Новая супруга Ника отнюдь не производила впечатления алчной вульгарной торговки, как писали некоторые наши газеты. Леди Алла, которая очень неплохо (уж всяко лучше лондонского простонародья) говорит по-английски, оказалась остроумной, хорошо образованной женщиной, которая живет полной жизнью. Она любит своего мужа, заменила мать его девочкам, она занимается серьезные делом, приносящим благо ее консорции[13] и ее стране. Она не просто зарабатывает деньги. Эти деньги потом превращаются в исследовательские институты, заводы, фабрики, железные дороги, сельские больницы и школы. Она – одна из тех, кто изо всех сил крутит тугое колесо истории, приносящей прогресс в отсталую, темную и забитую Россию. А еще леди Алла является законодательницей моды, которой (причем не только в этой стране) стараются следовать женщины, считающие себя образованными, эмансипированными и самодостаточными. Она любит своего мужа, его дочерей, знает, чем и для чего занимается… Ну а я… могу ли я сказать нечто подобное о себе? Нет, не могу, и именно в этом причина моей тоски. Этот визит в Россию все перевернул во мне, заставил о многом задуматься; я знала, что отныне мне не будет покоя и тоска моя уже не пройдет, а будет только усиливаться…
Неужели мне и дальше придется влачить это безрадостное существование? Мы покинем Россию – и все пойдет своим чередом, только я уже не буду прежней. Я буду задыхаться среди роскоши дворцов и душа моя будет метаться, жаждая свободы… Свободы! Лишь познакомившись с супругой Ника, я поняла, что это такое. Это не деньги и не власть, о нет… Это – возможность быть собой, реализовать данные природой способности – как это сделала она, госпожа Алла Романова-Лисовая. Я не знаю, кем она была там, в своем мире; впрочем, могу предположить, что вся ее прежняя жизнь была лишь определенной лестницей к тому положению, которое она занимает сейчас. Наверное, тот путь не был сплошь усыпан розами, встречались на нем и острые шипы. Но она изначально была свободной и имела право на ошибки. Над ней не довлело высокое происхождение и необходимость делать только то, что диктуют придуманные людьми правила.
Кем бы она ни была прежде – сейчас она сильная, самодостаточная и независимая. Она добилась всего собственным трудом, и совершенно понятно, что ныне эта женщина на вершине своего успеха. Она просто излучает уверенность, спокойствие, безмятежность и вместе с тем мягкую силу. О, Нику очень, очень повезло, что он встретил ее! Вероятно, ему изначально была нужна именно такая жена. Уж наверняка она не закатывает ему истерик, как это делала Алиса Гессенская. Леди Алла заботится о душевном равновесии мужа – это очевидно. Брат выглядит счастливым, в глазах его появился живой блеск.
И еще острее я ощутила, как несчастлива я сама. Я живу не своей жизнью. Я просто не могу жить так, как мне хочется. И если я не попытаюсь ничего изменить, быть мне до конца своих дней птицей в золотой клетке… Что ж теперь? Взбунтоваться? Но какой в этом смысл? Ведь мы вернемся домой, а там, в Великобритании, особо не побунтуешь. Да и будет ли у меня там желание нарушать привычную колею жизни? Скорее всего, я просто смирюсь со своей судьбой окончательно – и пути назад уже больше не будет никогда…
Но что если… что если мне остаться здесь, в Петербурге? Пообщаться с леди Аллой, да и с прочими людьми из будущего… Думаю – да нет, я уверена – что это будет очень полезным для меня. Возможно, я смогу понять ЭТИХ людей, а также то, почему все, что они делают, пронизано какой-то непререкаемой правильностью…
А ведь я могла бы стать такой же, как и леди Алла. Разве мало во мне способностей и талантов? Меня могли бы уважать не за то, что я королевских кровей, а за мои собственные заслуги. О, если б вырваться мне на волю из-под строгого ока матери! Тогда бы я смогла стать счастливой. Остаться в Петербурге… Ощутить собственной кожей свежий ветер перемен, принесенных этими пришельцами из будущего… И, может быть, тогда мне удалось бы стать хоть в чем-то похожей на них… на леди Аллу… Добиться чего-то собственными силами! А ведь все привилегии были даны мне от рождения. Мне не нужно было ни к чему стремиться – уважение и поклонение было обеспечено и так. Но как заманчиво было бы реализовать весь свой потенциал – тот, который не играл никакой роли в моем высоком статусе! Забыть на время о том, что я принцесса, и стать обычной женщиной, над которой не довлеет ее положение… Я больше не хочу быть комнатной собачкой своей матери! Я уже не смогу жить по-прежнему… Но как объяснить матери, что я хочу остаться в Петербурге? Да и стоит ли?
Все эти мысли крутились в моей голове еще во время вечернего разговора с Ником и его супругой, да и потом, ночью, я долго не могла заснуть, возвращаясь к ним снова и снова. И, видимо, утром, во время завтрака, эти мысли отчетливо отражались на моем лице, в котором женщина из будущего могла читать как в открытой книге. Иначе я никак не могу объяснить то, что случилось потом. Когда мы собирались отправиться на корабли (мы с отцом на «Дредноут», а Ник с супругой на свой броненосец), леди Алла вдруг решительно подошла ко мне, попросив кузена Ника на минутку оставить нас наедине – дескать, нам, «девочкам», необходимо поговорить без мужских ушей. Ник послушно ушел и мы остались вдвоем.
– Знаешь что, Тори, – сказала она мне, сразу угадав мое «домашнее» имя, – твоя история написана у тебя на лице. Тебе уже под сорок, а ни мужа, ни детей у тебя нет и не предвидится. При этом тебе хочется не кого попало (пусть даже с титулом, который длиннее чем хвост у павлина), а того, кто поймет твою нежную и возвышенную душу, станет сердечным другом, а не просто юридической фикцией, именуемой «муж». Но годы идут, а вместе с ними уходят молодость и красота. Сейчас ее следы еще видны на твоем лице, но что будет через год, через три или через десять? Маман у тебя тиранша, не желает отпускать тебя ни на шаг, считая то ли бесплатной служанкой, то ли комнатной собачкой, отец погряз в государственных делах и интрижках с молоденькими актрисками, а потому ему совершенно нет дела до того, что у него погибает дочь. Ты от всего этого ужасно страдаешь, но все равно тянешь эту лямку, потому что, по твоему мнению, самоубийство совершенно не к лицу истинной леди. Разве не так?
Я и так все это знала, но анализ леди Аллы был таким жестким и беспощадным, что на мгновение я испытала укол в сердце и на глаза мои навернулись слезы.
– Не реви, – жестко сказала моя собеседница, – разведением сырости делу не поможешь.
– А разве мне можно помочь? – спросила я, утирая намокшие глаза платком.
– Безнадежны только покойники, – ответила леди Алла жутковатой русской идиомой, – у остальных еще есть шанс. В первую очередь тебя нужно оторвать от матери, пока она тебя окончательно не съела. Не то что бы она злая женщина, просто она обижена на твоего отца за его любвеобильность по отношению к женскому полу, хотя старается не подавать вида. Ей кажется, что, удерживая дочерей при себе и оберегая их от брака, она спасает их от больших неприятностей.
– Но Мод и Луиза все-таки вышли замуж, – возразила я.
– И ты бы вышла, – ответила она, – просто не нашлось того суженного, ради которого стоило бы рвать жилы. Но это все ерунда. Сейчас не средние века, когда женщина считалась бесплатным приложением к мужчине. В первую очередь тебе нужно освободиться. Если хочешь, я поговорю с Ольгой, чтобы она провозгласила тебя послом Доброй Воли, которая призвана примирить Россию и Великобританию. Вряд ли Ольге откажут, ведь твоему отцу сейчас крайне нужен союз с Россией. А ты купишь себе дом, заведешь знакомства, такая богатая, красивая и самодостаточная, оглядишься по сторонам и, может быть, увидишь свое счастье. Ну и, конечно, Добрая Воля, без нее никуда. В Британии народ тебя любит, ты же умница и красавица, – полюбят и в России. Ну что, годится?
Ее слова несказанно вдохновили меня. Боже, какая замечательная перспектива! И предлагает мне ее сама леди Алла… Вот он, выход, и матушка едва ли осмелится возражать… Моя душа возликовала, расправила крылья и приготовилась к полету. Пусть все будет так! А ведь мне казалось, что я уже давно смирилась с перспективой быть вечным приложением к своей матери, не представляя из себя ничего, кроме добропорядочной старой девы высокого происхождения. Все свои мечты и устремления я давно похоронила, пытаясь находить маленькие радости в череде унылых серых дней… Да, пожалуй, я так и не решилась бы первой заговорить о возможности остаться в Петербурге. И вдруг – такое более чем щедрое предложение: разорвать замкнутый круг и сбежать с колеса, в котором я скачу как белка на забаву публике! И ведь леди Алла предложила мне не только свободу, она предложила возможность стать важной и общественно значимой персоной. Я – посол Доброй Воли. Пока мне лишь приблизительно понятен смысл этих слов. Неофициальная дипломатия, от народа к народу, минуя Форин-офис и Певческий мост[14]… Неужели я не справлюсь с этим делом? Конечно же, справлюсь, сомнений и быть не может.
– Да, я согласна, – сказала я, едва скрывая ликование. – Ты это очень хорошо придумала. Маман, конечно, будет возражать, но я это переживу. Ведь точно так же она возражала, когда выходили замуж Мод и Луиза, но все эти возражения все равно кончились ничем…
Тогда же и почти там же, в полумиле от «Дредноута», справа по курсу, перископная глубина, опытно-боевая подводная лодка русского императорского флота «Малютка»[15].
Командир первого отряда подплава каперанг Михаил Николаевич Беклемишев.
«Малютка» – наша первая настоящая подводная лодка, ведь рассматривать в таком качестве «Дельфин» и даже построенные сгоряча пять «Касаток» не представляется возможным. И никакая модернизация, вроде замены бензиновых моторов[16] «Панар» на моторы завода «Русский Нобель», оказалась не способна превратить их в настоящие боевые подводные миноносцы. А «Малютками» их прозвали потому, что по сравнению с подводными крейсерами из будущего они смотрятся как кильки рядом с осетром.