– Какой ужас! – схватилась за голову Виктория.
– Это был не ужас, а только его репетиция, – жестко парировал русский князь-консорт, – в следующей Великой войне, случившейся через двадцать лет, число жертв увеличилось десятикратно, в основном за счет гражданского населения, в том числе и Британских островов. И спровоцирована та война была тоже британскими и французскими политиками. «Гениальная» же идея – натравить Германию на Россию, а потом, когда та увязнет в бойне в глубине необъятных просторов, ударить в спину изнемогающему победителю. В итоге все обернулось тем, что первый удар немцы нанесли именно в западном направлении. Франция была разгромлена за месяц и капитулировала, а Британия еще год сражалась в полном одиночестве, и спасли ее только узкая полоска воды да плохая погода в осенне-зимний период, делающая невозможной высадку десанта. В итоге все кончилось правильно. После шести лет жесточайшей войны Германия была повержена, а Берлин взят штурмом и разбит вдребезги, но это стоило европейским народам пятидесяти миллионов жизней…
– Давайте не будем углубляться в дебри и вернемся к первой Великой Войне, – неожиданно резко сказала императрица Ольга, – через два года всеобщей бойни, когда стало очевидно, что Германия, Австро-Венгрия, Турция и иже с ними войну проигрывают, в светлых головах английских и французских политиков созрел план по устранению ненужного уже союзника. В результате в тот момент, когда Альянс был уже в полушаге от победы, в России происходит буржуазная революция, инспирированная объединившимся англо-французским лобби, а также поддержанная вашими дипломатами и специальными службами. Мой брат Николай был свергнут и впоследствии убит вместе со всей семьей. И случилось это из-за того, что британский король Георг (твой сын, дядюшка) отказал во въезде в Великобританию Ники и его девочкам на том основании, что «английский народ не потерпит на своей земле свергнутого кровавого тирана». Это было двойное предательство. Один раз Георг предал моего брата как союзника в войне и нанес ему удар в спину, второй раз он предал его как родственника, отказавшись предоставить шанс на спасение. А тогдашний премьер-министр Великобритании, некто Ллойд-Джордж, тут же сказал в вашем Парламенте крылатую фразу: «Одна из целей этой войны достигнута»!
Ольга перевела дух и взглядом разъяренного василиска впилась в глаза британскому королю.
– Теперь ты понимаешь, дядя Берти, почему я так ненавижу вашу гадючью лондонскую клоаку и почему не склонна доверять ни англичанам, ни французам… – злобно прошипела она. – Особенно англичанам. Французы тюкнуты по голове своей Великой Французской Революцией, и потому все у них не как у людей, а значит, им много простительно. В какой-то мере мы можем их только пожалеть. Но вот английские политики и особенно твой сын не вызывают у меня ничего, кроме гадливости и лютой злобы. Но поскольку мадам Политика очень упрямая сводня и, несмотря на многочисленные исторические подвижки, все же укладывает нас в одну кровать, то я намереваюсь принять все возможные меры, чтобы те предательства никогда не смогли повториться.
Выговорившись, Ольга замолчала, а король Эдуард смотрел на нее отчасти испуганно, отчасти удивленно. Он и не предполагал, что бывают моменты, когда русская императрица становится похожей на яростную фурию. Виктория и вовсе была в шоке. Перед этой невинной во всех смыслах девушкой раскрылась бездна, откуда на нее глянуло истинное лицо ее страны, точнее, ее политической элиты. Какое уж там спасение. По совокупности деяний Великобритании следовало зачитать смертный приговор: «Да будет она повешена за шею, и пусть висит так, пока не умрет» – и выбить из-под ног табуретку…
– Так значит, спасения для нашей Британии все-таки нет? – разочарованно спросила она у Ольги.
– Спасение есть, – смягчившись, ответила та, – и прекращение такого безобразного поведения – это его часть. Вы думаете, предательство приносило Великобритании серьезные дивиденды? Конечно, кое-что это приносило, но потом эти дивиденды неизменно оборачивались проблемами. Когда-то Великобритания взялась откармливать молодого азиатского тигра, Японию – для того, чтобы натравить его на Россию, а сорок лет спустя заматеревший зверь напал на своего кормильца и жестоко его подрал. То же самое было много раз и по другим поводам. Запомните, дорогие родственнички, и передайте своим подданным: никогда и ничего не делайте кому-нибудь назло, потому что зло имеет свойство возвращаться к тем, кто его породил…
– И это все? – немного разочаровано спросил король Эдуард.
– Отнюдь нет, дядюшка Берти, – ответила Ольга, – это даже не лечение, а лишь предостережение, чтобы пациент сам не нанес себе вреда. Но главное в другом. Вот ты давеча спрашивал, о чем я шепталась со своими ближними боярами. Так вот, как раз об этом. Мы пришли к выводу, что для того, чтобы спасти Великобританию, нам необходимо, чтобы нынешнее время в истории, именуемое Эдвардианством, растянулось на как можно более долгое время. Ты есть прямая противоположность своей матери, и если твой дух будет достаточно долго витать в Букингемском дворце, то агрессивные викторианские взгляды сменятся на гораздо более гуманные и лояльные к остальным странам. Твой сын Георг – это стопроцентный внук своей бабушки, и стоит тебе умереть, как он отпустит вожжи и поплывет по течению вместе со всем истеблишментом. Чтобы избежать такого сценария, в первую очередь мы собираемся насколько это возможно продлить твою жизнь, но самое главное – это назначить тебе правильного преемника, который не будет делать глупостей. Не смотри на меня своими квадратными глазами. Твой самый лучший преемник сидит рядом с тобой и смотрит на нас с удивлением. Да-да! Во избежание больших неустройств двадцатый век снова необходимо сделать бабьим веком. Но в королевы Виктория выйдет не сразу. Сначала она побудет у меня тут твоим неофициальным представителем, так сказать, послом Доброй Воли, поживет на свободе без материнского диктата, пооботрется среди людей, и только после перейдет на новый политический уровень. При всем богатстве выбора другой альтернативы у нас нет. При любом другом развитии событий две наши империи через какое-то время неизбежно сцепятся в схватке не на жизнь, а на смерть, потому что мы здесь, в Петербурге, не станем более терпеть делаемых исподтишка подлостей, на которые так горазда нынешняя британская элита.
Король сидел как громом пораженный и невидящими глазами смотрел на русскую императрицу.
– Кажется, ты возвела меня на высокую гору и предложила сделать выбор… – наконец глухо вымолвил он, – а я не знаю, что и сказать, потому что Георг – мой сын, единственный кто выжил, и отказаться от него – это все равно что отрезать себе правую руку и вырвать правый глаз…
– Решайся, дядюшка, – твердо сказала Ольга, – на одной чаше весов твой сын, а на другой – вся страна. К тому же Тори, если не выйдет замуж, умрет бездетной, а значит, наследовать ей будут дети Георга и твои внуки, только надо озаботиться их правильным воспитанием. Я ради своей России только на плаху не отправляла своих родственников, – так сделай же и ты хоть что-нибудь ради своей Британии!
– Хорошо, – кивнул король Эдуард, – если мой сын останется жить и только будет отстранен от власти, то я согласен. А обо всем остальном надо спрашивать у моей дочери.
– Я тоже согласна, – кивнула Виктория, – но только не ради получения власть, а для того, чтобы принести добро своей стране.
– И еще, – неожиданно добавил Новиков, – вам обоим потребуется сильный и авторитетный премьер, который бы обеспечил переход власти и смог удерживать в узде ваше политическое болото. Лучшей кандидатуры, чем адмирал Фишер, для этого, как мне кажется, не существует.
– Мы учтем ваши слова, кузина, – сказал британский король, вставая, – а теперь позвольте откланяться…
22 апреля 1907 года, 10:45. Санкт-Петербург, Зимний Дворец, кабинет Канцлера Российской Империи.
Посол Французской Республики в Российской Империи Теофиль Делькассе.
Когда два года назад я писал прошение об отставке с поста министра иностранных дел Французской Республики, то думал, что обо мне забудут надолго, если не навсегда. Но не прошло и недели, как на набережную Ка дэ Орсэ (в Министерство Иностранных Дел Франции) из Санкт-Петербурга пришла грозная бумага, объявлявшая персоной нон-грата тогдашнего французского посла в России Мориса Бомпара. Вроде бы русская Имперская Безопасность выявила факты финансирования заговорщиков со стороны французского посольства, и теперь месье Бомпар и некоторые его сотрудники перешли в категорию «нежелательные иностранцы». Взамен русская императрица потребовала от премьера Рувье назначить послом в Санкт-Петербурге именно меня – и тот, конечно же, согласился, несмотря на то, что еще несколько дней назад обещал предать мое имя забвению. Попробовал бы этот слизняк не согласиться с командным окриком русской царицы – ведь от союза с Россией зависит само существование Франции. Только русские могли выставить на поле боя настолько сильное войско, что оно было способно устрашить даже германского императора Вильгельма.
Так я в третий раз приехал в русскую столицу. До этого, в 1899 и 1901 годах, я посещал Петербург с краткосрочными визитами как министр иностранных дел Третьей Республики, но город, который я застал в свой новый приезд, оказался для меня совершенно незнакомым. Вместо разгульного и всегда немного хмельного Северного Вавилона я увидел город, надевший на себя маску мрачной сосредоточенности. Ни тебе балов, ни прочих увеселений, за исключением крайне урезанного минимума в дни больших праздников. Императрица, одетая как школьная учительница, ее супруг в неизменной военной форме, канцлер Одинцов в черном кожаном плаще-макинтоше, а также другие «люди в черном»… Впрочем, о последних чаще говорят, чем они на самом деле попадаются людям на глаза. Хотя, надо признать, истинный центр страны уже давно не Зимний Дворец, а Петропавловская Крепость, шпиль которой вздымается над городом на недосягаемую высоту. Именно там похоронен первый русский император Петр Великий, и там же расположена новая Тайная Канцелярия. Многие люди, прежде слывшие проводниками французского влияния, бесследно сгинули в недрах этого мрачного учреждения. Кроме того, многие и многие выехали в Европу или же удались от дел в свои деревенские поместья, а на их местах объявились люди без роду и племени, для которых интересы Ля Белле Франсе не более чем пустой звук.