сюда явился? – проскрежетал кот.
Мне стало стыдно.
Я поглядел на Чака Норриса, чтобы найти поддержку, чтобы он помог мне с аргументами против назойливого кошака. Но то, что увидел на месте его лица, заставило меня вздрогнуть.
Лже-Чак тотчас вернул прежнюю располагающую улыбку. Вернул прежнюю физиономию. Но было поздно…
– Пойдемте отсюда, Евгений, – сказал я коту, не давая Лже-Чаку снова заговорить и опутать меня сетями гипноза. – Чушь собачья эта их ярмарка и больше ничего.
Я подобрал с пола весло, которое, оказывается, успел выпустить из рук.
– И вот еще что, – обернулся я уже на пороге. – Все эти ваши продолжения и возвращения…
– Ремейки, – подсказал кот.
– Все эти ваши ремейки тоже ерунда полнейшая.
Усталый кролик в окошке справочной долго рылся в бумагах, снимал и надевал очки, потирал лапкой красные от недосыпа глаза, чихал от пыли. Ранее я показал ему объявление с портретом Влада, но он сказал, что не имеет о нем никакого понятия.
– Развели бюрократию, – проскрипел Евгений.
Наконец кролик изрек:
– Отроку, испытуемому на предмет храбрости, надлежит преодолеть семь препятствий на пути к особе, представляющей для него неизбывный интерес…
– Это мы и так знаем, – перебил Евгений. – По географии что там?
Кролик устало поглядел поверх очков, пошевелив ушами, снова углубился в бумаги.
– Сергей? – уточнил он.
– Да. Это я.
– Ищете Влада?
– Угу.
– Вам надлежит проследовать во владения Разводящера…
– Кого-о-о?
Евгений издал что-то вроде свиста. Я посмотрел на него:
– Все плохо, да?
Кот с громким звоном постучал лапой по лбу.
Кролик хотел было что-то добавить, но кот перебил:
– Знаю я, где это. Сам провожу…
Кролик нервно дернул ушами:
– С вас за консультацию три хугомишки!
Кот мигнул глазками-лампочками:
– Сколько?? Да это грабеж! – потянул меня лапой за штанину. – Вы как, при средствах?
Я только руками развел.
– Можно было и не спрашивать, – проворчал Евгений. – Запиши на мой счет, ушастик!