Но больше всего меня удивили в императорских апартаментах служанки. Я не могла удержаться от того, чтобы не разглядывать этих прелестных девушек с раскосыми глазами, которые при встрече с нами кланялись на какой-то совершенно особенный манер, складывая под подбородком маленькие ладошки. Я нигде не видела ничего подобного! Казалось, это ожили фарфоровые куколки – настолько нежно и мило они выглядели в своих одеяниях, чем-то похожих на русские сарафаны. Они ходили бесшумно, мелкими шажками, их маленькие губки хранили легкую улыбку; черные их волосы, разделенными пробором и собранные в узел, блестели точно набриолиненные. Они меня просто околдовали, эти чудные азиатки – и я между делом подумала, что в будущем, когда стану королевой, тоже непременно заведу себе точно такую же экзотическую прислугу. Правда, для меня все эти девушки были совершенно на одно лицо… И только цвет сарафана создавал между ними некоторое различие; впрочем, вся их одежда была в пастельных тонах, подчеркивая хрупкость тонких фигурок. И еще почему-то мне показалось, что это не простые горничные и служанки. Нет; эти девушки и молодые женщины бросали на русскую государыню такие взгляды, что становилось понятно – они преданы ей душой и телом[40].
Пока мы шли к неведомой мне тогда цели, государыня бросала на меня пытливые взгляды; очевидно, она примерно догадывалась о моих мыслях. Ей нравилось наблюдать за моей реакцией: в глазах ее лучилась добрая улыбка. Мне, конечно, хотелось задать ей кое-какие вопросы, но я не решалась заговорить, чтобы не прослыть досужей болтушкой, как мои черногорские тетушки, – и я предпочла пока лишь наблюдать, впитывая в себя атмосферу этих покоев, проникаясь тем незримым, что витало в воздухе… Этого тоже требовала моя душа. Ведь я понимала, что русская императрица – это пример для меня, тот образец, на который мне следует равняться, если я хочу быть хорошей королевой и достойной супругой русского Великого князя…
И в самом деле, много мыслей пронеслось в моей голове, пока мы шли по галереям дворца. Все здесь – запахи, звуки, цвета – способствовало некоему расслаблению, когда само собой начинает приходить какое-то осознание, понимание того, что со мной происходит. Происходит – в широком смысле. Ведь еще совсем недавно я и помыслить не могла, что стану невестой Великого князя Михаила, брата русской императрицы… До недавних пор фамилия Карагеоргиевичей среди правящих домов котировалась невысоко. Как любит говорить в похожих случаях военный советник моего будущего мужа, мы были «третий сорт – не брак». И вдруг на нас обратили внимание и признали годными – в полном соответствии с той истиной, что однажды последние станут первыми, а первые… последними. А все это налагает на меня огромную ответственность. И теперь, идя рука об руку с государыней Ольгой по ее дворцу, я окончательно и бесповоротно осознала, что отныне я уже никогда не буду прежней. Я стану сильной, решительной и умной. Я буду хорошей поддержкой для своего супруга, и вместе мы будем помогать пришельцам из будущего устраивать мир таким образом, чтобы всюду царили доброта, справедливость и порядок… Впрочем, не знаю, может быть, точнее было бы выразиться, что это пришельцы из будущего помогают НАМ делать наш мир добрее и чище… При этом, однако, они же готовы убить любого, кто будет им в этом мешать… Но мне кажется, что это неважно. Бесспорно одно: пришельцы уже неразрывно связаны с нами, они часть нашего мира, а мы с ними – одно целое.
В душе моей расцветали цветы и звучала торжественная музыка. Несомненно, все было бы совсем, совсем по-другому, не явись эти люди в наш мир. Как бы тогда сложилась моя судьба? Возможно, совсем неудачно. Ведь я так мало об этом знаю. Из разговоров Михаила с моим братом и других источников мне больше известно о том, в какое чудовище превратился Александр, стремясь к неограниченной власти, и как страдал от его происков Джорджи. Я как-то стеснялась об этом спрашивать, считая, что для этого еще настанет определенное время. Но задавать такие вопросы сейчас мне показалось бестактным. Лучше подождать удобного момента и спросить кому-нибудь из пришельцев, с которым я смогу разговаривать с полной откровенностью.
И ведь какая удача, что мы с Михаилом пришлись по душе друг другу! Не иначе, это провидение Божье. Я чувствую, что буду счастлива, имея его в супругах. Ах, еще эти намеки государыни Ольги… Она так смела, так уверенна в себе. Как замечательно пользоваться ее расположением и иметь с ней искреннюю дружбу! Вот сейчас она с загадочным видом ведет меня вглубь своих апартаментов… Что же ждет меня в конце нашего пути? Некий важный разговор или какой-нибудь сюрприз? Как волнительно и… восхитительно! Восхитительно то, что грозную императрицу Ольгу очень скоро я смогу с полным правом назвать своей милой сестрицей… Представляю, что скажут мои черногорские тетушки! Только тетя Елена замужем за итальянским королем и потому имеет самодостаточное положение, а вот мужья Милицы и Станы, как и они сами, никогда не были на хорошем счету у государыни Ольги. Михаил говорил, что его сестра на дух не переносит этих безмозглых тараторок, которых зовут в Зимний Дворец только по большим праздникам. Представляю, каким злобным шипением они встретят мое замужество… Им самим достались Великие князья второго сорта без всяких жизненных перспектив, а моим мужем будет брат императрицы и будущий болгарский князь.
Личные апартаменты государыни, через которые мы с Ольгой идем в сопровождении первой статс-дамы Дарьи Михайловны Одинцовой, посещаются только весьма ограниченным кругом лиц, к которым их хозяйка испытывает приязнь и душевную близость. Почему-то мне сразу становится ясно, что первая статс-дама и ближайшая подруга государыни происходит из пришельцев. Есть нечто такое в ее облике, во взгляде… нечто неуловимое, но такое, чего нет в обычных, в «наших» женщинах. И еще – ее стать, движения. Ничего нарочитого, принужденного. Заметно, что ее грация естественна, а тело ее – крепкое и гибкое, как у гимнаста, это чувствуется даже несмотря на очень женственный наряд. Сама госпожа Одинцова, помимо статуса своего мужа, имеет в местном обществе такое же положение, какое графиня Воронцова-Дашкова имела при Екатерине Великой. К моему удивлению, помимо обязательного портрета императрицы, на зеленом платье молодой женщины были прикреплены русские и иностранные ордена. Еще по рассказам Михаила я знаю, что в ридикюле, что висит на ее руке, скрывается пистолет Браунинга, из которого она в случае необходимости готова застрелить любого, кто вызовет неудовольствие ее царственной подруги.
Но вот мы, кажется, и пришли. Я с нескрываемым любопытством осматриваю комнату, в которую ввела меня Ольга. Здесь стоит крутящееся кресло какой-то необычной конструкции, столик с множеством баночек и флаконов… С первого взгляда мне сразу стало понятно, что это место предназначено для наведения красоты. Именно здесь, очевидно, по утрам работает личный куафер Ольги, готовящий ее к очередному дню, который ей предстоит провести в образе Матери Отечества. Но зачем сюда привели меня? Загадка… Впрочем, все загадки рано или поздно находят свою разгадку, и остается лишь этого дождаться.
– Дарья! – негромко говорит Ольга. – Из нашей невесты-принцессы необходимо сделать настоящую королеву, поэтому зови сюда Арину и У Тян. У них сегодня будет немало работы. А ты, Елена, садись в кресло и ничего не бойся. Мои девочки не кусаются.
Я, повинуясь, опускаюсь в это уютное и мягкое кресло, которое обнимает меня со всех сторон. По отражению я вижу, что в комнате появляются две девушки: русская и кореянка, чем-то неуловимо похожие друг на друга.
– Девочки, – говорит императрица, ласково глядя на меня в зеркале. – Сделайте из моей гостьи такую красавицу, чтоб она одновременно являлась образцом вкуса и умеренности, и в то же время чтобы вдовствующая императрица Мария Федоровна во время встречи от изумления не могла вымолвить ни слова.
Потом она подходит совсем близко ко мне и, склонившись к моему уху, тихо добавляет:
– Должна же моя маман знать, какое сокровище досталось в жены ее сыну… Да и Мишкину тоже будет неплохо увидеть свою невесту в истинном свете, а то о ее уме он уже осведомлен, а о красоте – еще нет.
3 июня 1907 года. Санкт-Петербургская губерния, спецдача СИБ.
Молодая богатая вдова, аргентинская графиня Мария Луиза Изабелла Эсмеральда де Гусман, в прошлой жизни еврейка Дора Бриллиант, бывшая революционерка, террористка и жертва режима.
Чем дольше я училась в той «школе», в которую меня определил меня господин Мартынов, тем больше размывались сами основы моей личности. Сначала я говорила себе, что делаю все это ради моего еще не рожденного ребенка, потом, когда малыш Алекс уже родился – ради того, чтобы его оставили со мной, а не отправили в сиротский приют. Но потом день уходил за днем и месяц за месяцем, а я становилась все меньше похожей на Дору Бриллиант и все больше на графиню Марию де Гусман. Эта фальшивая личность аргентинской аристократки заполняла мое существо, и иногда мне даже начинало казаться, что моя старая знакомая Дора Бриллиант давно умерла, а я – совсем не она, ибо мои новые привычки и убеждения во всем противоречат ее сущности.
К ужасу своей предыдущей личности, под влиянием уроков хранителей я изменилась настолько, что сама стала охранительницей. И, более того, время от времени встречаясь с господином Мартыновым, Мария де Гусман стала вожделеть этого наглого красавчика. Образ Алексея (Покотилова), да и самой Доры Бриллиант, бледнел и размывался в моей памяти. Они оба были несчастными неудачниками: он взорвался на собственной бомбе, она – сгинула в подземельях новой Тайной Канцелярии. Народ, ради которого они отдали свою жизнь, даже не узнал о их смерти. На устах у народа находилась императрица Ольга, мать Отечества, защитница сирых и убогих. Народ радуется, когда нищета сменяется бедностью, а тех, кто вообще потерял всякие законные средства к существованию (вроде просящих милостыню сирот) пристраивают на казенный кошт в специальные заведения военизированного типа: суворовские корпуса – для мальчиков, и екатерининские – для девочек. И некоторые из этих учреждений курирует именно наша организация.