– Ну, я не знаю… – растерянно пролепетала Елена, – но могу сказать, что расторгать помолвку или добиваться развода я не буду ни при каких обстоятельствах. Это точно.
– Я говорю тебе это для того, чтобы ты заранее понимала, на что идешь, – вымолвил Георгий. – Я не хочу видеть свою единственную сестру несчастной и пытаюсь заранее предусмотреть все варианты.
– Нет, братец, – твердо сказала Елена, – сначала я познакомлюсь со своим женихом, а потом приму окончательное решение, и ты меня с него, пожалуйста, не сбивай. Ведь замуж я выхожу не за короля, принца или князя, а за человека, и именно человеческая сущность меня в нем интересует больше всего. А сейчас, мой милый братец, пожалуйста, меня оставь. Спасибо тебе за этот разговор, но мне надо еще как следует подумать перед завтрашним днем.
– Хорошо, Елена, – сказал Георгий, – я пойду. Но и ты смотри внимательно. Не прогадай.
13 мая 1907 года, полдень. Поезд София – Белград, вагон первого класса, купе Великого князя Михаила.
Отправляясь из Софии в Белград, Великий князь Михаил, по своему обыкновению, выкупил для себя и сопровождающих офицеров целый вагон первого класса. Не литер, предназначенный для особо комфортного путешествия высокопоставленных персон, но что-то достаточно близкое к тому. Оберст Слон и Великий князь снова очутились в одном купе и получили возможность беспрепятственно вести конфиденциальные разговоры. Посторонних в вагоне просто не имелось, а соседние купе занимали сотрудники Имперской Безопасности, в обязанности которых как раз и входило обеспечение охраны высокопоставленного путешественника. Раскачивался вагон, стучали по стыкам рельс колеса – и под эти звуки два человека в купе вели свой разговор.
Тут надо сказать, что Великий князь уехал из Софии в преизрядном смущении. Когда он разговаривал с предводителем толпы, никто в спину его не толкал и советы на ухо не шептал. Уж очень сильно он был тогда зол на князя Фердинанда, обозвавшего его мальчишкой. Но вот последствия нескольких публично сказанных фраз привели Михаила в ужас и недоумение. Князь Фердинанд не только слетел со своего трона, но и потащил за собой сына, что было совсем не обязательно. Политическая схема – стройная, но химеричная из-за своей труднореализуемости – вдруг начала оживать, наполняясь реальными действиями. Как и предсказывал оберст Слон, все слои общества отказали своему князю в преданности; земля под его ногами разверзлась – и он кувырком полетел в тартарары. Но одно дело – слушать рассуждения о возможности таких событий и совсем другое – наблюдать их собственными глазами.
– Но почему, Слон? – спросил Великий князь, едва поезд тронулся и здание Софийского вокзала поплыло назад. – Почему никто не вступился за Фердинанда, и даже солдаты его личного полка вели себя так, как будто происходящее их ни в коей мере не касается?
– Что ж, попробую пояснить, – сказал полковник Рагуленко. – С одной стороны, тут сыграл роль мусорный политический рейтинг претерпевшего абдикцию князя. Нельзя плевать в колодец и надеяться, что вода в нем останется полезной для здоровья. С другой стороны, имеет место четкая, я бы даже сказал, ювелирная, работа наших спецслужб, продирижировавших этим представлением от начала до конца. И вы, Миша, тоже весьма грамотно им подыграли, публично подтвердив официальную версию – и после этого детронизация князя Фердинанда стала неизбежной. Ведь одно дело, когда о чем-то пишут газеты, и совсем другое, когда о том же заявляет официальное лицо в вашем статусе, каждое слово которого считается истиной в последней инстанции.
– Но почему никто не встал на сторону свергаемого монарха? – нервно произнес Великий князь, – ни в этом народном собрании, ни среди офицеров армии или полиции? Ведь все эти люди приносили своему князю присягу верности и должны были предотвратить его детронизацию, а вместо того они просто бездействовали, позволив событиям идти своим чередом…
– Государство – это очень точный механизм, – назидательно произнес полковник Рагуленко, – и любая присяга, связывающая между собой подданного и сюзерена, явно или неявно подразумевает обоюдные обязательства. Особенно это относится к монарху, избранному на трон тайным голосованием коллегии выборщиков, а не получившему власть по наследству. Фердинанд своим поступком разорвал эту связь с максимально большим количеством своих подданных, которые, получив из ваших уст подтверждение написанному в газетах, сочли свою присягу более недействительной. Мы с вами об этом уже говорили. Кроме того, насколько я понял из объяснений местных товарищей, в последнее время Народно-Либеральную партию, имевшую большинство в местном парламенте и поддерживавшую князя Фердинанда, сотрясали коррупционные скандалы, из-за чего ее предводители уже не чувствовали за собой морального права возвысить свой голос в защиту свергаемого. То есть возвысить свой голос они бы смогли, только их вряд ли кто-нибудь бы послушал. Более того, наши товарищи, готовившие эту операцию, сработали чисто: никто не погиб и не был ранен, да и князя тоже даже не побили, а посадили в поезд и выдворили из страны в… Турцию. Прямо не переворот, а какой-то карнавал или индийское кино. Все пляшут и поют, а главный злодей строит коварные планы.
– В таком случае что же, по-вашему, случится дальше? – спросил Михаил.
– А дальше начнутся импровизации, – после некоторых раздумий ответил полковник Рагуленко. – Исходя из того, что я знаю о государыне, Павле Павловиче и Командире (прочих персон в расчет не берем), детронизации всей династии Саксен-Кобург-Готских не планировалось. Править после свергнутого отца должен был малолетний сын Фердинанда Борис, опекаемый регентским советом. Такую операцию провернуть и проще и быстрее; если бы Фердинанд не вякнул, что заберет всех своих детей с собой, то все формальности передачи власти завершились бы в тот же день. Не надо распускать парламент, объявлять выборы и исполнять прочие танцы с саблями. И вот что еще немаловажно: если бы планировалась не просто отставка князя Фердинанда, а свержение династии, то вас бы прямо предупредили о необходимости в ближайшее время сесть на болгарский трон. По моему глубочайшему убеждению, никто из перечисленных мною людей не стал бы утаивать от вас такие особенности предстоящего визита в Софию.
– Да, – подтвердил Великий Князь, – никто из тех, кто принимает в России решения подобного уровня, не стал бы мне лгать или утаивать информацию. Будем считать, что за Бориса Фердинанд отрекся только по собственной инициативе, под влиянием внутреннего импульса и раздражения на предавшую его страну.
– А страна имеет по этому поводу прямо противоположную точку зрения, – сказал полковник Рагуленко. – Впрочем, все кончилось хорошо, а не так как, в Сербии, и не так, как в нашем прошлом в России. Все живы, а бывший князь Фердинанд имеет возможность вернуться в Кобург и жить в свое удовольствие.
– Да, – согласился Великий Князь, – это единственный светлый момент во всей этой истории. Я понимаю, что детронизация князя Фердинанда проводилась в интересах Российской Империи, и в то же время не могу полностью одобрить такой образ действий.
Немного подумав, Михаил добавил:
– Я знаю об этой своей двойственности, и именно поэтому уступил императорский пост Ольге. Уж у нее-то, если так будет надо для России, рука не дрогнет свергнуть хоть Фердинанда, хоть Эдуарда, хоть Вильгельма. Но при этом должен сказать, что у меня усилились опасения оказаться на болгарском троне против своей воли. Как ты думаешь, насколько вероятен вариант, когда это великое народное собрание выкрикнет именно мое имя?
– Это будет более чем вероятно в том случае, если такое решение примут в Петербурге, – ответил полковник Рагуленко. – Но это далеко еще не все самое веселое. Представляю, сколько твоих безработных родственников, ближних и дальних, толпится сейчас в приемной твоей сестры в надежде заполучить должность болгарского князя…
– Да уж, – прыснул смехом Великий Князь, – что есть, то есть. Еще ПаПа говорил, что Романовых стало несколько многовато и нам следовало бы немного поужаться. Чуть больше ста лет назад, во времена прапрадеда Павла Петровича вся династия Романовых состояла только из самого императора, его жены и детей, а сейчас всех и не упомнишь.
– Бездельников, Миш, много, – резюмировал Слон, – а править придется тебе. Готов дать девяносто девять процентов за то, что решение уже принято, и ты от него не отвертишься.
– Но почему именно я? – воскликнул Великий князь Михаил. – Почему не какой-нибудь Гогенцоллерн и не Бурбон?
– Ответ у тебя прямо перед носом, – ответил Слон, – но ты его не видишь. Женитьба болгарского князя, в перспективе царя, на потенциально сербской королеве, приводит нас к ситуации, когда две этих страны оказываются объединенными личной унией. Так в свое время начиналась единая Испания – с брака Кастильской королевы Изабеллы и Арагонского короля Фердинанда. А ведь на тот момент арагонцы и кастильцы были родственными, но разными народами и говорили на родственных, но разных языках, но сейчас почти все их потомки считают себя испанцами. Не думаю, что нечто подобное приходило к нашим интриганам в голову изначально, но теперь, когда забрезжила такая возможность – создать, так сказать, Большую Югославию – они от нее вряд ли откажутся. Вы с Еленой люди молодые и прожить можете очень долго, и есть надежда, что после вашего длинного, и, надеюсь, удачного правления никто и не захочет разнимать единую страну на составные части.
– Да, Слон, – со вздохом сказал Михаил, – думаю, что это будет действительно так. Уверен, что по приезде в Белград меня уже будет ждать телеграмма сестры, повелевающая принять такое предложение сразу после того как оно поступит. И в то же время в Софии господин Баев и его люди уже бегают высунув языки, стараясь устроить все наилучшим образом для того, чтобы болгары выбрали именно мою персону, а не кого-нибудь другого. Да и я после этого разговора с тобой уже смирился со своей судьбой. От чего не уйдешь – так это от нее. Там, в вашем мире, я всю жизнь увертывался от трона, и в результате обманул всех, кто возлагал на меня надежды, и закончил жизнь при дурацкой попытке ограбления двумя обормотами.