[29] из католичества в православие. Но, к сожалению, такие моменты у хозяина Болгарии бывали нечасто. В основном он ощущал себя отставным австрийским офицером, поставленным править чуждой ему страной. Иногда это чувство становилось таким сильным, что он даже начинал репрессии против пророссийски настроенного болгарского офицерства, чиновников и интеллигенции. Народ притеснять при этом никто не собирался. Во-первых – черный люд пророссийский поголовно. Во-вторых – если весь народ посадить в тюрьму или изгнать, то князю просто будет нечего кушать… или вообще в лесах и горах заведутся злые пророссийские четники-повстанцы – и тогда Фердинанду хоть беги из Болгарии.
Одним словом, Михаила ему пришлось принять без посторонних свидетелей, один на один. Да и нет сейчас в Болгарии никого хотя бы с сопоставимым статусом, кого во время такой встречи Фердинанд мог бы поставить рядом с собой. Сын-наследник Борис – несовершеннолетний, жена Мария Луиза Бурбон-Пармская – умерла, мать Клементина Орлеанская – тоже умерла… вот и приходилось отдуваться в гордом одиночестве.
И вот входит Великий князь Михаил. Красавец – рослый, грудь колесом, и видно, что это не подбой под мундир из ваты, а все свое, тугое и перекатывающееся при каждом движении. Вошел, посмотрел на Фердинанда сверху вниз – так, как энтомолог смотрит на редкое чешуекрылое, и после положенных официальных приветствий говорит вежливо по-французски, как и положено воспитанному человеку:
– Очень хорошо, что мы с вами встретились наедине, потому что у меня к вам есть поручение от моей сестры и государыни, Всероссийской Императрицы Ольги Александровны.
После этих слов Фердинанд преизрядно струхнул. Мало ли что на Михаиле не видно никакого оружия: сейчас свернет шею напрочь как кутенку – вон он какой здоровый! – и тем самым выполнит поручение своей государыни. Ощущения того, что он лишний на этом празднике жизни, стали возникать у Фердинанда уже давно, то теперь они оформились в стопроцентную уверенность.
– Слушаю вас, – сказал болгарский князь и бочком-бочком стал сдвигаться в сторону больших двухстворчатых дверей, распахнув которые, можно будет позвать на помощь.
– Государыня Ольга поручила мне предложить вам политическую сделку, – сказал Великий князь Михаил, как бы ненароком сдвигаясь так, чтобы отрезать Фердинанду путь к спасению.
«Ну да, – подумал Фердинанд, – знаем мы ваши сделки. Небось, вам нужен мой свежий труп в обмен на дружественный нейтралитет Болгарии…»
Впрочем, вслух эти слова не прозвучали, а гость из России продолжил:
– Должен поставить вас в известность о том, что, так как турецкий султан Абдул-Гамид не выполнил ни одного условия, поставленного перед Османской империей Берлинским трактатом, то на переговорах между Россией, Англией и Францией достигнуто политическое решение о безоговорочной денонсации этого документа. В связи с этим Наша Государыня-Императрица Ольга Александровна предлагает вам свое содействие в восстановлении границ Болгарии в соответствии с Сан-Стефанским мирным договором, гарантию обеспечения полной независимости Болгарии, а также титул суверенного монарха, царя-объединителя, в обмен на вашу последующую добровольную абдикцию – ну, скажем, по состоянию здоровья, – при том, что престол перейдет вашему сыну Борису, а вы удалитесь на отдых в родной Кобург.
– Что?! – вмиг взвился Фердинанд, покраснев как помидор. – Да как вы смеете, мальчишка?!
– Не забывайтесь, Фердинанд – кто вы и кто я! – ледяным тоном произнес Великий князь Михаил. – Я, представитель древней династии, которой скоро исполнится триста лет, сам, добровольно, отказался от власти в стране, занимающей одну шестую часть суши, потому что моя сестра может сделать эту работу лучше меня! А вы – первый и, может быть, последний в своем роду князь Болгарии, которую на глобусе можно целиком закрыть ногтем большого пальца…
Болгарский князь побледнел и, отступив на шаг назад, уперся спиною в стену. Разъяренный Михаил Романов – это зрелище, способное испугать и человека с гораздо более сильными нервами.
– Ну, хорошо, – примиряющим тоном сказал Фердинанд, – я прошу прощения за несдержанность. Но все равно – нет, нет, и еще раз нет! Я не поступлюсь своими правами даже в пользу своего сына…
– Не смею уговаривать, – прервал болгарского князя брат русской императрицы, – счастливо оставаться. Последствия вашего отказа не замедлят воспоследовать, ждите.
И с этими словами, развернувшись кругом через левое плечо, он покинул залу, где проходила встреча, и было слышно, как он спускается по парадной лестнице, звякая шпорами и стуча по ступенькам каблуками кавалерийских сапог. Фердинанд успел подбежать к окну, чтобы увидеть (а скорее, услышать), как, провожая гостя, охраняющие дворец солдаты Софийского полка берут винтовки «на караул».
– Ты все равно ничего не докажешь! – сходя с ума от злобы, прошептал болгарский князь, сжимая кулаки.
В этот момент он жалел, что не может приказать своим людям схватить этого наглеца и посадить в тюрьму, потому что такой шаг болгарского правителя не только вызовет возмущение в самой Болгарии, но, самое главное, даст русской царице повод свергнуть его вооруженной рукой своих полков. В этом Фердинанд был прав; ошибался он в том, что Михаил не сможет ничего доказать. Наивный чукотский мальчик… Вполне себе компактный диктофон из будущего во внутреннем кармане и миниатюрный микрофон, выведенный в петлицу мундира, зафиксировали этот разговор во всех подробностях, разве что кроме летящих во все стороны брызг слюны князя Фердинанда. Всей этой хитрой техникой из двадцать первого века Великого Князя перед отъездом в балканский вояж снабдил канцлер Одинцов.
Материал для болгарского общества, больного двумя вещами: объявлением полной независимости от Турции, а также присоединением к Болгарии Фракии и Македонии – получился абсолютно токсичным для князя Фердинанда. Теперь предстояла вторая часть процесса, подразумевающая, что выработанные фекальные массы необходимо слить в средства массовой информации, и для этого в отеле «Болгария» Великого Князя Михаила уже ожидали корреспонденты ведущих болгарских газет. Торопясь в Белград, брат русской императрицы не собирался надолго задерживаться в Софии и собирался проделать все как можно скорее, пока конечный продукт жизнедеятельности болгарского князя еще не остыл.
Полчаса спустя. Болгария. София. Королевский (президентский) номер в Гранд-отеле «Болгария».
От княжеского дворца до гранд-отеля «Болгария» пешком идти не более четверти часа. Но Михаилу пришлось соблюдать этикет – то есть сесть в экипаж, объехать площадь Князя Александра I по кругу и степенно выйти у входа в отель. В роскошном номере, предназначенном для царствующих особ (иначе опять же было бы невместно) его уже ждали корреспонденты крупнейших болгарских газет и неизменный оберст Слон, в отсутствие Великого князя разогревавший шакалов пера рассказами о растущей мощи стремительно меняющейся Российской Империи.
– Господа! – стремительно войдя, сказал Великий князь, внутри себя буквально пылающий от едва сдерживаемой ярости, – я собрал вас для того, чтобы поделиться новостью, которая должна была буквально перевернуть жизнь Болгарии. Но приношу свои извинения за то, что сенсации не случилось. Увы. Государыня-императрица попросила меня сделать Фердинанду Саксен-Кобургскому два предложения из разряда тех, от которых не принято отказываться, но ваш князь оказался даже большим засранцем, чем считалось ранее. Впрочем, сейчас вы сами все услышите.
С этими словами он вытащил из внутреннего кармана кителя прямоугольную коробочку диктофона и, аккуратно отсоединив микрофонный проводок, положил прибор на стол. Щелчок клавиши воспроизведения – и помещение заполнил отчетливый звук шагов Великого Князя, поднимающегося по парадной лестнице княжеского дворца… Корреспонденты, увидавшие это чудо техники, подались к нему как железные опилки к магниту, поначалу даже не обращая особого внимания на звуки, издаваемые этим устройством. И лишь потом, когда из динамика раздался голос князя Фердинанда, внимание представителей прессы переключилось на смысл произносимых слов. Французский язык, на котором и шла беседа, из приглашенных корреспондентов знали все. Некоторые из присутствующих учились в Сорбонне, а остальные считали, что не смогут называться образованными людьми, если не будут понимать разговор на «парижской мове». Это был своего рода признак, отличающий элиту от простонародья. Всего несколько фраз – спокойно-чеканных у эмиссара русской императрицы и истерично-визгливых у болгарского князя Фердинанда – и настроение собравшихся кардинально изменилось.
– Ваше Императорское Высочество! – опережая всех прочих, почти выкрикнул сухощавый молодой человек в очках. – Я Атанас Колев, корреспондент газеты «Державен Вестник». Скажите, ваша императрица и в самом деле собиралась стать гарантом полного суверенитета нашей страны и восстановления целостности болгарского народа, даже если ради этого придется воевать с Австро-Венгрией или Турцией?
– Разумеется, господин Колев, – ответил Великий князь, – все предложения, которые я сделал вашему князю от имени моей императрицы, при его согласии были бы осуществлены в полном объеме. Мы же не какие-нибудь демократы или либералы, чтобы ляскать языком только ради красного словца. Если что-то было сказано, то это обязательно будет сделано, даже если для этого потребуется применить силу оружия.
– Ваше Императорское Высочество, – произнес крепкий мужчина в штатском костюме, с отчетливой военной выправкой и пронзительным взглядом голубых глаз. – Я Иван Маринов, корреспондент газеты «Болгарска армия». Скажите, и что вы собираетесь делать теперь, после того, как князь Фердинанд отверг ваше предложение?
– А почему мы должны что-то делать? – удивился Великий князь, – это ваша страна, ваш князь Фердинанд, ваша, черт побери, независимость, ваши соплеменники-болгары, стонущие под злобным турецким игом. Это болгарский народ должен решать, что надо делать в тот момент, когда его князь отказался действовать во благо своей стране.