Немного помолчав, Георгий добавил:
– Окончательное решение я приму только после того, как вы с Михаилом поженитесь – и то если увижу, что из вас вышла счастливая пара. Только в таком случае я тут же отрекусь от престола в твою пользу и стану твоим верным слугой, ведь твое счастье для меня важнее всего. Наверно, я сумбурно выразился…
– Да нет, Джорджи! – воскликнула Елена и на ее лице вспыхнула улыбка, превратившая «гадкого утенка» в ослепительную красавицу, – ты выразился вполне ясно. Спасибо тебе за поддержку, братец, и должна сказать, что я тоже надеюсь, что у тебя все будет хорошо. А сейчас оставь меня, пожалуйста, наедине с моими мыслями. Единственное, что меня пугает – это господин Димитриевич. Он способен все испортить на ровном месте…
– О Димитриевиче ты, сестрица, можешь не беспокоиться, – глухо ответил Георгий, – господин Баев заверил меня, что русская императрица не одобрит никакого его вмешательство в это дело и этого неодобрения он просто не переживет. Но главное заключается в том, что об этом предупрежден сам господин Димитриевич. И это правильно. Ведь он интригует, шпионит, убивает и мошенничает не ради денег и даже не ради власти, а потому что таким дурацким образом пытается принести пользу нашей Сербии – а такая цель достойна всяческого уважения и одобрения, не могут быть одобрены только методы, которыми он ее добивается.
На этом Георгий отвесил сестре поклон и, развернувшись на каблуках, зашагал прочь. Елена же медленно пошла дальше по парковой дорожке, по пути отчаянно пытаясь привести мысли в порядок.
5 мая 1907 года, утро. Литерный поезд Санкт-Петербург – Одесса, салон-вагон, окрестности станции Невель.
Великий князь Михаил и полковник Рагуленко (для друзей – Слон, для подчиненных – герр Оберст).
Стучат колеса по стыкам рельс, и каждый такой «тудух-тудух» приближает литерный поезд к конечной точке, городу Одессе. Состав только что миновал узловую станцию Невель, и теперь набирает ход, наверстывая пятнадцать минут стоянки, которая была необходима, чтобы железнодорожники заменили паровоз, а вдоль поезда прошлись обходчики, проверяя состояние колесных пар и тормозных букс. И в то же время персонал вагона-ресторана, а также камердинеры, ординарцы и прочие денщики, получили возможность пробежаться по привокзальным лавкам, пополняя запас самых необходимых вещей, расходующихся в дороге с невероятной скоростью. Неприлично важному господину самому бегать за папиросами, спичками и круглыми жестяными коробками мятных монпасье для угощения дам.
Правда, этот литер был не такой как обычно, ибо ехал в нем Великий князь Михаил Александрович, знаменитый своими спартанскими нравами, а также команда силовой поддержки, состоящая из офицеров армии, морской пехоты и Службы Имперской Безопасности. Офицеры в невысоких чинах – от подпоручиков до штабс-капитанов, молодые, дерзкие, агрессивные (и среди них двадцатипятилетний поручик Борис Шапошников) – и над ними дядькой командир запасной (учебной) бригады морской пехоты гвардии полковник Рагуленко по прозвищу герр Оберст. Черта вам лысого, товарищ Слон, а не отставку. Желали патриотически воспитывать юношество – нате вам. Командир запасной бригады – тоже важная должность. Ваша задача – подготовка кадрового унтер-офицерского и фельдфебельского состава не только для корпуса морской пехоты, но и для смежных родов войск: гренадеров, егерей и штурмового спецназа Имперской Безопасности.
Кроме того, младшие офицеры указанных родов войск (и не только) проходят в этой запасной бригаде курсы повышения квалификации, где их учат, что на поле боя делать следует и что категорически запрещено. К чему вкладывать в обучение офицерского корпуса серьезные деньги, если в течение месяца-двух от начала боевых действий всех господ офицеров банально перестреляют, потому что они из чувства ложно понятого героизма не будут «кланяться» пулям. Вот этих-то «повышающих квалификацию» и сгребли на помощь Великому Князю Михаилу Александровичу, назначив в начальники самого оберста Слона. К поездке в братскую Сербию в качестве сопровождения одного из самых знаковых членов императорской фамилии (помимо самой императрицы), господа офицеры отнеслись с восторгом и, можно сказать, энтузиазмом.
А вот сам полковник Слон вспомнил, что однажды они с Великим князем Михаилом в сопровождении похожей спецкоманды уже ехали в поезде по выжженной Маньчжурской степи. И вот теперь они снова они сидели в вагоне-ресторане только вдвоем (завтрак у господ офицеров закончился полчаса назад) пили чай и вели неспешную беседу. Михаил, оставаясь наедине с офицерами из будущего, чувствовал себя в положении «без галстуков», понимая, что эти не предадут и не продадут. Все сказанное в этой компании останется между ними и не уйдет ни к какому третьему человеку. А за окном мелькали елки-елки-елки-елки, в отдельных особо избранных местах сменяясь березовыми рощами и сосновыми борами. Чем дальше на юг мчался поезд, тем явственней вступала в свои права весна. Поэтому и разговор как-то незаметно свернул с воспоминаний о былых битвах на будущие матримониальные планы Великого Князя, которые еще только предстояло осуществить.
– Понимаешь, Слон, – говорил Великий князь, – что-то мне сейчас как-то не по себе. У меня ощущение, будто я не еду свататься к сербской принцессе, а иду по этапу на каторгу…
– Нормальное ощущение, – кивнул полковник Рагуленко, – вон, некоторые особо свободолюбивые особы, бывает, даже бегут куда глаза глядят прямо из-под венца. И страдают этим не только невесты, которых выдают замуж за нелюбимых, но и женихи, не желающие связывать себя узами Гименея.
– Да неважно, чего я там желаю или не желаю… – отмахнулся Великий князь от слов старого приятеля. – Все – и МаМа, и Ольга, и даже Александр Владимирович с Павлом Павловичем – настаивают на этом браке. И ведь я понимаю, что они совершенно искренне желают мне добра, но при этом все они имеют в виду, что этот брак должен принести благо не только мне лично, но прежде всего России в целом. Вот я и думаю, чего тут больше – политики или все желания видеть меня женатым человеком?
– Миш, – сказал полковник, разбулькивая по рюмкам коньяк, – ты это… прими на грудь писят грамм, чтобы глупые мысли не лезли в умную голову, а я тебе все объясню. Вот твоя сестра, богоданная нам государыня-императрица – дай Бог-то ей большого здоровья и долгих лет царствования – как ты думаешь, у нее брак счастливый или нет?
Великий князь принял коньяк, зажевал его ломтиком лимона и утвердительно махнул головой.
– Конечно, счастливый, – сказал он, – когда она смотрит на своего Сашку, то аж светится. Если Петр Ольденбургский был для Ольги египетской казнью, и нечеловеческой мукой, то ныне, оказавшись замужем за полковником Новиковым, она испытала прямо противоположные чувства.
– Вот! – поднял вверх палец полковник Рагуленко. – А ведь первоначально это тоже планировался своего рода брак с интересом по расчету. Павел Павлович начал делать из твоей сестры будущую императрицу, и чтобы этот процесс прошел правильно, было необходимо устроить ее личную жизнь наилучшим способом, с кем-нибудь из наших единомышленников. А то обычно противоборство дневной и ночной кукушек ничем хорошим не кончается. А все началось с того, что у Командира[23] возникло вполне обоснованное желание найти Петра Ольденбургского и по-простонародному набить ему морду лица. Не за то, что тот педик, нет. А за то, что этот гад вполне осознанно, из садистского каприза, ломал жизнь ни в чем не повинной молодой девушке. И твоя сестра почувствовала этот искренний порыв и потянулась к Командиру сначала как к защитнику и утешителю, а тот отнесся к ней вполне по-рыцарски. В итоге мальчик с девочкой договорились, что будут дружить и ходить парой под ручку. Этот путь к счастливой семье они проходили шаг за шагом навстречу друг другу – и вместе с тем затурканная девчонка под воздействием уроков Павла Павловича и дружбы с Дашей Спиридоновой превращалась в будущую железную императрицу…
– Вообще-то, – сказал Великий князь, – защитниками и утешителями для Ольги должны были быть мы с Ники, как ее старшие братья, но мы пошли на поводу у Маман, которая решила, что так будет лучше для всех. Вот и сейчас опять почти то же самое…
– Слышь, Миш, – сказал полковник Рагуленко, разливая по второй, – а ты в курсе, что еще три года назад, перед самой своей свадьбой, Командир имел серьезный разговор с твоей маман и настоятельно попросил ее прекратить брачные танцы вокруг твоей персоны?
– Сказать честно, Слон, впервые об этом слышу, – ответил Великий князь. – Однако я ничуть не удивлен. Александр Владимирович всегда был мне хорошим другом. Тем удивительнее мне его позиция сейчас, когда он целиком и полностью поддержал идею женить меня на сербской принцессе Елене…
– Э нет, – покачал головой полковник, – сейчас совсем не то же самое, что тогда. Если бы невесту тебе искала твоя маман, то получилось бы, возможно, даже хуже, чем в первый раз у государыни Ольги. По крайней мере, Петр Ольденбургский в силу своих особенностей не настрогал ей кучу детей с врожденными уродствами.
– Постой, Слон, ты о чем? – недоуменно спросил Великий князь. – При чем тут дети с уродствами?
– Действительно, – пожал плечами полковник Рагуленко, – психические отклонения, безволие и, с позволения сказать, малосильность могут быть еще хуже. А если серьезно, то разве не видно, что правящие фамилии Европы, большие и маленькие, в течение последних поколений вырождаются все быстрее? Я тут почитал перед этой поездкой кое-что… Вот мы с тобой будем проезжать через Болгарию. У тамошнего князя Фердинанда ныне покойная жена была из Бурбонов. Ее родители приходились друг другу недопустимо близкими родственниками, совпадая между собой на семь восьмых, да и папаша княгини в пятом поколении вместо тридцати двух предков имел всего шестнадцать. В результате из двенадцати детей этой парочки один родился мертвым, двое умерло в младенчестве, шестеро оказалось слабоумными, и только трое получились нормальными. В других правящих семьях, быть может, такого кошмара и нет, но все равно их количество ограничено и правят они очень давно, так что успели перемешаться между собой до полной однородности. А это означает вырождение. Вы, Романовы, со времен царя Петра одной ногой стоите в Европе, приискивая там себе невест. Пока Бог в