Я не ожидал такого резкого ответа и на мгновение даже стушевался. А потом поймал взгляд князя-консорта – и даже пожалел турок, австрийцев, германцев, а также и всех тех, кто еще встанет на пути создаваемого сегодня альянса. Конечно, я отпишу в Париж о принятых сегодня решениях, но при этом сам умою руки от всего, что непосредственно не касается создаваемой нами новой Антанты. И пусть в Париже сами решают и берут на себя ответственность – в том числе за денонсацию Берлинского тракта, которая даст Российской Империи свободу действий Балканах. Но я уже знаю ответ. И Фальер, и Бриан согласятся с чем угодно, лишь бы Франция не осталась в одиночестве против орды германских гренадер.
Часть 27. Сватовство в Белграде
3 мая 1907 года, Белград, Королевский (ныне Старый) дворец, резиденция правящей династии Карагеоргиевичей, дворцовый парк.
Принцесса Елена и ее брат принц Георгий Карагеоргиевичи.
Чем больше Елена узнавала о стране, куда ей предстояло уехать, тем больше у нее появлялось сомнений и вопросов. И не имело значения, что она провела в Санкт-Петербурге у своей тети Милицы вторую половину детства и отрочество, и даже прошла обучение в Смольном институте. Все в России успело в корне поменяться за четыре года, прошедших с тех пор как Елена и ее братья навсегда уехали на родину в Сербию. Теперь это была другая страна, с которой требовалось знакомиться заново. Если прежде в России восхищались всем парижским или лондонским, начиная от механизмов и заканчивая дамскими модами, то теперь Россия сама стала эпицентром новшеств и законодательницей ветреных мод. Год назад, впервые увидев девушку, независимо вышагивающую в синих саржевых брюках по одной из улиц Белграда, Елена едва не онемела от изумления. И что, так тоже можно?! А потом одетые подобным образом девицы и дамы пошли косяком. И ведь не запретишь – ведь законодательницей этой невообразимо смелой моды стала новая жена бывшего русского императора Николая госпожа Лисовая. И это только одна мелочь; а ведь есть и еще другие веяния, расходящиеся из того же источника.
Кроме того, тетки Елены, Стана и Милица, при прежнем режиме вхожие в царскую семью через сердечную дружбу с Александрой Федоровной, после смерти царицы потеряли свое привилегированное положение. Царствующая императрица недолюбливала обеих сестер, считая их пустоголовыми балаболками, и уж точно близко не подпускала к денежным местам их мужей, содержание которым было урезано вдвое против прежнего. Эти-то две кумушки и отписали своей племяннице, разрисовав происходящее в России в самых темных красках. Там и свирепства новой тайной канцелярии; там и князь-консорт без роду-племени, влезший в императорскую постель не снимая сапог; там и заигрывание новой власти с чернью, официально именуемое борьбой с народной бедностью; там и уменьшение количества и размаха увеселительных мероприятий для высшего класса: балов, приемов и торжественных обедов…
И вот в таких условиях русская императрица вдруг вспомнила про некрасивую сербскую девушку, неожиданно ставшую принцессой, и решила женить на ней своего брата Михаила. Елена устала загибать пальцы, перечисляя достоинства своего жениха: он и красавец, и силач, и герой, и полководец, сумевший так наподдать злосчастным японцам, что сразу отбил у них волю к продолжению войны. А еще он честный человек – добровольно отказался от трона в пользу сестры и сам первым принес ей присягу на верность. Кроме всего прочего, это значило, что он не будет интриговать, подсиживая Джорджи с целью добиться для себя престола ее отца. Европа полна безработных принцев, которые только и ищут свободный трон, к которому можно было бы пристроить свое седалище; однако Великие князья из дома Романовых обычно избегают подобного занятия.
«Но что будет, если Михаил все же решит остаться жить в Сербии? – подумала Елена. – Кто он в России – брат императрицы, которая и сама крепко держит государственные вожжи в своих руках… И кто он в Сербии – представитель могущественнейшей державы мира для политиков и дипломатов, герой и образец для подражания для военных, а также залог того, что к любому нападению на Сербию Россия отнесется как к нападению на саму себя. Но кем буду я сама при таком муже – безвольной марионеткой, которая должна исполнять все его желания, или женщиной, с устремлениями которой можно и нужно считаться?»
Пытаясь найти опору хоть в ком-то из близких, Елена решила переговорить с милым братцем Джорджи, который относился к сестре с истинно братской любовью. Местом для этого разговора она выбрала парк при королевском дворце. Брат и сестра прогуливающиеся по его дорожкам, не вызывали у сторонних наблюдателей ничего, кроме чувства умиления. Одетый в офицерский мундир красавчик Джорджи, о котором вздыхают многие признанные красавицы, и невзрачная как гадкий утенок Елена, в белом платье с зонтиком от солнца. О чем они могут говорить – наверняка о какой-нибудь ерунде, которой забиты головы почти всех молодых людей… Но внешнее впечатление было обманчивым: молодое поколение Карагеоргиевичей обсуждало вопросы, напрямую касающиеся будущего самой Сербии.
Пока Елена, нервно крутя в руках зонтик, излагала опасения по поводу своего жениха, Георгий внимательно слушал, склонив к ней голову.
– Знаешь что, сестрица, – произнес он, когда Елена закончила свои пространные речи, – ты во всем права, и в то же время ошибаешься. Разумеется, ты права в том, что отнюдь не твои личные достоинства, милая мордашка и ладная фигура подвигли старину Мишкина на это сватовство. Тут ты права все на сто процентов[22]. Вы с ним до первой встречи друг для друга выглядите как две абстракции, а не как живые люди. Неправа ты в другом. Твой жених не стремится к власти, потому что это совсем не в его стиле. Он служит своей стране и своему народу – так же, как мы с тобой служим Сербии, просто у Михаила это получается лучше, чем у нас. Да-да. Если он женится на тебе и останется жить в Белграде, то так будет лучше для нашей страны, поскольку два старых вурдалака – Франц-Иосиф и Абдул-Гамид – будут постоянно лицезреть у себя под носом его тяжелый кулак.
– Так, значит, это политический брак? – тихо спросила Елена.
– Разумеется, – так же тихо ответил Георгий, – ведь и ты не девица-белошвейка, а сербская принцесса, которая ответственна перед своей страной. Но, если ты заметила, несмотря на особые обстоятельства, ни наш ПаПа, ни другие официальные лица не проявляют по поводу этого брака навязчивой настойчивости. И дело даже не в том, что этот брак им не особо нужен, а в том, что твой жених сразу заявил, что не потерпит, если к тебе будет проявлено какое-либо принуждение или даже излишняя настойчивость. Мол, он считает себя не вправе решать твою судьбу и хочет, чтобы ты приняла окончательное решение только после того, как вы с ним встретитесь и составите личное впечатление друг о друге…
– Да? – спросила Елена, – а скажи, милый Джорджи, откуда ты все это знаешь?
– Об этом мне поведал уже известный тебе полковник Баев – давеча я имел с ним весьма обстоятельную беседу… – ответил Георгий. – Как оказалось, первоначально это была идея даже не твоего жениха, а господина Димитриевича, чтоб ему пусто было. И подхватил эту мысль злого гения нашей семьи русский князь-консорт Новиков, который совершенно искренне переживает, что его друг, дожив почти до тридцати лет, до сих пор не женат. А ты, получается, пара соответствующего ему положения: не разведенная, без особых внешних недостатков и дурных привычек. Именно потому это сватовство и одобрила императрица Ольга – она ведь тоже очень переживает за своего брата. И это тоже факт…
– Димитриевич… – задохнулась от ужаса Елена, – да как же так! Да еще этот господин Баев, с которым ты разговаривал! Мне кажется, он даже еще более страшный человек, чем тот самый «злой гений нашей семьи».
– Господин Баев страшен только для врагов, – веско сказал Георгий, – и для таких оболтусов как Димитриевич-Апис. Со мной он разговаривал серьезно – как один взрослый человек с другим взрослым человеком, и не стал скрывать от меня ничего, в том числе историю моей жизни в их мире. Знаешь, Елена, после разговора с этим человеком у меня с души упал камень. Жизнь моя была не самой простой и легкой, но я не совершал недостойных поступков и мне нечего стыдиться. Стыдно должно быть господину Димитриевичу и нашему брату Александру, если он вообще способен испытывать это чувство…
Некоторое время брат и сестра задумчиво молчали, потом Елена спросила:
– Джорджи, скажи, а ты бы мог добровольно отказаться от власти, как это сделал мой жених Михаил, уступив трон собственной сестре?
– Власть? – переспросил тот, – а что это такое? У кого в нашей стране есть власть? Быть может, у нашего отца? Нет у него власти, и не предвидится. На царствование его пригласили, а вот ключи от власти отдать забыли. Настоящая власть – у таких как Димитриевич. Но это неправильная власть, можно сказать, нечистая, потому что власти не может быть без ответственности за ее применение, а эти господа, даже имея возможность решить любой вопрос, все равно продолжают напускать на себя тайну. А втайне делаются только грязные дела. Ну и потом, власть власти рознь. Одни берут ее для себя, чтобы сытно есть и сладко спать, а другие делают все для блага своей страны. Так вот, я из вторых. Если я увижу, что так будет лучше для Сербии, то уступлю власть тебе, сестрица – и можешь не бояться, что твой муж попытается отобрать ее у тебя, скорее, он встанет рядом с тобой плечо к плечу, как его друг господин Новиков стоит рядом с русской императрицей Ольгой. В этом ты сможешь на него рассчитывать.
– Спасибо на добром слове, Джорджи, – сказала Елена, – но неужели ты думаешь, что я когда-нибудь стану королевой?
– Станешь-станешь, – произнес Георгий, – как любит говорить господин Баев – при всем богатстве выбора другой альтернативы нет. Нашему отцу можем наследовать либо я, либо Александр, либо ты. Наш брат скрытен и паталогически лжив, а посему допускать его к власти считается нежелательным – и поэтому в случае моего отказа на первый план выходишь ты.